Лариса Рубальская - Лирика
Ну а дальше все, как бывает всегда и у всех в молодости. Немного вина, конфеты, музыка, поцелуи. Квартира была большой, Таня с Марком довольно скоро удалились в дальнюю комнату. Алька засобиралась домой, Виктор не стал ее задерживать и пошел провожать. Они очень долго сидели на лавочке возле Алькиного дома, болтая обо всем на свете, и Альке было очень хорошо и спокойно. Правда, ток высокого напряжения в этот раз по нервам не шел, даже в тот момент, когда Виктор обнял и долго целовал ее перед тем, как отпустить.
До приезда Главного оставалась неделя, он звонил в редакцию из санатория – Алька слышала, как Валентина разговаривала с ним по телефону, кокетничала вовсю, докладывая о редакционных делах. В какое-то мгновенье Альке безумно захотелось услышать его голос, сказать, что скучает и ждет. Но мгновение скоротечно, оно прошло. А вечером ее уже встречал Виктор с большим букетом осенних астр. И опять немного вина, музыка, поцелуи. Но в этот раз Алька домой не торопилась.
* * *Все ждали Главного. Известный писатель принес новую рукопись и торопил с решением о публикации его романа. Без Евгения Павловича этот вопрос решиться не мог, и редактор отдела прозы боялась, что роман уплывет в другой журнал.
Дела обрушились на Главного прямо с первой минуты. Алька на его этаже не появилась, хоть и знала, что он вернулся. Не увидел он ее и во второй день, не мог же он сам подняться к ней в корректорскую. На третий день он решил устроить общередакционное собрание, причины и повода для которого у него не было.
Алька вошла в кабинет, когда там уже было полно народу. Главный смотрел на нее растерянно и тревожно, говоря при этом какие-то необязательные вещи о редакционных планах. Все его слушали, кто-то что-то говорил.
Алька не смотрела в его сторону, сидела, немного опустив голову. Когда тема была исчерпана, Главный поблагодарил всех за внимание. Народ стал расходиться. Алька рванулась к двери, но услышала его голос: «Александра, останьтесь, пожалуйста, у меня есть к вам вопросы». – Сотрудники переглянулись удивленно – вопросы? У Главного к корректору? Это что-то новенькое. И все ушли.
Король подошел к садовнице, тихонько взял ее за плечи:
– Алечка, я ни о чем тебя не спрашиваю. Я только хочу тебе сказать. Мне кажется, я понимаю: что-то изменилось в твоей жизни в эти дни, и я даже догадываюсь – что. И я знал, что это когда-нибудь обязательно произойдет. Я просто хочу, чтоб ты знала – я очень благодарен небесам за те дни моей жизни, в которых была ты. И я всегда буду их помнить. Будь счастливой, моя любимая.
Садовница повернулась и вышла из кабинета.
Когда Алька с Виктором расписывались, свидетелями у них были Марк и его жена. Таню на свадьбу не позвали. Были причины. Вся редакция за Альку радовалась, все ее поздравляли. Зам главного подарил ей от коллектива вазу.
– Жаль, – сказал он, – Евгений Павлович в больнице – у него язва обострилась, а то бы он вручил вазу сам.
Жемчужина
Где-то на дне моря синегоРакушка жила с жемчугом.Принесли ее волны сильныеНа песчаный пляж вечером.
Луч солнца гаснет на песке,Жемчужина в твоей руке.Ладонь бережно хранит ее огонь.
Где-то в душе горечь копится.Вдруг не стану я нужною?Если любовь наша кончится,В море брошу я жемчужину.
Где-то в горах солнце спрячется.Знаешь, ты не зря веришь мне.Я твоей любви не растратчица,Я любовь храню бережно.
Луч солнца гаснет на песке.Жемчужина в твоей руке.Огонь бережно хранит ее ладонь.
Какое счастье!
Какое счастье быть с тобою в ссоре.От всех забот взять отпуск дня на два,Свободной птицей в голубом простореПарить, забыв обидные слова!
Какое счастье, на часы не глядя,В кафе с подружкой кофе пить, болтать,И на тебя эмоции не тратить,И вообще тебя не вспоминать!
Какое счастье, как бывало раньше,Поймать глазами чей-то взгляд в толпе,И, замирая, ждать, что будет дальше,И ничего не объяснять тебе!
Какое счастье, смазать чуть помаду,И на углу купить себе цветы.Ревнуй, Отелло, так тебе и надо,Все это сам себе устроил ты!
Какое счастье – сесть в троллейбус позднийИ плыть неспешно улицей ночной,И за окном увидеть в небе звезды,И вдруг понять, как плохо быть одной!
Какое счастье поздно возвратиться,Увидев свет, знать – дома кто-то есть,И выйдешь ты, и скажешь – хватит злиться,Я так устал, дай что-нибудь поесть!
Жаль…
Свет звезды проснется в вышине,Звук рояля вздрогнет в тишине.Тихо трону клавиши,И душой оттаявшейТы, быть может, вспомнишь обо мне.
Я почти забыла голос твой,Звук твоих шагов на мостовой,Тихо трону клавиши,И опять ты явишься,Бесконечно близкий и чужой.
ЖальРазбитый хрусталь.Осколки мечтыВ гулком звоне пустоты.Жаль.Чужая печаль,А я на краюЗамерев, одна стою.
Мой рояль, мой нежный, добрый друг!Знаешь ты мелодию разлук.Тихо трону клавиши,И опять ты даришь мнеТех далеких дней забытый звук.
Память-птица крылья распахнет,И свершится музыки полет.Тихо трону клавиши,И тогда узнаешь ты,Чья душа тебя к себе зовет.
Женщина в плаще
Женщина в новом идет плаще.Нет у нее никого вообще.Дочка отдельно живет, замужняя,И мама теперь ей стала ненужною.
Женщина плащ купила дорогой —Может, посмотрит один-другой?Ну, молодой к ней вряд ли подойдет,Но и немолодой ей тоже подойдет.
Женщине сорок, но их ей не дать,Она еще хочет любить и страдать.Она еще, в общем, девчонка в душе,И дело даже не только в плаще.
Она забыла невеселое прошлое,И очень надеется еще на хорошее.Вот тут на днях подкатил «Мерседес»,Правда, дорогу спросил и исчез.
Но мог ведь спросить у кого-то еще?И женщина это связала с плащом.Женщина смотрится в стекла витрин.Ну вот, еще вечер окончен один.
И нет никаких вариантов, хоть плачь,Напрасными были надежды на плащ.Домой одна возвратится опять,Чаю попьет и уляжется спать.
А метеодиктор, смешной человек,Скажет, что завтра в городе снег,И температура минусовая,А кто ж в такую плащи надевает?
И женщина утром наденет пальто.Оно неплохое. Но все же не то.А плащ повесит в шкаф зимовать,Но будет порой его доставать
И думать, что снова настанет весна,И она не будет весь век одна.И кто-то однажды заметит плащ,И зазвучит мендельсоновский марш.
Они будут вместе телек смотреть.Ой, как не хочется ей стареть!Сходить, что ль, к замужней дочке в гости,Отдать ей плащ. Молодая, пусть носит…
В Михайловском
Когда от шума городскогоСовсем покоя нет душе,Полночи поездом до Пскова,И вы в Михайловском уже.
Там мудрый дуб уединенныйШумит листвою столько лет.Там, вдохновленный и влюбленный,Творил божественный поэт.
В аллее Керн закружит ветерБалет оранжевой листвы,И в девятнадцатом столетьеУже с поэтом рядом вы.
Но не спугните, бога ради,Летучей музы легкий след!Вот на полях его тетрадиГоловки чьей-то силуэт.
Слова выводит быстрый почерк,За мыслями спешит рука,И волшебство бесценных строчекЖить остается на века.
А где-то слезы льет в подушкуТа, с кем вчера он нежен был,И шепчет, плача: Саша! Пушкин!А он ее уже забыл.
Уже другой кудрявый генийСпешит дарить сердечный пыл,Их след в порывах вдохновенья —И легкий вздох: – Я вас любил…
Любил, спешил, шумел, смеялся,Сверхчеловек и сверхпоэт,И здесь, в Михайловском осталсяПрелестный отзвук прежних лет.
При чем же бешеные скорости,При чем интриги, деньги, власть?Звучат стихи над спящей СоротьюИ не дают душе пропасть.
Я помню чудное мгновенье!Передо мной явились вы!Но… надо в поезд, к сожаленью, —Всего полночи до Москвы.
Мужская история
Снова осень дворы засыпает,Небо серое смотрится в лужи.Я сегодня один засыпаю,Ты сказала, что так тебе лучше.
Вектор грусти направлен на вечность,Сколько мне суждено, я не знаю,Только кардиограммой сердечнойЯ сегодня врачей напугаю.
Листья кленов ладонь обожгут,Я на грусть эту осень потрачу.Одного я понять не могу,Кто сказал, что мужчины не плачут?
Мы по рюмке с ребятами вмажем,Мы пропьем эту горькую осень.Что со мной, на словах не расскажешь,И ребята поймут, и не спросят.
Ты раскаяньем душу не мучай,Улетай в небо птицею вольной.Я хочу, чтоб тебе было лучше,Как бы мне это ни было больно.
Безумный аккордеон
