Н. Денисов - Стезя

Пусть потешатся

С теплой грустью есенинских кленов,С русской думой о днях золотых,Все прошел я: шторма и циклоны,Принимая, как должное, их.

Жили рядом светло и согласноДеревеньки мои, города.Жили разно, не то, чтобы праздно,Но без света в душе – никогда.

Не обидел родную сторонку,Воспевал. И прославил, как мог.Что же нынче так лает вдогонкуЧья-то шавка? Суди ее Бог!

Лают давки у винных лавчонок,Лает рэкет. Спасения нет?!Больше всех беспардонных сучонокРазвелось в подворотнях газет.

Коль в душе ни таланта, ни Бога,Коль от злобы в глазах зелено,Пусть потешатся бранью и склокой,Высоко им парить не дано.

Выйдет срок... Приплывут бригантины,Вспыхнет снова – по курсу – звезда..Кто там с визгом вцепился в штанину?Наступлю ведь... Ну, право, беда!

Школьный друг

У Кольки Чекунова все при месте:Обширный двор с постройками – поместье! –По нынешним-то скудным временам.Есть две машины «Нива», «Жигуленок»,В хлевушке народившийся теленок,Ну, словом, поживает: я те дам!

«Сначала в баню» – веничек зеленыйНесет хозяин. И, как две иконы,Мы восседаем чинно на полке.Над банной крышей звезды и кометы –Предмет любви не нынешних поэтов,А тех, старинных, – в школьном далеке.

По всем частям – по косточкам и в целомЧугунный жар злодействует над телом,Экватору и тропикам – родня.И мы к воде скользим, к холодной, ниже,И ковш-другой – сибирский наш «кондишен»,Враз остужают Кольку и меня.

Вновь русский дух в нас, радостный и стойкийА в доме телек врет о перестройке,Настали же смурные времена!Но Кольке – что? Он банно-кумачовый,Махнув рукой на байки Горбачева,К столу торопит: «Водки иль вина»?

«Ну как сказать!» – томлюсь неловкой ролью«Да ты взгляни! – он мигом нырь в подполье, –Сухое, спирт, коньяк «Наполеон»...И впрямь, таких я сочных этикетокНе видел столько постных пятилеток,Считай, еще с добрежневских времен.

«Что ж, – говорю, – сейчас дерябнуть стоит,Как детям культа, пленникам застоя,И, коль страна до гласности дошла,Мы выпьем, чтоб начальство не чудилоНад мужиком с «ухватистою силой»,Не притесняло русского села.

«Как уцелел ты? Ведь такие годы...»Смеется Колька: «Были и погоды...»А мне своя привиделась стезя:Сплошной галоп за книжками, за славой,Едва поспеешь, – окрик литоравы:«Погодь за дверью, – занято. Нельзя!»

Ну, повидал Америку, Европу,Ну, по морям тропическим протопал,Но не взрастил телка и порося,Не сдал – где взять? – ни литра и ни грамма,В счет этой продовольственной программы,Для тружеников фабрик молока.

У Кольки Чекунова все при деле:Сейчас придет с вечерней дойки НеляИ ребятишки-школьники – вот-вот.А я в гостях сижу залетной птицей,Ну, сочиню печальную страницу...Да нет, шалишь, совсем наоборот!

Стезя – стезей... А радоваться надо:Вот лунным светом залита оградаИ теплый свет искрится у окон.Мы были с Колькой други высшей марки.И вот впервые пьем по честной чарке.«Ну доставай там свой «Наполеон»!»

Журавли

Ах, грустно! Ах, улетели журавли, барин!

Журавли улетели... Ах, барин, они улетели!Ах, Иван Алексеич... Какая пора на дворе?То ль покойники с косами встали и вновь околели,То ли белые с красными рубятся в кровь на заре?И заря умерла... Только Маркса усмешка густая –Над планетой, над Русью, как банный, как фиговый лист.Журавли улетели. Небесная чаша пустая.Самолеты не в счет, ненавижу их дьявольский свист.Бабье лето еще... Паутина летит из Парижа –Невесома, как всюду, плывет с Елисейских полей:Поэтический трон иль живая деталь для престижа?Это подан мне знак: проводили и там журавлей!Так бывало и раньше. Но так вот угрюмо и лютоНе болела душа, не мрачнели стога на лугу.Силы зла торжествуют. Вселенская тешится смута.Журавли... Слышишь, барин?.. Я плачу, прости, не могу...

Маленков

Среди вождишек и божков,На спешной их перехоронке,Он предсовмина Маленков,Как бы в особицу, в сторонке.

Пальто осадистой длины,Фигура крупная, литая.Проходит – парусом штаныЛетят, брусчатку подметая.

Он в годы сумеречных слезИ всеколхозного терпеньяСкостил налоги и всерьезСулил другие послабленья.

Он дал Лаврентию пинка,Но не прижился на престоле,Успев уважить мужика,Он как бы сгинул в чистом поле.

Вот говорят: свой век дожилОн под простой, негромкой крышей,Он был Георгием, он – был!..А кто же эти – Боря с Мишей?

Старый сюжет

Как же так? После всех лишенийТех, что выстрадала страна,Лучше рыночных отношенийНе придумали ни хрена.

По российским, по русским весям,От столиц и – во все концы,В расторгашеском интересеРыщут нынешние дельцы.

Перестройка. Иные мерки.Как и все, я свой крест влачу,Но ни в менеджеры, ни в клерки,Даже в фермеры – не хочу.

«Свежих ветров», «мышлений новых»Столько ж было... Тщета одна.Вот и вырублен сад вишневый,То-то празднует Сатана.

Сколько пафоса, сколько крика,Телеящик включи на миг:Тот себе на уме, тот ликом3асекреченный боевик.

Охмурили, околдовали,Развалили страну, галдя,А доверчивый люд загнали,Ускоряясь, в «очередя».

Я-то, ладно, – не много жаждал,Оттого и душа жива.Жаль мне, жаль дорогих согражданТех, что клюнули на слова.

Нет продыха от телебредней:Что угоили со страной!О, молчи, Михаил Последний,Шельма, меченый Сатаной.

Тот же снег...

Тот же снег... И те же версты:Пешедралом – два броска.Сквозь морозный морок – звезды,Безразмерная тоска.

То ль луны мелькает плошка,Т о ль гнилушки камелек,Т о ль морозною морошкой,Поздней баньки огонек?

Бесенят ли буйных свитуБаламутит старый бес?То ль челом Хрущев НикитаПросиял и вновь исчез?

А когда-то, ах, когда-тоШел домой и ликовал.Этот снег голубоватыйТак божественно сверкал!

А теперь бредешь угрюмоПо родимой-то земле.С перестроечною думой,Тяжкой думой на челе.

Кто там все же страх наводит?Кто вгоняет в дрожь и пот?Кто в метельных джунглях бродит?Уж не местный ли Пол Пот?

В небе холодном

Вспыхнув во тьме, прочертила параболу спичка,Кто-то нетвердо прошел на скрипучем протезе.Гукнув на станции, в ночь унеслась электричка.Рад одному, что хоть в душу никто не полезет.

В печке прилежно пылает дровишек беремя,Ветка сирени скребется в морозную раму.Время тревожное, горькое, подлое время.Мама б жила, я пошел бы проведовать маму.

Яблок купил бы в коммерческом что ль магазине,(Пухнут там цены на тухлых дрожжах перестройки).Мы б посидели на кухоньке теплой у Зины,Выпили б малость малиновой сладкой настойки.

Вспомнили б травы, как лучшую сказку о лете,Наши покосы и яблоки нашего сада. Лучшие дни!..Но опять биороботы эти Мутят Россию.Но маме об этом не надо.

Пусть она спит возле бати за рямом зеленым,Пусть им приснится как ветер осоку колышет,Как возле дома, поднявшись, красуются клены,Нашего дома, с покатою шиферной крышей.

В небе холодном Большая Медведица бродит,Иль Сатана насылает большие морозы?Печь остывает. И пятый десяток доходит,Как я живу. А в душе еще детские грезы.

Вынесу птицам я крошки от трапезы скудной,Клюй, мой снегирь, и будите зарю, свиристели!Трудно вам, милые, нынче и людям паскудно...Правды хотели? Да все ли до правды созрели?

Мозг затуманен не столько смурной бормотухой,Сколько трущобною лжедемократской баландой.Недруги действуют, рушат фундаменты духа,Скроенной тонко в чужом ателье пропагандой.

Глянешь окрест и душа замирает от боли:Кто-то жирует, а кто-то латает заплаты.Милый снегирь, полетели хоть в Арктику, что ли,Может быть, там не дотянутся к нам «демократы».

Пигмеи