Владимир Маяковский - Сборники стихотворений

Не вновь,

которым за двадцать, в грозе расти. Нам не с чего

радоваться, но нечего

грустить. Бурна вода истории. Угрозы

и войну мы взрежем

на просторе, как режет

киль волну.

1927

ОБЩЕЕ РУКОВОДСТВО ДЛЯ НАЧИНАЮЩИХ ПОДХАЛИМ

В любом учреждении

есть подхалим. Живут подхалимы,

и неплохо им. Подчас молодежи,

на них глядя, хочется

устроиться

как устроился дядя. Но как

в доверие к начальству влезть? Ответственного

не возьмешь на низкую лесть. Например,

распахивать перед начальством

двери не к чему.

Начальство тебе не поверит, не оценит

энергии

излишнюю трату подумает,

что это

ты

по штату. Или вот еще

способ

очень грубый: трубить

начальству

в пионерские трубы. Еще рассердится:

- Чего, мол, ради ежесекундные

праздники

у нас

в отряде? Надо

льстить

умело и тонко. Но откуда

тонкость

у подростка и ребенка?! И мы,

желанием помочь палимы, выпускаем

"Руководство

для молодого подхалимы". Например,

начальство

делает доклад выкладывает канцелярской премудрости

клад. Стакан

ко рту

поднесет рукой и опять

докладывает час-другой. И вдруг

вопль посредине доклада: - Время

докладчику

ограничить надо! Тогда

ты,

сотрясая здание, требуй:

- Слово

к порядку заседания! Доклад

звезда средь мрака и темени. Требую

продолжать

без ограничения времени! И будь уверен

за слова за эти начальство запомнит тебя

и заметит. Узнав,

что у начальства

сочинения есть, спеши

печатный отчетишко прочесть. При встрече

с начальством,

закатывая глазки, скажи ему

голосом,

полным ласки: - Прочел отчет.

Не отчет, а роман! У вас

стихи бы

вышли задарма! Скажите,

не вы ли

автор "Антидюринга"? Тоже

написан

очень недурненько.Уверен будь

за оценки за эти и начальство

оценит тебя

и заметит. Увидишь:

начальство

едет пьяненький в казенной машине

и в дамской компанийке, Пиши

в стенгазету,

возмущенный насквозь: "Экономия экономии рознь. Такую экономию

высмейте смешком! На что это похоже?!

Еле-еле со службы

и на службу,

таскаясь пешком, начканц

волочит свои портфели", И ты

преуспеешь на жизненной сцене начальство

заметит тебя

и оценит. А если

не хотите

быть подхалимой, сами

себе

не зажимайте рот: увидев

безобразие,

не проходите мимо и поступайте

не по стиху,

а наоборот.

1927

КРЫМ

Хожу,

гляжу в окно ли я цветы

да небо синее, то в нос тебе магнолия, то в глаз тебе

глициния.

На молоко

сменил

чаи в сиянье

лунных чар. И днем

и ночью

на Чаир вода

бежит, рыча. Под страшной

стражей

волн-борцов глубины вод гноят повыброшенных

из дворцов тритонов и наяд. А во дворцах

другая жизнь; насытясь

водной блажью, иди, рабочий,

и ложись в кровать великокняжью. Пылают горы-горны, и море синеблузится. Людей

ремонт ускоренный в огромной

крымской кузнице.

1927

ТОВАРИЩ ИВАНОВ

Товарищ Иванов

мужчина крепкий, в штаты врос

покрепше репки. Сидит

бессменно

у стула в оправе, придерживаясь

на службе

следующих правил. Подходит к телефону

достоинство

складкой. - Кто спрашивает?

- Товарищ тот И сразу

рот

в улыбке сладкой как будто

у него не рот, а торт. Когда

начальство

рассказывает анекдот, такой,

от которого

покраснел бы и дуб,Иванов смеется,

смеется, как никто, хотя

от флюса

ноет зуб. Спросишь мнение

придет в смятеньице, деликатно

отложит

до дня

до следующего, а к следующему

узнаете

мненьице уважаемого

товарища заведующего. Начальство

одно

смахнут, как пыльцу... Какое

ему,

Иванову,

дело? Он служит

так же

другому лицу, его печенке,

улыбке,

телу. Напялит

на себя

начальственную маску, начальственные привычки,

начальственный

вид. Начальство ласковое

и он

ласков. Начальство грубое

и он грубит. Увидя безобразие,

не протестует впустую. Протест

замирает

в зубах тугих. - Пускай, мол,

первыми

другие протестуют. Что я, в самом деле,

лучше других? Тот

уволен.

Этот

сокращен. Бессменно

одно

Ивановье рыльце. Везде

и всюду

пролезет он, подмыленный

скользким

подхалимским

мыльцем. Впрочем,

написанное

ни для кого не ново разве нет

у вас

такого Иванова? Кричу

благим

(а не просто) матом, глядя

на подобные истории: - Где я?

В лонах

красных наркоматов или

в дооктябрьской консистории?!

1927

ПОСМОТРИМ САМИ, ПОКАЖЕМ ИМ

Рабочий Москвы,

ты видишь

везде: в котлах

асфальтное варево, стропилы,

стук

и дым весь день, и цены

сползают товаровы. Союз расцветет

у полей в оправе, с годами

разделаем в рай его. Мы землю

завоевали

и правим, чистя ее

и отстраивая. Буржуи

тоже,

в кулак не свистя, чихают

на наши дымы. Знают,

что несколько лет спустя мы

будем непобедимы. Открыта

шпане

буржуев казна, хотят,

чтоб заводчик пас нас. Со всех сторон,

гулка и грозна, идет

на Советы

опасность. Сегодня

советской силы показ: в ответ

на гнев чемберленский в секунду

наденем

противогаз, штыки рассияем в блеске. Не думай,

чтоб займами

нас одарили. Храни

республику

на свои гроши. В ответ Чемберленам

взлетай, эскадрилья, винтами

вражье небо кроши! Страна у нас

мягка и добра, но землю Советов

не трогайте: тому,

кто свободу придет отобрать, сумеем

остричь

когти.

1927

ИВАН ИВАНОВИЧ ГОНОРАРЧИКОВ

(Заграничные газеты печатают

безыменный протест русских писателей.)

Писатель

Иван Иваныч Гонорарчиков правительство

советское

обвиняет в том, что живет-де писатель

запечатанным ларчиком и владеет

замок

обцензуренным ртом. Еле

преодолевая

пивную одурь, напевает,

склонясь

головой соловой: - О, дайте,

дайте мне свободу слова.Я тоже

сделан

из писательского теста. Действительно,

чего этой цензуре надо? Присоединяю

голос

к писательскому протесту: ознакомимся

с писательским

ларчиком-кладом! Подойдем

к такому

демократично и ласково. С чего начать? Отодвинем

товарища

Лебедева-Полянского и сорвем

с писательского рта

печать. Руки вымоем и вынем

содержимое. В начале

ротика пара

советских анекдотиков. Здесь же

сразу, от слюней мокра, гордая фраза: - Я

демократ! За ней

другая, длинней, чем глиста: - Подайте

тридцать червонцев с листа! Что зуб

то светоч.

Зубовная гниль светит,

как светят

гнилушки-огни. А когда

язык

приподняли робкий, сидевший

в глотке

наподобие пробки, вырвался

визг осатанелый: - Ура Милюкову,

даешь Дарданеллы! И сраэу

все заорали:

- Закройте-ка недра

благоухающего ротика!

Мы

цензурой

белые враки обводим, чтоб никто

не мешал

словам о свободе. Чем точить

демократические лясы, обливаясь

чаями

до четвертого поту, поможем

и словом

свободному классу, силой

оберегающему

и строящему свободу. И вдруг

мелькает

мысль-заря: а может быть,

я

и рифмую зря? Не эмигрант ли

грязный

из бороденки вшивой вычесал

и этот

протестик фальшивый?!

1927

ЧУДЕСА

Как днище бочки,

правильным диском стояла

луна

над дворцом Ливадийским. Взошла над землей

и пошла заливать ее, и льется на море,

на мир,

на Ливадию. В царевых дворцах

мужики-санаторники. Луна, как дура,

почти в исступлении, глядят

глаза

блинорожия плоского в афишу на стенах дворца:

"Во вторник выступление товарища Маяковского". Сам самодержец,

здесь же,

рядом, гонял по залам

и по биллиардам. И вот,

где Романов

дулся с маркерами, шары

ложа

под свитское ржание, читаю я

крестьянам

о форме стихов

и о содержании. Звонок.

Луна

отодвинулась тусклая, и я,

в электричестве,

стою на эстраде. Сидят предо мною

рязанские,

тульские, почесывают бороды русские, ерошат пальцами

русые пряди. Их лица ясны,

яснее, чем блюдце, где надо - хмуреют,

где надо

смеются. Пусть тот,

кто Советам

не знает цену, со мною станет

от радости пьяным: где можно

еще

читать во дворце что?

Стихи!

Кому?

Крестьянам! Такую страну

и сравнивать не с чем,где еще