Алексей Апухтин - Полное собрание стихотворений

Между 1873 и 1875

«В уютном уголке сидели мы вдвоем…»

М. Д. Жедринской

В уютном уголке сидели мы вдвоем,В открытое окно впивались наши очи,И, напрягая слух, в безмолвии ночномЧего-то ждали мы от этой тихой ночи.

Звон колокольчика нам чудился порой,Пугал нас лай собак, тревожил листьев шорох…О, сколько нежности и жалости немой,Не тратя лишних слов, читали мы во взорах!

И сколько, сколько раз, сквозь сумрак новых лет,Светиться будет мне тот уголок уютный,И ночи тишина, и яркий лампы свет,И сердца чуткого обман ежеминутный!

24 августа 1874

Рыбница

Венеция

В развалинах забытого дворцаВодили нас две нищие старухи,И речи их лилися без конца.«Синьоры, словно дождь среди засухи,Нам дорог ваш визит; мы стары, глухиИ не пленим вас нежностью лица,Но радуйтесь тому, что нас узнали:Ведь мы с сестрой последние Микьяли.

Вы слышите: Микьяли… Как звучит!Об нас не раз, конечно, вы читали,Поэт о наших предках говорит,Историк их занес в свои скрижали,И вы по всей Италии едва лиНайдете род, чтоб был так знаменит.Так не были богаты и могучиНи Пезаро, ни Фоскари, ни Пучи…

Ну, а теперь наш древний блеск угас.И кто же разорил нас в пух? Ребенок!Племянник Гаэтано был у нас,Он поручён нам был почти с пеленокИ вырос он красавцем: строен, тонок…Как было не прощать его проказ!А жить он начал уже слишком рано…Всему виной племянник Гаэтано.

Анконские поместья он спустил,Палаццо продал с статуями вместе,Картины пропил, вазы перебил,Брильянты взял, чтоб подарить невесте,А проиграл их шулерам в Триесте.А впрочем, он прекрасный малый был,Характера в нем только было мало…Мы плакали, когда его не стало.

Смотрите, вот висит его портретС задумчивой, кудрявой головою;А вот над ним – тому уж много лет –С букетами в руках и мы с сестрою.Тогда мы обе славились красою,Теперь, увы… давно пропал и следОт прошлого… А думается: всё жеНа нас теперь хоть несколько похоже.

А вот Франческо… С этим не шути,В его глазах не сыщешь состраданья:Он заседал в Совете десяти,Ловил, казнил, вымучивал признанья,За то и сам под старость, в наказанье,Он должен был тяжелый крест нести:Три сына было у него, – все троеУбиты в роковом Лепантском бое.

Вот в мантии старик с лицом сухим –Антонио… Мы им гордиться можем:За доброту он всеми был любим,Сенатором был долго, после дожем,Но, ревностью, как демоном, тревожим,К жене своей он был неумолим!Вот и она, красавица Тереза:Портрет ее – работы Веронеза –

Так, кажется, и дышит с полотна…Она была из рода Морозини…Смотрите, что за плечи, как стройна,Улыбка ангела, глаза богини,И хоть молва нещадна, – как святыни,Терезы не касалася она.Ей о любви никто б не заикнулся,Но тут король, к несчастью, подвернулся.

Король тот Генрих Третий был. О немВ семействе нашем памятно преданье,Его портрет мы свято бережем.О Франции храня, воспоминанье,Он в Кракове скучал, как бы в изгнанье,И не хотел быть польским королем.По смерти брата, чуя трон побольше,Решился он в Париж бежать из Польши.

Дорогой к нам Господь его привел.Июльской ночью плыл он меж дворцами,Народ кричал из тысячи гондол,Сливался пушек гром с колоколами,Венеция блистала вся огнями.В палаццо Фоскарини он вошел…Все плакали: мужчины, дамы, дети…Великий государь был Генрих Третий!

Республика давала бал гостям…Король с Терезой встретился на бале.Что было дальше – неизвестно нам,Но только мужу что-то насказали,И он, Терезу утопив в канале,Венчался снова в церкви Фрари, там,Где памятник великого Кановы…Но старику был брак несчастлив новый».

И длился об Антонио рассказ,О бедствиях его второго брака…Но начало тянуть на воздух насИз душных стен, из плесени и мрака…Старухи были нищие, однакоОт денег отказались, и не разНам на прощанье гордо повторяли:«Да, да, – ведь мы последние Микьяли!»

Я бросился в гондолу и велелКуда-нибудь подальше плыть. Смеркалось…Канал в лучах заката чуть блестел,Дул ветерок, и туча надвигалась.Навстречу к нам гондола приближалась,Под звук гитары звучный тенор пел,И громко раздавались над волнамиЗаветные слова: dimmi che m’ami.[72]

Венеция! Кто счастлив и любим,Чья жизнь лучом сочувствия согрета,Тот, подойдя к развалинам твоим,В них не найдет желанного привета.Ты на призыв не дашь ему ответа,Ему покой твой слишком недвижим,Твой долгий сон без жалоб и без шумаЕго смутит, как тягостная дума.

Но кто устал, кто бурей жизни смят,Кому стремиться и спешить напрасно,Кого вопросы дня не шевелят,Чье сердце спит бессильно и безгласно,Кто в каждом дне грядущем видит ясноОдин бесцельный повторений ряд,–Того с тобой обрадует свиданье…И ты прошла! И ты – воспоминанье!..

Когда больная мысль начнет вникатьВ твою судьбу былую глубже, шире,Она не дожа будет представлять,Плывущего в короне и порфире,А пытки, казни, мост Dei Sospiri[73] –Всё, всё, на чем страдания печать…Какие тайны горя и изменыХранят безмолвно мраморные стены!..

Как был людьми глубоко оскорблен,Какую должен был понесть потерю,Кто написал, в темнице заключенБез окон и дверей, подобно зверю:«Спаси, Господь, от тех, кому я верю,–От тех, кому не верю, я спасен!»Он, может быть, великим был поэтом,–История твоя в двустишье этом!

Страданья чашу выпивши до дна,Ты снова жить, страдать не захотела,В объятьях заколдованного сна,В минувшем блеске ты окаменела:Твой дож пропал, твой Марк давно без дела,Твой лев не страшен, площадь не нужна,В твоих дворцах пустынных дышит тленье…Везде покой, могила, разрушенье…

Могила!., да! Но отчего ж поройТы хороша, пленительна, могила?Зачем она увядшей красотойЗабытых снов так много воскресила,Душе напомнив, что в ней прежде жило?Ужель обманчив так ее покой?Ужели сердцу суждено стремиться,Пока оно не перестанет биться?..

Мы долго плыли… Вот зажглась звезда,Луна нас обдала потоком света;От прежней тучи нет теперь следа,Как ризой, небо звездами одето.«Джузеппе! Пеппо!» – прозвучало где-то…Всё замерло: и воздух и вода.Гондола наша двигалась без шума,Налево берег Лидо спал угрюмо.

О, никогда на родине моейВ года любви и страстного волненьяНе мучили души моей сильнейТоска по жизни, жажда увлеченья!Хотелося забыться на мгновенье,Стряхнуть былое, высказать скорейКому-нибудь, что душу наполняло…Я был один, и всё кругом молчало…

А издали, луной озарена,Венеция, средь темных вод белея,Вся в серебро и мрамор убрана,Являлась мне как сказочная фея.Спускалась ночь, теплом и счастьем вея;Едва катилась сонная волна,Дрожало сердце, тайной грустью сжато,И тенор пел вдали: «О, sol beato»[74]…

1874