Ф. Астафьев - От всего сердца
ТОКАРЬ
На экзамены шел парень смело:В математике токарь силен.А избрал, чтоб мечта стала делом,Факультет астрономии он.
Пусть усталость легла под глазами,Видно, много ночей недоспал, —Он вчера сдал последний экзаменИ студентом-заочником стал.
Вот идет он порою вечернейС ясноглазой подругой своей.И толкует ей парень, наверно,О дорогах небесных огней.
Фонари вдоль аллеи попарно,С нею он по бульвару идет.И с простою профессией парняЗвездочетом девчонка зовет.
КОНОВЯЗЬ
Здесь бряцали кони уздечкой,Дожидаясь своих седоков.У правленья возле крылечка —Коновязь из трубы и столбов.А над нею крышей два вяза,Чтобы дождь лошадей не мочил,Только нынче у коновязи —Все «Победы» да «Москвичи»!
ПОДРЫВНИК
Пыль над карьером будто туча,За ней и солнца не видать,А он с хозяйством со своим гремучимГотов уже взрывать опять…
Давно себя он штатским называет,Хотя военную профессию хранит:Он взрывами своими добываетДорожному строительству гранит.
Сейчас вот в трубку скажет строго:— В укрытия! Взрывать начнем! —И сотни метров будущей дорогиУдарят в небо каменным дождем.
ОБЕДЕННЫЙ ПЕРЕРЫВ
Солнце желтыми лучамиПаутину в небе ткет.На углу между домами,Стоквартирный дом встает.Маляры дошли до крыши,Дом уже почти готов.Запевают: «Ай, да Миша!»Десять дружных голосов.«За троих в работе Миша,Хоть ему 17 лет»,Про него в газетах пишут —«Не рабочий, а поэт».Песня льется все задорней,Шаг прохожих тормозит:«Он трудом своим упорнымНа пять лет вперед глядит!»Распевает вся бригада.Как улыбке не расцвесть:Крыша — будто бы эстрада,На концерте — город весь!Вся бригада распевает,Восхищается народ.Только… булку уплетаетБригадирИ не поет.Может, парень не в ударе,Может, парень не здоров,Слов не знает, может, парень, —Как же петь,Не зная слов!?…Нет, слова ему известны,Подтянул бы, да нельзя,Потому что в этой песнеПро него поют друзья!
КОЧЕГАР
Якоря на пуговках горят,Пенистые волны на тельняшке.И касторовый морской бушлат,И ремня надраенная пряжка!Много лет служил на корабле,В кочегарке,У горячих топок.Побывал на Огненной земле,На Камчатке, у дымящих сопок.Он привык повелевать огнем,Запертым под сводом жаркой топки.Потому и говорят о нем:— Старый мастер!Видно по походке…Скоро шестьдесят,Но у коблаОн, как прежде.Возраст, мол, не страшен! —Стал хозяином квартирного теплаОн в семиэтажном доме нашем.Но в душе — моряк.И до сих пор,По привычке,Называет землю сушей.А начнет о море разговор,Все жильцы развешивают уши.Для ребят он и герой и друг,Выйдет в сад, они его осадят,В центре — он,Они — гурьбой вокруг.— Расскажите!— Дядя Коля!— Дядя!…И плывут мальчишки по волнам,Огонек у каждого во взоре.Им, наверно,Снится по ночам,Будто дом — корабль,А площадь — море.
В. МИРОНОВ
РУДА
Потряс окрестность громовой удар,Рожденный доброй силой аммонала.И глыбою бесформенной рудаК подножью взорванной горы упала.Ей не знаком был солнца яркий свет.Зажатая пустой породой туго,Она в горе лежала сотни лет,Чтоб стать теперь пером, машиной, плугом.
М. НАЙДИЧ
ДОКЛАД РАБОЧЕГО
Шумок одобренья донесся из зала,И встал он — не мастер красивых речей.Здесь нужно сказать о нагреве металла,О способах быстрой загрузки печей,О том, как помог он родному заводуТонны мазута за год сохранить.Зал приумолк. И холодную водуХочет кузнец из графина налить. Здесь жарче, чем в цехе, горячем кузнечном(Фотографы рядом — готовы снимать).Он знает: бояться не нужно, конечно,А все ж страшновато…. С чего же начать?И медленно стены оглядывать стал он,И вдруг, где сходились знамена-лучи,С портрета ему улыбнулся Сталин —Тот, кто работать его научил.Кузнец просветлел. Расправляются плечи.И сразу волнение сходит с лица…И был по заслугам овацией встреченВ ученом совете доклад кузнеца!
В. ОГЛОБЛИН
МОТОРИСТ
Рябит в глазах.Дымок лизнул лицо.Цемент,Железо,Серобурый камень.И экскаватор в камень и песокВгрызается железными клыками.Движенье, гром.Безусый моторист,Перекричать стараясьСотни зычных звуков,Кричит, ко рту прикладывая руку:— А ну, держись!Подвижный,Смуглый.В блеске серых глазЗадумчивость,Упрямство,Непокорность, —Такой огня попробовал не раз,Такому в жизни,Как в полях просторно.Задорный смех,Небыстрый говорок,Движения рассчитаны и метки……Здесь будет цех,Здесь пустят в краткий срокГигантское творенье пятилетки.Свистят пары,Дымят внизу костры.Над стройкой —Дым лиловыми платками.А экскаватор у Седой горыОрудует железными клыками.
УТРО АФОНА
Шахтерский поселок назвали Афоном.И рос он, убогий,Теснясь у воды.И был он суровым, естественным фономДля грустной картиныГорняцкой нужды.Прославился он не богатством, а нищими,Шахтерскими драками,Ловким жульем,Да тем, что несчастье и голод, как сыщики,Следили за каждымШахтерским жильем.Но грянул в семнадцатом выстрел с «Авроры»,Над миром инаяЗаря занялась.И насмерть стояли копейцы-шахтерыВ боях за роднуюСоветскую власть.С тех пор, что ни домик, живут на АфонеГерои походов,Герой труда…Пылает заря, золотя терриконы,Цветы расцветают в зеленых садах.Греют афонцы в сердце желанную,Ветрами весныПринесенную весть,Что скоро на месте поселка саманногоДругому красивомуГороду цвесть,Что бросят на улицы, некогда грязные,Березы своюКружевную тень…Афонцы сегодня торжественно празднуютШахтерского городаНовый день.
СЫН КОНОГОНА
…Отец сидит над кружкой самогона,С отчаяньем и озлобленьем пьетИ, проклиная долю коногона,Про коногона жалобно поет.То, бросив петь, насупится угрюмо,Кусая ус, хрипит из темноты:— Шахтеры мы извечные. И тыДругих путей искать себе не вздумай!..Андрюшка мал.Забившись в угол дальний,Он начинает загодя дрожать:«Опять начнет, наплакавшись, скандалить,Бранить господИ мамку обижать.Хотя б ее, родимую, не трогал…»Из этого холодного углаВ большую жизнь широкая дорогаУ сына коногона пролегла.Шахтерский сад шумит за терриконом,Встречая день, курится террикон,Давно забыто слово «коногоны»,Давно уснул навеки коногон.А сын, шахтерской славой озаренный,Проходит торопливо в кабинет.И в сотый раз за планограммой лавыВстречает освежающий рассвет…«Расчеты точны, кажется.Цикличность —Вот новый день шахтерского труда.По циклу в сутки —Это, брат, отлично!Сломаем завтра нормыИ тогда…»Начальник шахты в третий раз за суткиСадится в клеть.Савельич — стволовой —Привычно буркнул: «Через полминутки»И покачал в раздумьи головой:«В отца пошел. Такой же неспокойный.И силой и рассудком наделен,И также, как отец его покойный,В шахтерскую профессию влюблен».И прожитое вновь припоминая,Савельич поторапливает клеть:«А ну, тяни, тяни живей, родная».. . . . . . . . . . . . . . . . . .А ночью, в клубе, трубочку кусая,Шахтерскими медалями бренча,Шептал Савельич, бородой касаясьШирокого горняцкого плеча:«В кафе гостил на радости, не скрою.Прости, коль лишку принял сгоряча.Я, может, первый чествовал Героя,Начальника Андрея Кузьмича.А как достиг Андрюша громкой славыСкажу тебе про то особняком».Андрей Кузьмич в забоях новой лавыБеседовал о цикле с горняком.
НЕУЗНАВАЕМ БУДЕТ ГОРОД НАШ
