Валерий Брюсов - Сочинения
Алупка
8 июля 1924
* * *
Краткими складками взморщи,Ветер, пугливую гладь,Пленную пену на взморьиК темным утесам приладь!
Ветер! мы вместе взбивали —Вспомни, верхушки олив,Где им любовь напевалиВолны, вбегая в залив;
Ветер, – припомни, – пьянелиВместе мы в снах миндалей,Ты на лету пел не мне ли:«Первую кручь одолей!»
Выше, где смолы сквозь горныйВоздух плывут, как пары,Рыли мы древние горныГномов третичной поры.
После, сронив ароматы,Прянув за грани скалы,Мчались мы с бурей косматойТмином и мятой яйлы!
Ветер с мохнатых магнолий,Ветер, мой давний свояк,Прошлое кануть могло ли —Утром задутый маяк?
Ветер, лихой запевало,Гладь синеватую брось!Чтоб на яйлу, как бывало,Нам закружиться не врозь!
17 июля 1924
Максимилиану Волошину
Наш Агамемнон, наш АмфитрионИ наш Орфей, царь области рубежной,Где Киммерии знойный ОрионЧуть бросит взгляд и гаснет неизбежно!
Ты, ты изваял этих гор хребет,Им оградил себя от горьких лавров,И в тверди глыб, для казни и побед,Свой лабиринт сокрыл для минотавров,
Ряд входов с моря ты открыл в Аид,Чтоб доступ к Стиксу прост был; ты, по мраке,Там души предков кличешь, но таитТьма недр виденья: голоса и зраки.
В расщепы гор вложил ты халцедон,И аметист, и сердолик, – но ими,Твоей волшбой, гремит лишь Посейдон,Играя в мяч со скалами нагими.
К себе деревьям путь ты запретил,Свой мир покрыв полынью и волчцами,Чтоб был над степью ярче ход светилВ твоих волнах, дробящихся венцами.
Но по желанью смерч ты взводишь ввысь,Иль тмишь Луну в багровом одеяньи,Иль чарой слов ей вновь велишь: явись —Да небеса гласят твои даянья!
И тщетна баснь, что древний КарадагИзверженец давно былого мира:Тобой творен он, и ты рад, о маг,Скрыть божество в безликий столп кумира.
17 августа 1924
Портрет женщины
Он в старой раме, с блеклыми тонами,В губах усмешка, взгляд лукав и строг,И кажется, везде следит за нами,Чуть в комнату вступаешь на порог.
Прическа старомодна, но в сверканьиЗрачков – не тайна ль тайн затаена?Чем пристальней глядишь на их мельканье,Тем явственней, что говорит она:
«Нет, только нас поистине любили,И дать любовь умеем только мы.Пришла весна, и землю зазнобилиХолодные предвестники зимы.
Вы не любви, вы ищете победы,Мужскую робость шумом слов прикрыв.Каким презреньем встретили бы дедыВсю вашу страсть, весь жалкий ваш порыв!»
23 августа. 1924
Соломон
Что было? Вихрь тысячелетийКачал весы, играл людьми, —За ратью рать влачили плетиС полей Ашура в край Хеми.
На краткий век вставал прославленКрылатый бык иль коршун Гор.И вновь металл племен, расплавлен,Шел к новым формам в вечный горн.
Так с двух сторон мятущий молотДробил, кромсал обломки стран.Казалось, в прах и в сон размолот,В дым былей взвеен Ханаан.
Но мир двух сил в противоборствеСам жег себя, как скорпион,Пал, ядом черн; и вот, в упорстве,Сиять над ним ввысь встал Сион.
Простер от моря к морю длани,С высот к высотам розлил хмель,Как спрут, провлек сосцы желанийВ блеск Индий, в Пунт, за край земель.
Гром, чудо, слава Соломона,Запруды сбив, одна река,Смыв Вавилон, смыв храм Аммона,Вся ярость, хлынула в века.
Чтоб в наши дни, врываясь ярко,Нас спрашивать, нам отвечать,Горя сквозь вязь колонн San MarcoНа Соломонову печать.
25 августа 1924
Крым
Лестью солнца в лоск обласкан,Берег вплел в меандр меандр, —Франт во фраке! скалы – лацкан;Ал в петлице олеандр;
Брижжи пен припали к шее;Мат магнолий– галстук их…Старых мод покрои свежееНовых вымыслов тугих!
Солнце льстит; флиртует море;Ветер – остр, ведет causerie[348]..Берег, в полдень, спит в изморе.Кипарисов тень – драпри.
Глянет вечер. Белой ранойВскроет месяц тьму воды;В лавр и в мирт блеск ресторанаВдавит плавкие следы.
Эх! что тут вам, нереиды!Мотор бьет: место взято…Мертв сон пушкинской Тавриды…И ревут, идут авто!
«Где Мария? Где Зарема?Кто нас песней обманул?»Берег-франт к дверям гаремаСвой червонец протянул.
7 сентября 1924
* * *
Вот я – обвязан, окованПристальным глазом змеи очковой,Над былинкой лесная газель;Вновь тропу преградила Цель.
Здесь, в стране исканий,Где века грохочут листвой,Мысли гениев – реки, и с камней —В непостижность водопад роковой;Где направо – скалы в грядущее,Где налево – пропасть в прошедшее,Где ветры, над истиной дующие,Кричат, как сумасшедшие;В лесу исканий,Без Энея Асканий,Лань пред змеей очковой, —Обвязан, окован.
ИдуПо всем тропам;Рублю топором череду,Кожа мудрецов – барабан!Сквозь лианы, шипыНа все тропы,И будто —Я Заратуштра, я Будда,Я Христос, я Магомет,Я – индейский сашем —Курю калюмет…И всюду —Чудо:«Почему» превращается странно в «зачем».Глазом змеи очковойЯ очарован.
1924
Египетские ночи
Поэма в 6-ти главах
(Обработка и окончание поэмы А. Пушкина)
1
Прекрасен и беспечен пирВ садах Египетской царицы,И мнится: весь огромный мирВместился в узкие границы.Там, где квадратный водоемМемфисским золотом обложен,За пышно убранным столомКруг для веселья отгорожен.Кого не видно средь гостей?Вот – Эллин, Римлянин, Испанец,И сын Египта, и Британец,Сириец, Индус, Иудей…
На ложах из слоновой костиЛежат увенчанные гости.Десятки бронзовых лампадБагряный день кругом струят;Беззвучно веют опахала,Прохладу сладко наводя,И мальчики скользят, цедяВино в хрустальные фиалы;Порфирных львов лежат ряды,Чудовищ с птичьей головою,Из клювов золотых, чредою,Точа во глубь струю воды.Музыка стонет сладострастно;Дары Финикии прекрасной,Блистают сочные плоды;А вдалеке, где гуще тени,На мозаичные ступениТеснится толпами народ:Завидуя, из-за воротГлядит на смены наслаждении.
Но что веселий праздник смолк?Затихли флейты, гости немы;В сверканьи светлой диадемы,Царица клонит лик на шелк,И тени сумрачной печалиЕе прозрачный взор застлали.Зачем печаль ее гнетет?Чего еще недостаетЕгипта древнего царице?В своей блистательной столицеСпокойно властвует она,И часто пред ее глазамиПиры сменяются пирами;Она хвалой упоена,И величавые искусстваЕй тешат дремлющие чувства.Горит ли африканский день,Свежеет ли ночная тень,Покорны ей земные боги;Полны чудес ее чертоги;В златых кадилах вечно тамСирийский дышит фимиам.Звучат тимпаны, флейты, лираПевцов со всех пределов мира.Чего желать осталось ей?Весь мир царице угождает:Сидон ей пурпур высылает;Град Киликийский – лошадей;Эллада – мрамор и картины;Италия – златые вина,И Балтика – янтарь седой.Наскучил город ей? – Вдоль Нила,Поставив пестрые ветрила,Она в триреме золотойПлывет. Ее взволнуют страсти?Пойдет, с сознаньем гордой власти,В покои тайные дворца,Где ключ угрюмого скопцаХранит невольников прекрасныхИ юношей стыдливо-страстных.И все ж она невесела:Ей скучен хор льстецов наемныхИ страсть красавцев подъяремных;Не сходит тень с ее чела.Ей все послушно, все доступно,И лишь любовью неподкупнойЕй насладиться не дано!И долго, с думою глубокой,Она сидела одиноко.И стыло гретое вино.
2
Был снова праздник в пышном залеАлександрийского дворца.На ложах гости возлежали;Вокруг, при факелах, блисталиСозданья кисти и резца;Чертог сиял. Гремели хоромПевцы при звуке флейт и лир.Царица голосом и взоромСвой пышный оживляла пир.Сердца неслись к ее престолу.Но вдруг над чашей золотойОна задумалась и долуПоникла дивною главой…
И пышный пир как будто дремлет;Безмолвны гости; хор молчит;Но вновь чело она подъемлетИ с видом ясным говорит:«В моей любви для вас блаженство?Блаженство можно вам купить…Внемлите мне: могу равенствоМеж вами я восстановить.Кто к торгу страстному приступит?Свою любовь я продаю —Скажите: кто меж вами купитЦеною жизни ночь мою?»
Рекла, – и ужас всех объемлет.И страстью дрогнули сердца…Она смущенный ропот внемлетС холодной дерзостью лица.«Я жду, – вещает, – что ж молчите?Или теперь бежите прочь?Вас было много, – приступите,Купите радостную ночь!»И взор презрительный обводитКругом поклонников своих…
Вдруг из толпы один выходит,Вослед за ним и два других:Смела их поступь, ясны очи;Навстречу им она встает.Свершилось: куплены три ночи,И ложе смерти их зовет.
Благословенные жрецами,Теперь из урны роковойПред неподвижными гостямиВыходят жребии чредой.И первый – Флавий, воин смелый,В дружинах римских поседелый;Снести не мог он от женыВысокомерного презренья;Он принял вызов наслажденья,Как принимал во дни войныОн вызов ярого сраженья.За ним – Критон, младой мудрец,Рожденный в рощах Эпикура,Критон, поклонник и певецХарит, Киприды и Амура.Любезный сердцу и очам,Как вешний цвет едва развитый,Последний – имени векамНе передал; его ланитыПух первый нежно оттенял;Восторг в очах его снял;Страстей неопытная силаКипела в сердце молодом…И с умилением на немЦарица взор остановила.
«Клянусь, о матерь наслаждений!Тебе неслыханно служу:На ложе страстных искушенийПростой наемницей всхожу!Внемли же, мощная Киприда,И вы, подземные цари,И боги грозного Аида!Клянусь, до утренней зариМоих властителей желаньяЯ сладострастно утомлю,И всеми тайнами лобзаньяИ дивной негой утолю!Но только утренней порфиройАврора вечная блеснет,Клянусь, под смертною секиройГлава счастливцев отпадет!»
3
