Чай со вкусом меланхолии - Татьяна Николаевна Гильмитдинова
Толкает лодку и ворчит натужно.
А лодка, уклоняясь от волны,
Упрямится и руль не хочет слушать.
Со всех сторон плывут навстречу островки,
Не торопясь — вальяжно и степенно,
Сминая аккуратные стежки
Озёрных волн в запутанную пену.
Мотор заглушен, брошен мини-якорёк.
Наживка, удочки, крючок закинут ловко.
Гипнотизирующе дремлет поплавок,
Покачивается лениво лодка.
Любуясь бликами чешуйчатыми вод
И растекаясь, время засыпает.
Есть рыба! — уверяет эхолот.
Но вот клевать упорно не желает.
Дорога
Купе вагонное и стук колес на стыках.
Накатывает сонная истома.
Я уже завтра в десять тридцать буду дома,
Ну а пока, мисс меланхолия, ваш выход.
В оконных рамах слайдами пейзажи.
Заходят и выходят пассажиры.
Мир в поезде становится обжитым,
А что вне поезда — становится неважным.
Знакомства, разговоры, запах снеди,
Свисающие с верхних полок ноги –
Неповторимую романтику дороги
Здесь целиком дают почувствовать соседи.
Потом, угомонившись, все стихают.
Свет гаснет, только кое-где бессонно
И мягко светятся экраны телефонов.
А поезд мчит в ночи, вагонами качая.
***
Вот долгожданный отпуск. Все заботы
Мы отпускаем — тут о нас радея,
С утра выходит солнце на работу,
Весь день сияет и прилежно греет.
Ласкающие солнечные ванны
С воздушными в приятности поспорят,
И манит восхитительной и влажной
Прохладой плещущееся вальяжно море.
Прорезан берег линиями рельсов.
И сочетается в гармонии отважной
Здесь с грубостью бетонных волнорезов
Терзающий массаж от гальки пляжной.
На камнях черноморские бакланы
Стоят, застыв в монументальных позах,
И ловят, безучастно впав в нирвану,
В распахнутые крылья теплый воздух.
Стрёкот цикад, гроза и два дня шторма -
Чтоб требовательным и изощренным вкусам
Доставить удовольствие по полной.
И к этому пренепременно плюсом
Незыблемый набор стандартных опций,
Присутствующих на южнокурортном фронте:
Краснеющее на закате солнце
И силуэты кораблей на горизонте.
***
Южные закаты.
Задувают свечи
Бризы и пассаты,
Наполняя вечер
Легким свежим флёром.
Развлекают берег,
Набежав неровно,
Тихим разговором
Шебутные волны.
Рокоча игриво
Отступают пенясь,
Оставляя милых
Недомолвок прелесть.
Трубочка коктейля –
Терпко, крепко, сладко.
Пальцем по бокалу –
Влажно, льдисто, гладко.
Мягкая истома -
Сахарная вата.
Каждый раз всё ново -
Южные закаты.
Ночь. Море.
По лунной дорожке из темной дали
Бежит переливчатый свет.
На якори встали уже корабли
И ждут терпеливо рассвет.
Легли живописные россыпи звезд
На бархат небесных кулис,
Ночной антураж для создания грёз
Дополнил ласкающий бриз.
Ленивый прибой отмывает с души
Остатки дневной духоты,
Прибрежною галькой негромко шуршит…
Ночь.
Море.
Луна.
И мечты…
***
Стихи не пишутся, слова не строятся,
На нитку нижется тоской бессонница.
Минут слезинками плетётся-вяжется,
Сменив картинками всё, что не скажется.
Картинки бледные, как клей тягучие,
И обесцвечены, и обеззвучены,
Скользят во времени по чьей-то прихоти,
Стихотворения из текста выхватив.
Тугие паузы растут и множатся,
Слова пугаются, на буквы крошатся,
В пространство падая, звенят пустотами,
Кричат с досады, притворяясь нотами.
Про то, что слышится, всё врёт бессонница –
Что не напишется, то не запомнится.
***
Мы строим из себя взрослых -
Важных, знающих всё на свете,
Вмиг решающих все вопросы.
А ведём себя словно дети.
Мы строим из себя умных,
Всё предвидящих и умелых.
Но совсем не желаем подумать
Прежде, чем что-то сделать.
Мы строим из себя смелых,
Готовых и на бой, и на подвиг.
Но взять и доказать слова делом
Оказываемся не готовы.
Играем. В игру свою верим.
А, может, пора признаться,
Что все мы на самом деле
Не те, кем хотим казаться?
***
В черно-белом мире
бесконечное множество оттенков серого,
Но все они воспринимаются как одно
постоянное и неменяющееся настроение,
Как одна назойливо звучащая нота,
Которую слышно
То громче, то тише.
Здесь ни от чего не отвлекает,
не подчёркивает никакие нюансы цвет,
Поскольку его, в общем-то, нет.
Просто что-то темней, а что-то светлей –
Как в двоичной системе:
дело только в количестве единиц и нулей
И в том, как они будут
Располагаться относительно друг друга.
Зато всё предельно просто, открыто и понятно –
Только «да» и «нет».
Никаких «не знаю», «может быть», «вероятно».
Для целенаправленного потока информации –
конкретные каналы связи.
И полное отсутствие простора
(и даже возможности) для полёта фантазии.
Однако, это довольно утомительно и тоскливо –
Жить исключительно между светом и темнотой и не знать,
что существуют краски, их оттенки, переливы;
Ходить лишь по прямой,
не делая никаких зигзагов;
Ставить только точки, избегая вопросительных
и восклицательных знаков.
В чёрно-белом мире всё просто невыносимо…
правильно…
***
Холодное солнце осеннее,
Ноябрьский день зябок и зыбок.
Угадываю настроение
Методом проб и ошибок.
На мокром асфальте сединками,
Озябшая ночь расписалась,
И лужи хрустящими льдинками
Навязчиво давят на жалость.
Затерянные отражения
В упрямом и непримиримом
Морозном воды недвижении
Становятся уязвимы.
И первый ледок расставания –
Прозрачный и ненадежный -
Крепчает, рождая желание
Быть жестче и осторожней.
Бабочка
Я рисую бабочку. Карандашом сначала.
Не заморачиваюсь — вид, подвид.
Точками пропорции намечаю,
Соединяю точки.
Бабочка спит.
Придумываю узор. Прочерчиваю чётче линии.
И хоть работы сделана только треть,
Бабочка расправляет крылья -
Готова лететь.
Смешиваю краски — холодные, теплые -
Экспериментирую, меняя состав.
Кисточкой закрашиваю, обвожу контур.
Красота!
Последние штрихи добавляю, с улыбкой
Усы по-гусарски ей закрутив.
И бабочка получается весьма прыткой -
Она летит.
Буйство раскраски крыльев сопоставимо
С попугаями на тропических островах.
Бабочка удивительна. Бабочка игрива.
Она жива!
***
Как опытнейший каллиграф,
Украсив вензелями лист
Себя желаешь убедить, что лист тот чист.
Ни в чем себе не отказав,
Исполнив свой любой каприз,
Ты вроде бы бежишь наверх, но смотришь вниз.
Ступень, ступень, ещё ступень…
И вдруг теряет твердость шаг,
И, заблудившись в чувствах, мечется душа.
Опять накатывает лень,
А ты рисуешь букву «ша»,
Не осознав, что не нашёл карандаша.
За темной сеткой из штрихов
Растерянность едва видна,
И свет, мерцая, чуть не достает до дна.
Зависнув в пелене стихов,
Загадочные письмена
Скрывают главное из тысяч слов — цена.
