Владимир Маяковский - Том 13. Письма, наброски и другие материалы

[1922]

Беседа с сотрудником газеты «Бiльшовик». Положение ЛЕФА в СССР*

1924 год дал точную картину стратегии и тактики борьбы на фронте коммунистической культуры.

Группа Леф объединилась с группой «Октябрь»* (Московская ассоциация пролетарских писателей).

Фронт направлен против академизма + попутчики, «Круг» и, отчасти, журнал «Красная новь».

Хотя группа академиков + попутчиков и меняет вехи («марксистская» платформа), однако формально «метод обработки» остается старый (революционный — в смысле тем, консервативный — в смысле формальной обработки слова).

Работа Лефа, кроме теоретического обоснования (см. журнал «Леф» номера 1, 2, 3, 4), работы производственного характера, переведена на создание продукции массового потребления.

ЛИТО: Поэты — Маяковский, Асеев, Третьяков и молодняк Лефа проводят словесную обработку чисел + обработку слова на темы сегодняшнего технико-хозяйственного производства ВСНХ (читай поэму Маяковского «Памятник курским рабочим»*).

ИЗО: Работа на государственных фабриках полиграфического производства, тяжелой индустрии. Рекламный характер работы: обложки книг «даже для сочинений тов. Луначарского». Рекламные плакаты для государственных трестов (см. последние страницы «Красной нивы», «Огонька»), коробки папирос + конфетные коробки (Моссельпром).

ТЕО: Работа координируется с ЛИТО. Работает над обработкой слова для агитационного зрелища т. Третьяков — пьесы «Слышишь, Москва», «Противогазы»*, в теамонтажной обработке І Рабочего театра «Пролеткульт», лефрежиссера т. Эйзенштейна.

Консервативная часть российских поэтов в большинстве знает украинскую поэзию как поэзию времени Шевченко. Не так знает украинскую поэзию ассоциация Леф.

Для поэтов, которые объединяются вокруг журнала «Леф», известны имена новых украинских поэтов Семенко, Шкурупия, Слесаренко. Правда, полного знания еще нет, их знают только лишь как талантливых панфутуристов*, но из-за того, что российский Леф до сего времени не наладил связи с Укрлефом, поэтическая суть перечисленных поэтов в Москве еще достаточно не выяснена.

«Семафор у майбутне», «Катафалк мистецтва» и «Жовтневий збірник» мне доводилось читать (правда, я украинский язык знаю очень плохо). Опять-таки повторяю, что этими изданиями интересуется только Леф.

В конце т. Маяковский сообщил, что, прибыв в Киев, он имеет задание от Лефа РСФСР войти в контакт с Аспанфутом для налаживания постоянной связи. Поэтому Маяковский уже имел свидание с т. Семенко и в среду назначено пленарное заседание Ассоциации* панфутуристов с участием Маяковского.

[1924]

Беседа с сотрудником одесской газеты «Известия»*

Приехавший в Одессу поэт Владимир Маяковский, глава Левого фронта искусств, в беседе с нашим сотрудником так определяет очередные задачи современного течения в искусстве, известного под словом «Леф»:

Революция переместила театр наших критических действий. Старая наша тактика определяется лозунгом 1912 г.:

«Сбросить Пушкина, Достоевского* и Толстого с парохода современности».

Классики национализировались. Они считались незыблемым абсолютным искусством и давили все новое. Для народа — классики обычная учебная книга.

Эти книги не хуже и не лучше других. Мы можем приветствовать их, как помогающие безграмотным учиться на них. Мы лишь должны в наших оценках устанавливать правильную историческую перспективу.

Но мы всеми силами будем бороться против перенесения методов работы мертвых в сегодняшнее искусство.

Мы будем бороться против спекуляции мнимой понятностью, близостью нам маститых, против преподнесения в книжках молоденьких и молодящихся пыльных классических истин.

Мы будем бить в оба бока тех, кто со злым умыслом идейной реставрации приписывает акстарью действенную роль в «сегодня», тех, кто проповедует внеклассовое, всечеловеческое искусство, тех, кто подменяет диалектику художественного труда метафизикой пророчества и жречества.

Мы будем бить в один эстетический бок тех, кто рассматривает труднейшую работу искусства только как свой отдых, тех, кто неизбежную диктатуру вкуса заменяет учредиловским лозунгом общей элементарной понятности, тех, кто оставляет лазейку искусства для идеологических излияний о вечности и душе.

Наш лозунг: стоять на глыбе слова «мы» среди моря свиста и негодования, для того чтобы с радостью растворить маленькое «мы» искусства в огромном «мы» коммунизма.

Мы боролись со старым бытом.

Мы будем бороться и с остатками этого быта в «сегодня».

Раньше мы боролись с быками буржуазии. Мы эпатировали желтыми кофтами и размалеванными лицами.

Теперь мы боремся с жертвами этих быков в нашем советском строе.

Наше оружие — пример, агитация и пропаганда.

Вы спрашиваете, какие новости в области левого фронта искусств?

Вот они:

Сергей Третьяков издает книгу «Итого». Он выехал в Пекин, куда приглашен в университет в качестве профессора по кафедре истории российской литературы ввиду большого интереса к России.

Николай Асеев выпускает в Госиздате книгу стихов и пишет для Лефа поэму*.

Н. Чужак пишет статьи, но с момента ухода его из Лефа* он значительно потускнел.

О. Брик, один из главных участников левого фронта, пишет новый роман и ряд статей по вопросам искусства, а также является председателем Института художественной культуры. Совместно с Маяковским редактирует журнал «Леф».

Готовится 5-я книжка «Лефа», посвященная Ленину*, в которой будет напечатан рассказ И. Бабеля*.

Маяковский готовит к печати книгу стихов* «Памятник рабочим Курска», собирается написать ряд произведений для театра и в скором времени отправляется в кругосветное путешествие*, имея приглашение читать стихи и лекции в Америке. В берлинском издательстве РСФСР выпущена книжка «Маяковский для голоса»* (конструкция художника Лисицкого), являющаяся исключительной по технике выполнения графического искусства.

[1924]

Из беседы с сотрудником «Ле журналь литерер»*

— Что я думаю о французской литературе в целом? Ничего. О современной литературе? Ничего. Я не говорю по-французски и мне очень трудно иметь мнение на этот счет. Конечно, я читал переводы. Я преклоняюсь перед великой французской литературой, я восхищен ею и я молчу.

Наиболее характерный французский писатель? Раньше я считал, что Верлен. Теперь я не знаю.

Бесполезно долго говорить о французских влияниях в России. Это ведь слишком известно и изучено. Я думаю, что вообще литературные тенденции этих двух стран противоположны. Русские символисты отступили перед французами, повторением которых они были. Футуризм пришел как протест. Он абсолютно независим от всякого иностранного влияния. Он развился параллельно итальянскому футуризму, и только. Что касается меня, я познакомился с французской литературой в 1912-13 гг., в то время, когда…

— Когда Ваш талант уже сформировался.

— Незнание французского языка мешает мне сказать что-либо о современном состоянии французской литературы. Декаданс ли это, или ренессанс? Если судить об этом по живописи, которую я больше в состоянии понять, то французское искусство последнего десятилетия остается на месте. Повинны в этом условия… словом, не будем говорить, это скорее вопрос политики, чем литературы.

Если я так быстро перехожу с одного вопроса на другой, то это оттого, что очень трудно говорить на такие обширные темы, соображая все на месте. Вы схватили меня за горло, не известив предварительно. Извинитесь за меня перед читателями «Журналь литерер», если я говорю глупости; это преступление не предумышленное.

Я остановлюсь больше на отношениях, которые я хотел бы видеть установленными между французской и русской литературами. С начала войны у нас получали очень мало французских книг, после революции всякие отношения прекратились. Теперь они немного восстанавливаются, но их необходимо организовать. Переводят то, что попадается, и чаще всего нападают на плохие книги. Несколько хороших произведений, переведенных в последние годы, прошли незамеченными. Я видел переводы «Атлантиды»*, «Доногоо-Тонка»*, два различных издания «Моники Лербье»* и др. Мы не знаем почти ничего, и все-таки мы больше осведомлены о французской литературе, чем французы о нашей. Что они знают? Толстого, Достоевского, Горького. Мы в России не остановились на Викторе Гюго. Достоевский для нас это прошлое. И тем не менее мы имеем прекрасную литературу, это не литература академиков-эмигрантов. Это новое поколение поэтов (Пастернак, Асеев) и прозаиков (Бабель). Французы не подозревают об этом.