Антология - Серебряный век. Лирика
«Восхи́щенной и восхищенной…»
Восхи́щенной и восхищенной,Сны видящей средь бела дня,Все спящей видели меня,Никто меня не видел сонной.И оттого, что целый деньСны проплывают пред глазами,Уж ночью мне ложиться – лень.И вот, тоскующая тень,Стою над спящими друзьями.
17–19 мая 1920Две песни
IИ что тому костер остылый,Кому разлука – ремесло!Одной волною накатило,Другой волною унесло.Ужели в раболепном гневеЗа милым поползу ползком –Я, выношенная во чревеНе материнском, а морском!
Кусай себе, дружочек родный,Как яблоко – весь шар земной!Беседуя с пучиной водной,Ты все ж беседуешь со мной.
Подобно земнородной деве,Не скрестит две руки крестомДщерь, выношенная во чревеНе материнском, а морском!
Нет, наши девушки не плачут,Не пишут и не ждут вестей!Нет, снова я пущусь рыбачитьБез невода и без сетей!
Какая власть в моем напеве, –Одна не ведаю о том, –Я, выношенная во чревеНе материнском, а морском.
Когда-нибудь, морские струиВыглядывая с корабля,Ты скажешь: «Я любил – морскую!Морская канула – в моря!»
В коралловом подводном древеНе ты ль – серебряным хвостом,Дщерь, выношенная во чревеНе материнском, а морском!13 июня 1920
IIВчера еще в глаза глядел,А нынче – все косится в сторону!Вчера еще до птиц сидел, –Все жаворонки нынче – вороны!
Я глупая, а ты умен,Живой, а я остолбенелая.О вопль женщин всех времен:«Мой милый, что тебе я сделала?»
И слезы ей – вода, и кровь –Вода, – в крови, в слезах умылася!Не мать, а мачеха – Любовь:Не ждите ни суда, ни милости.
Увозят милых корабли,Уводит их дорога белая…И стон стоит вдоль всей земли:«Мой милый, что тебе я сделала?!»
Вчера еще – в ногах лежал!Равнял с Китайскою державою!Враз обе рученьки разжал, –Жизнь выпала – копейкой ржавою!
Детоубийцей на судуСтою – немилая, несмелая.Я и в аду тебе скажу:«Мой милый, что тебе я сделала?!»
Спрошу я стул, спрошу кровать:За что, за что терплю и бедствую?«Отцеловал – колесовать:Другую целовать», – ответствуют.
Жить приучил в самом огне,Сам бросил – в степь заледенелую!Вот что ты, милый, сделал – мне!Мой милый, что тебе – я сделала?
Все ведаю – не прекословь!Вновь зрячая – уж не любовница!Где отступается Любовь,Там подступает Смерть-садовница.
Само – что дерево трясти! –В срок яблоко спадает спелое…– За все, за все меня прости,Мой милый, что тебе я сделала!
24 июня 1920«Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе…»
Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробеНасторожусь – прельщусь – смущусь – рванусь.О милая! – Ни в гробовом сугробе,Ни в облачном с тобою не прощусь.
И не на то мне пара крыл прекрасныхДана, чтоб на сердце держать пуды.Спеленутых, безглазых и безгласныхЯ не умножу жалкой слободы.
Нет, выпростаю руки! – Стан упругийЕдиным взмахом из твоих пелен– Смерть – выбью! Верст на тысячу в округеРастоплены снега и лес спален.
И если все ж – плеча, крыла, коленаСжав – на погост дала себя увесть, –То лишь затем, чтобы смеясь над тленом,Стихом восстать – иль розаном расцвесть!
Около 28 ноября 1920«Знаю, умру на заре! На которой из двух…»
Знаю, умру на заре! На которой из двух,Вместе с которой из двух – не решить по заказу!Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!
Пляшущим шагом прошла по земле! – Неба дочь!С полным передником роз! – Ни ростка не наруша!Знаю, умру на заре! – Ястребиную ночьБог не пошлет по мою лебединую душу!
Нежной рукой отведя нецелованный крест,В щедрое небо рванусь за последним приветом.Про́резь зари – и ответной улыбки прорез…Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!
Москва,декабрь 1920«Ты пишешь перстом на песке…»
Ты пишешь перстом на песке,А я подошла и читаю.Уже седина на виске.Моя голова – золотая.
Как будто в песчаный сугробГлаза мне зарыли живые.Так дети сияющий лобНад Библией клонят впервые.
Уж лучше мне камень толочь!Нет, горлинкой к воронам в стаю!Над каждой песчинкою – ночь.А я все стою и читаю.
1920Маяковскому
Превыше крестов и труб,Крещенный в огне и дыме,Архангел-тяжелоступ –Здорово, в веках Владимир!
Он возчик, и он же конь,Он прихоть, и он же право.Вздохнул, поплевал в ладонь:– Держись, ломовая слава!
Певец площадных чудес –Здорово, гордец чумазый,Что камнем – тяжеловесИзбрал, не прельстясь алмазом.
Здорово, булыжный гром!Зевнул, козырнул – и сноваОглоблей гребет – крыломАрхангела ломового.
18 сентября 1921«Здравствуй! Не стрела, не камень…»
Здравствуй! Не стрела, не камень:Я! – Живейшая из жен:Жизнь. Обеими рукамиВ твой невыспавшийся сон.
Дай! (На языке двуостром:На! – Двуострота змеи!)Всю меня в простоволосойРадости моей прими!
Льни! – Сегодня день на шхуне,– Льни! – на лыжах! – Льни! – льняной!Я сегодня в новой шкуре:Вызолоченной, седьмой!
– Мой! – и о каких наградахРай – когда в руках, у рта:Жизнь: распахнутая радостьПоздороваться с утра!
25 июня 1922Минута
Минута: ми́нущая: минешь!Так мимо же, и страсть и друг!Да будет выброшено ныне ж –Что завтра б – вырвано из рук!
Минута: мерящая! МалостьОбмеривающая, слышь:То никогда не начиналось,Что кончилось. Так лги ж, так льсти ж
Другим, десятеричной кориПодверженным еще, из делНе выросшим. Кто ты, чтоб мореРазменивать? Водораздел
Души живой? О, мель! О, мелочь!У славного Царя ЩедротСлавнее царства не имелось,Чем надпись: «И сие пройдет» –
На перстне… На путях обратныхКем не измерена тщетаТвоих Аравий циферблатныхИ маятников маята?
Минута: мающая! МнимостьВскачь – медлящая! В прах и в хламНас мелящая! Ты, что минешь:Минута: милостыня псам!
О как я рвусь тот мир оставить,Где маятники душу рвут,Где вечностью моею правитРазминовение минут.
12 августа 1923«Рас-стояние: версты, мили…»
Рас-стояние: версты, мили…Нас рас-ставили, рас-садили,Чтобы тихо себя велиПо двум разным концам земли.
Рас-стояние: версты, дали…Нас расклеили, распаяли,В две руки развели, распяв,И не знали, что это – сплав
Вдохновений и сухожилий…Не рассо́рили – рассори́ли,Расслоили…Стена да ров.Расселили нас как орлов –
Заговорщиков: версты, дали…Не расстроили – растеряли.По трущобам земных широтРассовали нас как сирот.
Который уж, ну который – март?!Разбили нас – как колоду карт!
24 марта 1925Сергей Есенин (1895–1925)
«Гой ты, Русь моя родная…»
Гой ты, Русь моя родная,Хаты – в ризах образа…Не видать конца и края –Только синь сосет глаза.
Как захожий богомолец,Я смотрю твои поля.А у низеньких околицЗвонно чахнут тополя.
Пахнет яблоком и медомПо церквам твой кроткий Спас.И гудит за косогоромНа лугах веселый пляс.
Побегу по мятой стежкеНа приволь зеленых лех,Мне навстречу, как сережки,Прозвенит девичий смех.
Если крикнет рать святая:«Кинь ты Русь, живи в раю!»Я скажу: «Не надо рая,Дайте родину мою».
1914«Не бродить, не мять в кустах багряных…»
Не бродить, не мять в кустах багряныхЛебеды и не искать следа.Со снопом волос твоих овсяныхОтоснилась ты мне навсегда.С алым соком ягоды на коже,Нежная, красивая, былаНа закат ты розовый похожаИ, как снег, лучиста и светла.Зерна глаз твоих осыпались, завяли,Имя тонкое растаяло, как звук,Но остался в складках смятой шалиЗапах меда от невинных рук.В тихий час, когда заря по крыше,Как котенок, моет лапкой рот,Говор кроткий о тебе я слышуВодяных поющих с ветром сот.Пусть порой мне шепчет синий вечер,Что была ты песня и мечта,Все ж, кто выдумал твой гибкий стан и плечи –К светлой тайне приложил уста.Не бродить, не мять в кустах багряныхЛебеды и не искать следа.Со снопом волос твоих овсяныхОтоснилась ты мне навсегда.
«Я покинул родимый дом…»
