Анатолий Железный - Песенная летопись Великой Отечественной войны
О начале их плодотворного содружества Василий Павлович Соловьёв-Седой вспоминал так.
«Я познакомился с ним в Оренбурге (тогда Чкалове) в 1941 году в захудалом скверике с громким названием «Тополя». Он мне сразу понравился, молодой и красивый парень-богатырь.
Таким я представлял себе Добрыню Никитича. Могучие плечи распирали застиранную и выгоревшую гимнастёрку третьего срока носки. Щегольская пилотка чудом сидела на прекрасной чуть вьющейся шевелюре пшеничного цвета. Голубые, добрые, ясные, чуть озорные глаза светились, глядели на собеседника с любопытством и нескрываемым интересом. Если есть любовь с первого взгляда, то это был тот самый случай. Не думал я тогда, не гадал, что этому парню суждено так прочно и навсегда войти в мою жизнь.
На второй день он принёс мне стихотворение, старательно выписанное на листе, вырванном из какой-то амбарной книги. Оно меня сразу обворожило.
Стихи были свежи, трогательны, лишены литературных красивостей или стремления казаться оригинальными. Доверительная интонация, простой русский разговорный язык... Стихи пели, в них уже была мелодия»...
Но песней это стихотворение тогда не стало. Первой совместной работой В. Соловьёва-Седого и А. Фатьянова стал «Марш Южно-Уральского военного округа», сочинённый ими там же в Чкалове по заданию Политуправления.
Затем было ещё несколько песен, широкого распространения не получивших. И, наконец, настал черёд и для песни «На солнечной поляночке».
Это случилось при их очередной встрече в начале 1943 года. Мелодию к песне Соловьёв-Седой сочинил в ритме вальса. Тем, кому он её демонстрировал, она нравилась, а вот сам он чувствовал какое-то неудовлетворение:
«Было в ней что-то, с чем я не вполне был согласен. Мелодия казалась мне расслабленной, нечёткой, и самое главное - не сливалась в единый образ с текстом.
Я отбросил эту музыку и написал новую мелодию».
Новая мелодия была совершенно иного плана, и на этот раз она действительно органично слилась с фатьяновским текстом.
Но не следует забывать, что зачастую успех новой песни в значительной мере зависит и от мастерства её исполнителя, которого вполне можно считать третьим автором. Так вот, этот третий автор нашёлся не сразу.
Песню без особого успеха исполняли разные певцы, но лишь когда её спел по Всесоюзному радио и записал на пластину земляк Соловьёва-Седого, обладатель совершенно замечательного «бархатного» баса Ефрем Флакс, её сразу заметили и полюбили. И это несмотря на то, что композитор писал мелодию для тенора!
Позже песню «На солнечной поляночке» с большим успехом стал исполнять и Георгий Виноградов, и Краснознамённый ансамбль песни и пляски А.В. Александрова и всегда слушатели встречали её с большим энтузиазмом.
Что касается первоначальной, отвергнутой мелодии песни, то она не пропала, а была использована композитором для другой песни на слова поэта С. Фогельсона «Разговор», вошедшей в репертуар таких мастеров песенного искусства, как Георгий Абрамов и Леонид Утёсов.
На солнечной поляночке,Дугою выгнув бровь,Парнишка на тальяночкеИграет про любовь.Про то, как ночи жаркиеС подружкой проводил,Какие полушалки ейКрасивые дарил.
Припев:Играй, играй, рассказывайТальяночка сама,О том, как черноглазаяСвела с ума.
Когда на битву грознуюПарнишка уходил,Он ночью тёмной, звёздноюЕй сердце предложил.В ответ дивчина гордаяШутила, видно, с ним:«Когда вернёшься с орденом,Тогда поговорим!»
Припев.
Боец средь дыма-порохаС тальяночкой дружил,И в лютой битве с ворогомМедаль он заслужил.Пришло письмо летучееВ заснеженную даль,Что ждёт, что, в крайнем случае,Согласна на медаль.
Припев.
ПЕСЕНКА ВОЕННЫХ КОРРЕСПОНДЕНТОВ
муз. М. Блантера, сл. К. Симонова
В январе 1943 года военному корреспонденту Константину Симонову довелось ехать с незнакомым шофером из Краснодара в Ростов-на-Дону.
«Ехали через стык двух фронтов ненаезженной, непроторенной дорогой. За два дня пути почти никого не встречали, как это часто бывает на таких стыках. Водитель боялся случайностей. Я тоже. Чтобы переломить себя, в дороге стал сочинять «Корреспондентскую песню» и просочинял её всю дорогу - почти двое суток. «Виллис» был открытый, было холодно и сыро.
Сидя рядом с водителем, я закутался в бурку, и вытаскивать из-под бурки руки не хотелось, поэтому песню выучивал на память. Написав в уме строфу, начинал её твердить вслух, пока запомню. Потом начинал сочинять следующую. Сочинив, чтобы не забыть предыдущую, повторял несколько раз подряд обе вслух. И так до конца песни. И чем дальше сочинял её, тем длиннее был текст, который я каждый раз повторял».
В Ростове, в корреспондентском пункте Симонова встретили радушно, и, когда сели за стол, чтобы «отметить» встречу, в комнате появился военврач и стал расспрашивать Симонова, как тот себя чувствует, на что жалуется.
«Как потом под общий смех выяснилось, мой хмурый водитель, всю дорогу не проронивший ни слова и мрачно наблюдавший процесс рождения песни, явился в санчасть с сообщением, что с ним с Северо-Кавказского фронта ехал сюда ненормальный подполковник, который громко разговаривал сам с собою».
Вдоволь насмеявшись, друзья Симонова попросили его исполнить сочинённую песню. Как оказалось, в целях лучшего запоминания, текст сочинялся под ритмику и мелодию известной воровской песни «Мурка». Текст песни всем очень понравился, но настоящая мелодия к ней появилась позже, в спектакле Константина Симонова «Жди меня», который ставился Московским театром драмы.
В спектакле звучало несколько песен, сочинённых на стихи Симонова композитором Матвеем Блантером. Среди них была и «Песенка военных корреспондентов», посвященная особому племени людей, с риском для жизни создававших грандиозную летопись Великой Отечественной войны.
Здесь мы даём первоначальный, не испорченный хрущёвскими цензорами текст «Песенки военных корреспондентов», каким его и создал К. Симонов. Для тех, кто не знаком с военной и профессиональной терминологией тех лет, разъясняем, что упоминаемый Симоновым «виллис» - это марка армейского американского командирского автомобиля-вездехода, «лейка» - профессиональный репортёрский фотоаппарат, «У-2» - одномоторный самолёт, а «эмка» - марка легкового отечественного автомобиля «М-1».
От Москвы до БрестаНет такого места,Где бы ни скитались мы в пыли.С «лейкой» и блокнотом,А то и с пулемётомСквозь огонь и стужу мы прошли.
Без глотка, товарищ,Песню не заваришь,Так давай «по маленькой» хлебнём!Выпьем за писавших,Выпьем за снимавших,Выпьем за шагавших под огнём.
Есть, чтоб выпить, повод -За военный провод,За «У-2», за «эмку», за успех,Как пешком шагали,Как плечом толкали,Как мы поспевали раньше всех.
От ветров и водкиХрипли наши глотки,Но мы скажем тем, кто упрекнёт:С наше покочуйте,С наше поночуйте,С наше повоюйте хоть бы год!
Там, где мы бывали,Нам танков не давали.Репортёр погибнет - не беда!Но на «эмке» драной,И с одним наганомМы первыми въезжали в города.
Жив ты, или помер –Главное, чтоб в «номер»Материал успел ты передать. И чтоб, между прочим,Был «фитиль» всем прочим,А на остальное - наплевать!
Помянуть нам впоруМёртвых репортёров -Стал могилой Киев им и Крым.Хоть они пороюБыли и герои,Не поставят памятников им.
Так выпьем за победу,За нашу газету,А не доживём, мой дорогой, -Кто-нибудь услышит,Снимет и напишет,Кто-нибудь помянет нас с тобой.
РОСТОВ-ГОРОД
муз. М. Блантера, сл. А. Софронова
Как была создана эта замечательная песня, можно узнать из воспоминаний поэта Анатолия Софронова.
«Четыре месяца в госпиталях Москвы и Горького... Трудные месяцы глубокой осени 41-го года. И вот я снова в Москве, в резерве Главного Политического Управления. Однажды, получив увольнительную, я отправился в Музгиз, закончил там свои дела и хотел было уже идти, когда вдруг кто-то придержал меня за рукав шинели.
