Генрих Гейне - Стихотворения. Поэмы. Проза
Валькирии
Перевод Л. Гинзбурга
На земле — война… А в тучахТри валькирии летучихДень и ночь поют над ней,Взмылив облачных коней.
Власти — спорят, люди — страждут,Короли господства жаждут.Власть — превысшее из благ.Добродетель — в звоне шпаг.
Гей, несчастные, поверьте:Не спасет броня от смерти;Пал герой, глаза смежив,Лучший — мертв, а худший — жив.
Флаги. Арки. Стол накрытый.Завтра явится со свитойТот, кто лучших одолелИ на всех ярмо надел.
Вот въезжает триумфатор.Бургомистр или сенаторПодлецу своей рукойКлюч подносит городской.
Гей! Венки, гирлянды, лавры!Пушки бьют, гремят литавры,Колокольный звон с утра.Чернь беснуется: «Ура!»
Дамы нежные с балконаСыплют розы восхищенно.И, уже высокочтим,Новый князь кивает им.
Поле битвы при Гастингсе
Перевод А. Блока и Е. Книпович
{67}
Аббат Вальдгэма тяжелоВздохнул, смущенный вестью,Что саксов вождь — король Гарольд —При Гастингсе пал с честью.
И двух монахов послал аббат, —Их Асгот и Айльрик звали, —Чтоб тотчас на Гастингс шли ониИ прах короля отыскали.
Монахи пустились печально в путь,Печально домой воротились:«Отец преподобный, постыла нам жизнь —Со счастием мы простились.
Из саксов лучший пал в бою,И Банкерт смеется, негодный;Отребье норманнское делит страну,В раба обратился свободный.
И стали лордами у насНорманны — вшивые воры.Я видел, портной из Байе гарцевал,Надев злаченые шпоры.
О, горе нам и тем святым,Что в небе наша опора!Пускай трепещут и они,И им не уйти от позора.
Теперь открылось нам, зачемВ ночи комета большаяПо небу мчалась на красной метле,Кровавым светом сияя.
То, что пророчила звезда,В сражении мы узнали.Где ты велел, там были мыИ прах короля искали.
И долго там бродили мы,Жестоким горем томимы,И все надежды оставили нас,И короля не нашли мы».
Асгот и Айльрик окончили речь.Аббат сжал руки, рыдая,Потом задумался глубокоИ молвил им, вздыхая:
«У Гринфильда скалу ПевцовЛес окружил, синея;Там в ветхой хижине живетЭдит Лебяжья Шея.
Лебяжьей Шеей звалась онаЗа то, что клонила шеюВсегда, как лебедь; король ГарольдЗа то пленился ею.
Ее он любил, лелеял, ласкал,Потом забыл, покинул.И время шло; шестнадцатый годТеперь тому уже минул.
Отправьтесь, братья, к женщине той,Пускай идет она с вамиНазад, на Гастингс, — женский взорНайдет короля меж телами.
Затем в обратный пускайтесь путь.Мы прах в аббатстве скроем, —За душу Гарольда помолимся всеИ с честью тело зароем».
И в полночь хижина в лесуПредстала пред их глазами.«Эдит Лебяжья Шея, встаньИ тотчас следуй за нами.
Норманнский герцог победил,Рабами стали бритты,На поле гастингском лежитКороль Гарольд убитый.
Ступай на Гастингс, найди его, —Исполни наше дело, —Его в аббатство мы снесем,Аббат похоронит тело».
И молча поднялась Эдит,И молча пошла за ними.Неистовый ветер ночной игралЕе волосами седыми.
Сквозь чащу леса, по мху болотСтупала ногами босыми.И Гастингса меловой утесНаутро встал перед ними.
Растаял в утренних лучахПокров тумана белый,И с мерзким карканьем вороньеНад бранным полем взлетело.
Там, на поле, тела бойцовКровавую землю стлали,А рядом с ними, в крови и пыли,Убитые кони лежали.
Эдит Лебяжья Шея в кровьСтупала босою ногою,И взгляды пристальных глаз ееЛетели острой стрелою.
И долго бродила среди бойцовЭдит Лебяжья Шея,И, отгоняя воронье,Монахи брели за нею.
Так целый день бродили они,И вечер приближался,Как вдруг в вечерней тишинеУжасный крик раздался.
Эдит Лебяжья Шея нашлаТого, кого искала.Склонясь, без слов и без слез онаК лицу его припала.
Она целовала бледный лоб,Уста с запекшейся кровью,К раскрытым ранам на грудиСклонялася с любовью.
К трем милым рубцам на плече егоОна прикоснулась губами, —Любовной памятью были они,Прошедшей страсти следами.
Монахи носилки сплели из ветвей,Тихонько шепча молитвы,И прочь понесли своего короляС ужасного поля битвы.
Они к Вальдгэму его несли.Спускалась ночь, чернея.И шла за гробом своей любвиЭдит Лебяжья Шея.
Молитвы о мертвых пела она,И жутко разносилисьЗловещие звуки в глухой ночи;Монахи тихо молились.
Карл I
Перевод 3. Морозкиной
{68}
В хижине угольщика корольСидит один, озабочен.Сидит он, качает дитя, и поет,И слушает шорохи ночи.
Баюшки-бай, в соломе шуршит,Блеет овца в сарае.Я вижу знак у тебя на лбу,И смех твой меня пугает.
Баюшки-бай, а кошки нет.На лбу твоем знак зловещий.Как вырастешь ты, возьмешь топор, —Дубы в лесу затрепещут.
Был прежде угольщик благочестив, —Теперь все стало иначе:Не верят и в бога дети его,А в короля тем паче.
Кошки нет — раздолье мышам.Жить осталось немного,Баюшки-бай, обоим нам:И мне, королю, и богу.
Мой дух слабеет с каждым днем,Гнетет меня дума злая.Баюшки-бай, моим палачомТы будешь, я это знаю.
Твоя колыбельная — мне Упокой.Кудри седые срезав,У меня на затылке, — баюшки-бай,Слышу, звенит железо.
Баюшки-бай, а кошки нет.Царство добудешь, крошка,И голову мне снесешь долой.Угомонилась кошка.
Что-то заблеяли овцы опять.Шорох в соломе все ближе.Кошки нет, мышам благодать.Спи, мой палачик, спи же.
Мария-Антуанетта
Перевод Л. Гинзбурга
{69}
Как весело окна дворца ТюильриИграют с солнечным светом!Но призраки ночи и в утренний часСкользят по дворцовым паркетам.
В разубранном павильоне de Flor’Мария-АнтуанеттаТоржественно совершает обрядУтреннего туалета.
Придворные дамы стоят вокруг,Смущенья не обнаружив.На них — брильянты и жемчугаСреди атласа и кружев.
Их талии узки, фижмы пышны,А в ножках — кокетства сколько!Шуршат волнующие шелка.Голов не хватает только!
Да, все — без голов!.. Королева сама,При всем своем царственном лоске,Стоит перед зеркалом без головыИ, стало быть, без прически.
Она, что носила с башню шиньон,И титул которой так громок,Самой Марии-Терезии дочь,Германских монархов потомок, —
Теперь без завивки, без головыДолжна — нет участи хуже! —Стоять среди фрейлин незавитыхИ безголовых к тому же!
Вот — революции горький плод!Фатальнейшая доктрина!Во всем виноваты Жан-Жак Руссо,Вольтер и гильотина!
Но удивительно, странная вещь:Бедняжки — даю вам слово! —Не видят, как они мертвыИ до чего безголовы.
Все та же отжившая дребедень!Здесь всё, как во время оно:Смотрите, как смешны и страшныБезглавые их поклоны.
Несет с приседаньями дама d’atourСорочку монаршей особе.Вторая дама сорочку берет,И приседают обе.
И третья с четвертой, и эта, и таЗнай приседают без лениИ госпоже надевают чулки,Падая на колени.
Присела пятая — подаетЕй пояс. А шестаяС нижнею юбкой подходит к ней,Кланяясь и приседая.
С веером гофмейстерина стоит,Командуя всем парадом,И, за отсутствием головы,Она улыбается задом.
Порой любопытное солнце в окноПосмотрит на все это чудо,Но, старые призраки увидав,Спешит убраться отсюда!
Помарэ
