Чёрный снег: война и дети - Коллектив авторов
на противоположном берегу.
И парни расходились удручённо,
поняв, что не помогут кулаки.
А самая красивая девчонка
Егору говорила у реки:
– Егор Заречный,
дружок сердечный!..
На свадьбе до утра кричали: «Горько!»,
и вся деревня пьяною была.
Но вот и боевая гимнастёрка
на плечи на Егоровы легла.
… И много было споров-разговоров,
и снова были слёзы солоны,
когда Егор Егорович Егоров
вернулся, весь израненный, с войны:
– Егор Заречный,
солдат увечный…
Течёт река. Вдали стучит моторка.
И кажется, что лету нет конца.
А у реки живёт другой Егорка,
во всём пока похожий на отца.
Он на реке с восхода до заката
бросает серебристую блесну.
И снова деревенские ребята
июльскую пугают тишину:
– Егор Заречный,
сверчок запечный!..
Из варяг – в греки
Из морей – в реки,
из варяг – в греки
на ладьях узких
вдоль земель русских.
Дальний путь долог.
Лёгким будь, волок!
Выйди, день, светлым,
а не дождь с ветром!
Молодой викинг,
грусть за борт выкинь!
Но расправь плечи —
надо жить легче!
Ударяй гребью
По волне-гребню,
По речной сини —
Изо всей силы.
Упадут брызги
в камышах близких,
где грозней тучи
дремлет царь щучий,
где, к беде чутки,
повели утки
всех утят в заводь
обучить плавать…
Вот и лоб – потный,
вот и ход – полный,
и второй зá день
поворот сзади.
Схватишь шест острый —
оттолкнёшь oстров,
распахнёшь ворот,
обомрёшь – город!
«Светлая берёзовая рощица…»
Светлая берёзовая рощица
на краю Синявинских болот
то зелёным знаменем полощется,
то осенним пламенем цветёт.
Вспять летит обочина шоссейная —
редко здесь машины тормозят.
Зёрнами железными засеяна
эта роща много лет назад.
Здесь вода в траншеях ржавых копится.
Здесь птенцы проклюнутся не вдруг.
Здесь пройдёт грибник —
и стрелка компаса
бешено замечется вокруг.
Н. Н. Сотников
Он всё равно шагает по Москве!
– Ура! Завтра идём в кино! В нашем классе деньги сдавать на билеты мне. Договорённость в кинотеатре «Балтика» о таком большом культпоходе имеется! Наш старший пионервожатый Коля уже обо всём договорился…
Коля – это я: у нас уговор такой был. Младшие классы называли меня на «вы» и Николаем Николаевичем, а средние и старшие – на «ты» и просто Колей.
Учителя и поначалу директор нашей 21-й школы Василеостровского района Ленинграда поначалу не одобряли этой моей инициативы, а потом как-то свыклись, отметив положительные стороны нововведения. Вообще, у нас было много новаторства и необычностей: вместо горна использовали оркестровую трубу (играл на ней весьма умело семиклассник); я носил под пиджак обычный мужской галстук красного цвета, а не традиционный пионерский галстук. Ленинский зал-музей мы оформили как череду кинокадров из истории нашей страны.
Я неуклонно стоял на позициях помощи ребятам, и они (те, что в наши годы были помладше, а потом подросли) через несколько лет писали вольное сочинение… обо мне, в сочинениях этих обыгрывалось моё имя: «Наш Коля». Я этим до сих пор горжусь.
Шли мы, не толпясь (а нас было человек триста!), пионерские классы – с отрядными флажками, шли непринуждённо, но чинно. Готовились к поклассному (от пятого до восьмого) обсуждению киноновинки. А новинкой в тот день кинопоказа был фильм по сценарию Геннадия Шпаликова «Я шагаю по Москве».
Ребята были уже немного кинофицированы. Вообще, в нашей школе в целом стал преобладать литературно-художественный уклон, и на её базе проводились общерайонные и даже общегородские методические встречи. Самое удивительное (но это уже не чудо, а просто-напросто совпадение), что в том самом классе, где мы проводили наиболее важные и ответственные встречи, спустя десять лет время от времени шли занятия факультета журналистики Ленинградского университета. Мне довелось читать там новый экспериментальный курс лекций по литературно-художественной критике, и я неизменно возвращался к временам своей вожатской юности.
…Обратно (через сеанс) мы возвращались по домам с песней на устах, прямо слетевшей с экрана: «А я иду, шагаю по Москве, и я пройти ещё смогу…» Песня нам очень понравилась, вот к фильму были значительные претензии, к чему ребята были уже подготовлены.
Так в нашу жизнь вошёл киносценарист и поэт Геннадий Шпаликов. Затем к зрителям пришли фильмы, поставленные по его сценариям: «Трамвай в другие города», «Звезда на пряжке», «Застава Ильича» (вышел под названием «Мне двадцать лет»), «Я родом из детства», «Ты и я», «Пой песню, поэт…» (о Сергее Есенине). Приведённые данные неполные. Всё равно это немало! Поэтому говорить о каких-то страшных финансовых затруднениях Шпаликова и тем более крахе не приходится. Это явная легенда.
Что касается Москвы, её Шпаликов несомненно любил (в Ленинград он так и не вписался), хотя действие его единственного авторского фильма «Долгая счастливая жизнь» происходит на берегах Невы.
Какую же Москву любил и воспевал в своих фильмах Шпаликов? Старую, посленаполеоновскую, купеческую с эклек-тивным зодчеством конца XIX – начала XX века? Нет! Прежде всего – Москву 60-х годов. Он и его операторы воистину её опоэтизировали.
Готовя этот текст, я перечитал все доступные для меня стихи, причем не как читатель, а как редактор с полувековым стажем. Каков же вывод?.. Как поэт-профессионал Шпаликов не состоялся. А мог! Некоторые фрагменты поэтических текстов превосходны сами по себе, а стихотворений пятнадцать могли бы войти в антологию, настолько они хороши. А вот в Книгу поэтических книг (по замыслу) Евтушенко ни одного текста Шпаликова не включил, хотя щедро предоставил место тем авторам, которые не доросли даже до многотиражных и муниципальных газет.
Есть ли у Геннадия Шпаликова шедевры в кинодраматургии? Это, несомненно, сценарий киноповести «Девочка Надя, чего тебе надо?» Был бы необычайно честный, насущный и совершенный фильм в случае, если бы ему дали дорогу. Очень высоко надо поставить готовый фильм «Я родом из детства». Всё остальное намного ниже возможного для нашего автора уровня. Проза, киносценарии, стихи, драматургия и дневниковые записи вошли в авторские книги Шпаликова «Я жил
