Виталий Коржиков - Морской сундучок
— Как другу! — Человечек приподнялся на цыпочки и приложил к сердцу портфель.
— Ладно! — сказал капитан. — Сколько?
— Шестьдесят сингапурских долларов! Всего шестьдесят, — улыбнулся человечек. — Это очень дёшево, только как другу.
Старший помощник оформил покупку. Капитан взял бинокль, ещё раз осмотрел всё вокруг. А толстяк хрустнул портфелем и, довольный, покатился вниз.
— Гуд бай, кэптэн!
На другой день мы с капитаном отправились в город и зашли в магазин. Там стояли игрушечные машины, лежали пистолеты, из которых, если нажать на спуск, вылетали мыльные фиолетовые пузыри. И вдруг капитан остановился. Прямо напротив него стоял десяток биноклей. Все они лукаво сверкали стёклами, будто рассматривали его громадными глазами. Они были родными братьями капитанского бинокля! И рядом с ними стояла бумажка: «40 долларов». И казалось, они смеялись: «А мы всего сорок стоим, всего сорок!»
Капитан насупился, почесал затылок и вышел из магазина.
Поехали мы на такси в порт. Вдруг капитан дёрнул водителя:
— Стой!
По дороге торопился бодрый толстячок с портфелем под мышкой.
— Ты что же это? — возмутился капитан. — По-дружески надул?
— О, кэптэн, — приложил, улыбаясь, человечек руки к сердцу. — Разве по-сингапурски это надул? Это чуть-чуть заработал!
ВАНИНЫ СУХАРИ
Последний раз мигнул нам сингапурский маяк, заклубились джунгли Суматры и быстро остались за горизонтом.
Я всё чаще выходил на палубу, смотрел, когда же появятся Андаманские острова, после которых можно поговорить с Москвой. Но островов всё не было, и только мираж городил на горизонте свои летучие замысловатые города…
Как-то я простоял на мостике допоздна, проголодался и заглянул к Ване в камбуз. Он всё ещё громыхал посудой.
Кок открыл электродуховку, достал оттуда противень и встряхнул на нём румяные сухари. Увидел меня и говорит:
— Ну, что там видно? Скоро ботики покупать будем и малайских мартышек?
Я даже руки опустил. Ну Ваня! О чём ни заговорит, только и слышишь: «Покупать да покупать!» Будто больше ни о чём не думает. Что за человек!
Хотел я его уже отругать, а Ваня протянул мне противень:
— Бери.
Я рассмеялся.
— Не обобрать бы!
— Куда там обобрать! — сказал Ваня и стал ссыпать сухари в большой бумажный кулёк. — Вон их у меня сколько!
В углу стояли три полнёхоньких мешка.
— Да зачем тебе столько? — удивился я.
Ваня посмотрел на меня сквозь толстые очки и сказал:
— Ещё неизвестно, куда завернём. Знаешь, какие есть места? Ой-ё-ёй! Выглянешь утром из камбуза, а за окном очередь. Люди чуть не голые стоят и тянут руки: «Дай, дай». Ночью зароются на берегу в песок (спать больше негде), а встанут — и опять к пароходу: «Дай, дай». Хоть руки и не все тянут, а глаза всё равно просят. Их и десятью мешками не накормишь!
Я взял сухарь и пошёл к себе.
«Нет, — думаю, — зря я собирался Ваню ругать. Тут вон, как посмотришь, люди все в золоте через своих шагают, копейки не подадут, руки не протянут. А Ваня плывёт через океаны и думает, как других — за океаном-то! — хлебом накормить. Человек наш Ваня! Настоящий!»
МОЛОДЦЫ, РЕБЯТА!
За дни стоянки отвык я от рулевой рубки, от мостика, а когда вышел на крыло, огляделся: вроде бы всё на месте, и всё-таки не хватает чего-то. Присмотрелся ещё и улыбнулся: трёх голов-то, двух чёрных и одной белой, над бортом не видно.
— Что-то нет нашей троицы. Уж не рассорились ли? — спросил я Фёдора Михайловича.
— Не знаю, — сказал он. — Вроде бы нет. Веня со мной в город ходил. Какие-то плёнки с песнями Индонезии искал.
«Интересно, — думаю. — Плёнки с индонезийскими песнями обещал в свою школу Митя, радист».
— А Коля день и ночь с грузами разбирался. Да ещё монетами с грузчиками менялся.
— Так ведь монеты своим пионерам должен привезти Веня! — вспомнил я. — Это он коллекцию собирает.
Постоял я, походил, вдруг смотрю — бежит по трапу Митя, как куличок, держит картонку, на которой летучая рыба распластала острые крылья. На минуту остановился, говорит:
— Это я для Коли высушу. Пусть везёт своим пионерам.
Тут я всё понял. Молодцы, ребята!
Они хоть и врозь ходили, а были всё время вместе. Друг о друге помнили, друг для друга старались что-то хорошее сделать. Значит, и не расставались.
ХОД СЛОНОМ
Ещё в Бангкоке на палубе начались разговоры о том, кто какую диковинку привезёт домой.
В каюте у боцмана стоял парусник и сверкала крыльями летучая рыба. Веня думал о монетах. Старпом собирался купить попугая, Ваня — мартышку, а начальник рации отмахивался:
— Ну да! Привези обезьяну — беды не оберёшься! Да она все подушки в доме на перья пустит!
И вдруг кто-то крикнул:
— Глядите, Фёдор Михайлович купил слона!
Все бросились к трапу. Тут тебе не обезьяна, не попугай — слон!
Внизу, мимо таиландских военных, мимо чиновников, шёл помощник капитана и держал под мышкой слона. Красного деревянного слона! В другой руке у него тоже был слон — белый, поменьше. От него пахло сандаловым деревом.
Начальник рации взял большого слона в руки, осмотрел его со всех сторон и вздохнул:
— Вот такого бы привезти домой…
— Пожалуйста, — сказал Фёдор Михайлович, — завоюй!
— Как это — завоюй?
— А так, в шахматном турнире. За первое место большой слон, за второе — маленький! — рассмеялся Фёдор Михайлович.
С тех пор каюта начальника и радиорубка превратились в настоящий штаб. Столы были завалены бюллетенями и журналами с шахматными задачами. Начальник рации принимал карту погоды и решал задачу. Сдавал радиограммы и двигал карандашом по шахматным клеткам, шевеля губами.
— Так, король сюда. Ферзь здесь, а вот так ход слоном и… мат! Мат! — вскрикивал он и начинал быстро ходить по рубке. — Ход слоном — и слон наш!
Даже Митя с усмешкой посматривал на своего начальника. Чем дальше мы забирались в Индийский океан, тем глубже он уходил в шахматные битвы.
Мы направлялись в Индию, где разгуливали в джунглях стада могучих слонов. Но начальнику рации виделся только большой слон из красного дерева.
ДЕРЖИТЕ ДОСКУ!
Теперь о турнире спорили на каждом шагу. Ремонтировали шлюпку, садились перекурить — говорили о шахматах. Красили палубу — тоже о шахматах вспоминали. Начальник рации уже был почти на «слоне».
Но вдруг вмешался океан. Сначала вода была спокойная и голубая, как на школьной географической карте. Полотно океана двигалось широко, свободно, и суда вдали показывались, как в учебнике географии: сперва над горизонтом возникал дымок, потом мачта, за ней — нос корабля. А там уже и сам пароход бежал весело мимо нас, играя флагом.
Но к решающему матчу всё переменилось.
Встречные суда словно пропали. Волны воинственно заворочались, рванулся ветер, и всё загудело.
А когда начальник рации и «Чудеса ботаники» сели за решающий матч, всё заходило ходуном. Но начальник и тут упорно продвигался вперёд.
— Обстановочка! — сказал Ваня. — У электрика уже искры над головой. А у начальника рации сплошной SOS.
Начальник гневно повёл бровями в сторону повара, но сдержался и двинул вперёд слона.
— Шах! — закричали все.
Красный слон был почти в руках у начальника!
Валерий Иванович промолчал и отодвинул своего короля вправо:
— Вот так!
— Ничего, ничего! — сказал начальник. Он обдумывал какую-то решительную комбинацию.
Но тут раздался такой удар о борт, что судно полетело вниз.
— Держи доску! — крикнул начальник.
Доска упала под стол, и пешки и короли разлетелись по углам.
Капитан побежал на мостик.
Я помчался к себе в каюту.
Дверь была распахнута. По каюте из угла в угол летали вещи. Всё пропахло кефирным запахом. Из-под кровати, как ядро, вылетел кокосовый орех, врезался в стенку, и прокисшее молоко облепило всю каюту. Японские куклы катались по палубе.
Из-под койки выпрыгнул чемодан. Я бросился к нему: «Чашка!» Но сан-францисская чашка пронеслась мимо и со всего размаха ударилась об стол. Мосты Сан-Франциско отлетели в одну сторону, скверы — в другую.
Я грохнулся на колени и стал ловить бегающие по каюте осколки…
КЕНГУРУ НА ЛАДОНИ
День за днём я зачёркивал числа в маленьком настенном календаре, который тоже перед отплытием подарил мне сын. Зачеркнул май, июнь, июль, август, сентябрь. А вокруг всё зелёные волны.
Ветры улеглись, сражение закончилось. Море зеленело, как ровное поле. Ни убитых на нём, ни раненых. Никаких потерь.
Только начальник рации качал головой и потрясал согнутым пальцем.
— Если б не этот шторм, выиграл бы я партию, выиграл бы! Это уж точно, слон был бы мой!
