Николай Некрасов - Полное собрание стихотворений. Том 1

Свои оковы забываем

И тяжесть черного труда.

Встает во мраке подземелья

Пред нами чудный лик Петра,

И, как монашеская келья,

Тиха преступников нора.

Сносней наутро труд несносный,

Таскаешь горы не плечах,

Чтоб трудолюбец венценосный

Сказал спасибо в небесах…

Да! видит бог, в кровавом поте

Омыли мы свою вину

И не напрасно на работе

Певали песенку одну:

1

Дружней! работа есть лопатам,

Недаром нас сюда вели,

Недаром бог насытил златом

Утробу матери-земли.

Трудись, покамест служат руки,

Не сетуй, не ленись, не трусь,

Спасибо скажут наши внуки,

Когда разбогатеет Русь!

2

У ней, родимой, требы много:

Бедна по милости воров!

В ней пышны барские чертоги,

Но жалки избы мужиков.

Недостает у ней дохода

В неурожай кормить крестьян,

И нечем выкупить народа

Царю у палачей-дворян!..

3

Пускай бежит в упорном деле

С нас пот ручьями, как вода,

И мерзнет на клейменом теле,

Когда почием от труда.

Пускай томимся гладом, жаждой,

Пусть дрогнем в холоде зимы,

Ей пригодится камень каждый,

Который добываем мы!

– -----

Ее сложил в часы недуга

Наш тихий, вечно грустный Крот,

и часто, поминая друга,

В своем углу ее поет

Прощенный ссыльный. Здесь мы гости,

Сюда вернулись мы не жить -

С отцами рядом положить

Трудом изломанные кости,

Но рады, рады и тому!..

Начальство к нам добрее стало,

Получше отвело тюрьму

И хорошо аттестовало.

Что будет с нами – до конца

Тяжелой было нам загадкой,

Но в умиленные сердца

Прокрался луч надежды сладкой.

Так, помню, солнышко украдкой

Глядит, бывало, поутру

И в нашу черную нору…

Но он надежде верил мало,

Едва бродя, едва дыша,

И только нас бодрить хватало

В нем сил… Великая душа!

Его страданья были горды,

Он их упорно подавлял,

Но иногда изнемогал

И плакал, плакал. Камни тверды,

Любой попробуй… но огня

Добудешь только из кремня.

Таков он был. Воспоминанья

Страшней не помню: знал и я

Изнеможение страданья, -

Но что была печаль моя?

К довольству суетному зависть,

Быть может, личная ненависть,

Тоска по женщине пустой,

С тряпичной, дюжинной душой,

Томленье скуки, злость бессилья.

Я, говорят, был мелко зол

В моей тоске… Не так орел

Свои оплакивает крылья,

Которых мощь изведал он,

Которых царственная сила

Его под небо уносила…

Да! возвращаясь с похорон,

Недаром в голос мы сказали:

"Зачем его Кротом мы звали?

И мертвый сходен он лицом

С убитым молнией орлом!"

О чем была его кручина?

Рыдал ли он рыданьем сына,

Давно отчаявшись обнять

Свою тоскующую мать,

И невеселая картина

Ему являлась: старый дом

Стоит в краю деревни бедной,

И голова старухи бледной

Видна седая под окном.

Вздыхает, молится, гадает

и смотрит, смотрит, и двойной

В окошко рамы не вставляет

Старушка позднею зимой.

А сколько, глядя на дорогу,

Уронит слез – известно богу!

Но нет! и бог их не считал!

А то бы радость ей послал!

Любовь ли бедного томила?

Что сталось с нею? Позабыла?

Или грустит… и далеко

Несется… мысленно заглянет

И содрогнется глубоко?

Где ей? в ней сердца недостанет!

Ах! чувство женское легко!

Они его хранят, лелеют,

Покуда радует оно,

Но если тучи тяготеют

И небо грозно и темно -

Его спасти им не дано!

Быть может, он душою верной

Припоминал былых друзей;

В кичливой гордости своей,

Быть может, враг высокомерный

Ему являлся в час ночной…

И с криком кинувшись, ногами,

Отягощенными цепями,

Топтал он призрак роковой?

Или изгладила чужбина

Всё то, чем молодость жила,

И только слезы гражданина

Душа живая сберегла?

Как знать! Пред ним мы дети были,

Ничем мы права не купили

Делить великую печаль;

Не все мы даже понимали,

За что его сюда заслали,

Но было трудно, было жаль.

Закоренелого невежду

Спроси, и тот отдать бы рад

Свою последнюю надежду -

Под небо родины возврат -

За миг единый облегченья

Его тоски, его мученья.

Но только правосудный бог

Утешить мученика мог.

И скоро гробовые двери

Пред ним открылись, но не вдруг

Клейменых каторжников друг

Сошел в них: роковой потери

По капле яд глотали мы.

Почти два года из тюрьмы

Не выходя, он разрушался.

Зачем? Известно небесам!

"Чтоб человек не баловался", -

Смеясь, говаривал он нам.

И день и ночь поочередно

Его мы ложе берегли,

Зимой окутывали плотно,

Весной на солнышко несли

(Был для того у нас устроен

Снаряд особенный): больной

Кивал тихонько головой

И как-то грозно был спокоен.

Не шевельнется целый день;

Тосклив и кроток беспредельно,

Молчит: так раненный смертельно,

Глядит и смерти ждет олень…

И наконец пора пришла…

В день смерти с ложа он воспрянул,

И снова силу обрела

Немая грудь – и голос грянул!

Мечтаньем чудных окрылил

Его господь перед кончиной,

И он под небо воспарил

В красе и легкости орлиной.

Кричал он радостно: "Вперед!" -

И горд, и ясен, и доволен;

Ему мерещился народ

И звон московских колоколен;

Восторгом взор его сиял,

На площади, среди народа,

Ему казалось, он стоял

И говорил…

Прошло два года.

Настал святой, великий миг,

В скрижалях царства незабвенный,

И до Сибири отдаленной

Прощенья благовест достиг.

Разверзлась роковая яма,

Как птицы, вольны вышли мы

И, не сговариваясь, прямо

Пришли гурьбою из тюрьмы

К одной могиле одинокой.

Стеснилась грудь тоской жестокой,

И каждый небо вопрошал:

"Зачем он жил, зачем страдал,

Зачем свободы не дождался?"

– "Чтоб человек не баловался!" -

Один сказал – и присмирел.

Переглянулись мы уныло,

И тихий ангел пролетел.

Лишь буря, не смолкая, выла

И небо хмурилось. Земли

Добыв лопатою привычной,

Мы помолчали – и пошли.

И жизнь пошла чредой обычной!..

Хотелось мне увидеть мать,

Но что пришлось бы ей сказать?

Кто подтолкнуть не устрашится

Утес, готовый обвалиться,

На плечи брата своего?

Кто скажет ей: "Уж нет его!

Загородись двойною рамой,

Напрасно горниц не студи,

Простись с надеждою упрямой

И на дорогу не гляди!"

Пусть лучше, глядя на дорогу,

Отдаст с надеждой душу богу…

Но люди звери: кто-нибудь

Утес обрушит ей на грудь…

Кто знал его, забыть не может,

Тоска по нем язвит и гложет,

И часто мысль туда летит,

Где гордый мученик зарыт.

Пустыня белая; над гробом

Неталый снег лежит сугробом,

То солнце тусклое блестит,

То туча черная висит,

Встают смерчи, ревут бураны,

Седые стелются туманы,

Восходит день, ложится тьма,

Вороны каркают – и злятся,

Что до костей его добраться

Мешает вечная зима.

<1856>

II. Ранние стихотворения

90. МЫСЛЬ

Спит дряхлый мир, спит старец обветшалый,

Под грустной тению ночного покрывала,

Едва согрет остатками огня

Уже давно погаснувшего дня.

Спи, старец, спи!.. отрадного покоя

Минуты усладят заботы седины

Воспоминанием минувшей старины…

И, может быть, в тебе зажжется ретивое

Огнем страстей, погаснувших давно,

И вспыхнет для тебя прекрасное былое!..

И, может быть, распустится зерно

В тебе давно угасшей жизни силы,

И новой жизнию заглохшие могилы,

Печальный мир, повеют над тобой!

И снова ты проснешься от дремоты,

И снова, юноша с пылающей душой,

Забудешь старые утраченные годы

И будешь жить ты жизнью молодой,

Как в первый день создания природы!

………………………………….

………………………………….

Нет! тот же всё проснулся ты,

Такой же дряхлый, обветшалый,