Валерий Брюсов - В такие дни

В мглу ночную входит свет.

Мгла, в истомном утомлении,

Спорит миг за мигом менее,

Властью ласк побеждена;

Воле дня перерожденного,

Новой жаждой опьяненного,

Отдает свой вздох она.

Над безвольной, над поверженной

День взволнован в страсти сдержанной,

Шепчет вкрадчиво: «Молчи!..»

Полно длить предел обманчивый,

Казнь любовную заканчивай,

Кинь слепительно лучи!

4 сентября 1920

ЗАКЛЯТЬЕ ЭРОСА

Проходя страду земную

Горьких лаек и сладких мук,

Помни, вверясь поцелую,—

Любит лишь мечту двойную

Эрос, туго гнущий лук.

Он решил, он повелел

Кроткой строгостью заклятий,

Чтоб восторг двух разных тел

Равным пламенем горел

На костре ночных распятий.

Богу ран животворящих

Ненавистен страстный вскрик,

Если он, во мглах крутящих,

В миг разъятий единящих,

Из одной груди возник.

1920

KLASSISCHE WALPURGISNACHT[1]

(Гете, «Фауст», часть 2)

Ночи, когда над городом

Дымы лесных пожаров,

А выше — эллинским мороком —

Гекаты проклятые чары,—

Все углы виденьями залили,

Закружив их дьявольским вальсом,

И четко судьбы сандалии

Стучат по изрытым асфальтам;

Дыша этой явью отравленной,

Ловя в ней античные ритмы,

Губами безжалостно сдавливай

Двух голубков Афродиты.

Лот любви, моряк озадаченный,

Бросай в тревоге бессонных вахт,—

Иль в Советской Москве назначена

Klassische Walpurgisnacht?

Подползают на брюхе сфинксы,

Стимфалиды взмывают крылом,

Чу! скачет сквозь мрак лабиринтский

Мудрый кентавр Хирон.

Куда? Не к Елене ли?

Лебедем в гриву вплетись,

Неги Эгейские вспенивай,

К Скейским высотам мчись!

Город иль море?

Троя иль Ресефесер?

Мы с Фаустом поспорим

В перегонке сфер!

Запрокинулась Большая Медведица,

Глаз Гекаты метит гостей,

А дым пожаров все стелется,

Заливая нашу постель.

1920

ГИМН АФРОДИТЕ

За длительность вот этих мигов странных,

За взгляд полуприкрытый глаз туманных,

За влажность губ, сдавивших губы мне,

За то, что здесь, на медленном огне,

В одном биеньи сердце с сердцем слито,

Что равный вздох связал мечту двоих,—

Прими мой стих,

Ты, Афродита!

За то, что в дни, когда поля, серея,

Покорно ждут холодных струй Борея,—

Твой луч, как меч, взнесенный надо мной,

Вновь льет в мой сад слепительность и зной,

Что зелень светлым Аквилоном взвита,

Что даль в цветах, и песни реют в них,—

Прими мой стих,

Ты, Афродита!

За все, что будет и не быть не может,

Что сон, и этот! будет скоро дожит,

Что видеть мне, в час сумрачных разлук,

Разомкнутым кольцо горячих рук,

Что тайно в страсти желчь отравы скрыта,

Что сводит в Ад любовь рабов своих,—

Прими мой стих,

Ты, Афродита!

8 сентября 1920

ШАГИ АФРОДИТЫ

ШАГИ АФРОДИТЫ

Шагам Юпитера пристало удаляться,

Когда Венерины послышатся шаги.

Слышишь! по узорам плит

Серебристый шаг звенит.

Мойр веления исполни,—

Уходи, владыка молний.

Над Олимпом сумрак синь,

Трон блистающий покинь,—

Там, где в брачных звездах небо,

Только юность любит Геба.

Я во мгле клоню свое

Днем горящее копье.

Нестерпим богине мудрой

Взор Киприды златокудрой.

Я иду смеясь, смеясь,

Между мной и ночью вязь,—

Пояс мой, соблазном свитый.

Зевс! клонись пред Афродитой.

Я к Данае, в сне ночном,

Золотым сошел дождем;

Летним днем был горд победой,

В лике лебедя, над Ледой;

Для Семелы тень была,

Там, где я, всегда светла;

Долго длилась ночь без смены

Для меня близ уст Алкмены;

В свете, в сумраке, везде,

В храме, в роще, на воде,

Я готов в борьбе открытой

Пасть, сраженным Афродитой.

21 июля I920

СТРЕЛЫ РЕСНИЦ

Еще в мечтах чернеют стрелы

Твоих опущенных ресниц;

Но день встающий, призрак белый,

В пепл обращает угль горелый,

Пред правдой властно клонит ниц.

Еще мечта нежна, как голос

Волынки, влившейся в рассвет,

Дрожит, как с ветром свежий колос,

Но щеки жжет мне белый волос,

Немая память долгих лет.

Клятв отзвучавших слишком много

И губ, томивших в темноте.

Полмира сжав, моя дорога

По горным кряжам всходит строго,

Ах, к той вершительной мете!

День торжествует, Солнце лепит

Из туч уборы древних жриц,

Вот-вот мир пламенем оцепит…

Но в глубях тихих — черный трепет

Твоих опущенных ресниц.

23 июля 1920

ПОСЛЕ ДОЖДЯ

Был дожде и замер; молний взвизги

Устали; тень сближала нас;

На темных стеклах стыли брызги;

Плыл призраков любимый час.

Твои глаза так были близко,

Так хрупок шум твоих волос.

Бег мерный месячного диска

Кропил нас мглой безвлажных рос.

Пусть две мечты двух душ не слитых

Томил во тьме несходный сон,

Но двум мирам на их орбитах

Миг встречи был судьбой сужден.

Звезда к звезде в пространствах млечных

Влеклась, — мячи враждебных сил,—

Чтоб встал огонь из сшибок встречных,

Ночь неба кровью опалил,—

Чтоб смерч сгораний, вихрь бесструнный

Над слухом чутким в век вознес —

Тишь бледных брызгов, отзвук лунный

И хрупкий шум твоих волос.

28—29 июля, 1920

ЕГИПЕТСКИЙ ПРОФИЛЬ

Твои мемфисские глаза.

Когда во тьме закинут твой,

Подобный снам Египта, профиль,—

Что мне, куда влекусь за тьмой,

К слепительности ль, к катастрофе ль!

Разрез чуть-чуть прикрытых глаз,

Уклоны губ чуть-чуть надменных —

Не так же ль пил, в такой же час,

Ваятель сфинксов довременных?

Когда над ним, в забвенный год,

Свой суд в Аду вершил Озирис,

Не был ли принят в счет щедрот

Вот этих век извивный вырез?

Застылый очерк бледных щек

Таит всю быль о давнем брате:

Его сквозь сумрак вывел Рок

К палящей пропасти объятий.

Вдавив уста в холодный лик

Той жрицы Гора иль Изиды,

Он гневно в камень вбросил крик

Восторга иль глухой обиды.

Всё отошло; но Сфинкс в века

Пронес его мечты и гибель.

Где ж тайна их? в чертах виска?

В той выгнутости ль? в том изгибе ль?

Хочу и я, как дар во храм,

За боль, что мир зовет любовью,—

Влить в строфы, сохранить векам

Вот эту тень над левой бровью.

1 августа 1920

СРОК

Я знаю, ты, земля, вращеньем быстрым

Свой старый шар влечешь во мрак и свет,

Просторы разных стран бросая вслед

То крикам рынка, то полночным систрам.

С полмиром кинут я теперь во тьму,

Полсуток ждать мне солнечного всхода,

Слежу без звезд по дугам небосвода,

И глубь ночных часов страшна уму.

Расстались мы. Еще в глазах вся нега

Желанных глаз; все может губы сжечь

Яд милых губ; прикосновенье плеч

Всё сладко пальцам. Но, летя с разбега,—

Земля швырнула нас к иному дню,

Кружась, срок создает до новой встречи.

Найду ль. я вновь те губы, веки, плечи

Иль в бездну мигов счастья сон сроню?

Лети, лети, земля, путем планетным,

В пустыне сфер крути живой волчок,—

Чтоб, малый, атом, я, изжив свой срок,

Мог страстный вздох вернуть устам запретным!

1920

ДВЕ ВАЗЫ

Две малых вазы из альвастра

Прижать к губам и долго ждать

В палящей мгле, над близкой бездной,—

В них миро сладкое вдыхать,

Жить странной тайной аромата,

Пока зловещий глаз Геката

Не врежет вдруг в ночную гладь,

Спалив сияньем отсвет звездный,

Тогда живой фиал поднять

К трехликой, в высь, к лучам, ad astral[2]

И вот, пред тем, как телом стать,

В руках начнут слегка дрожать

Две малых вазы из альвастра.

2—3 августа 1920

НОЧНАЯ УЛИЦА

Фонарей отрубленные головы

На шестах безжизненно свисли,

Лишь кое-где оконницы голые

Светами сумрак прогрызли.

Бреду, спотыкаясь по рытвинам

Тротуара, в бездонном безлюдьи;

Только звезды глядят молитвенно,