Александр Житинский - Снежная почта
«Я раскрываю книжную страницу…»
Я раскрываю книжную страницу,А где-то мальчик плачет в АргентинеПо мертвому тореро. Кровь по каплямСтруится с перевернутых роговОранжевого месяца. ОниПохожи на рога быка, которыйУбил тореро во вчерашней схватке.
Толпа дразнила красного быка.А в стороне, укрывшись черной шалью,Стояла, ослепленная несчастьем,Вдова тореро. Мальчик видел зубАкулы – этот знак удачи,Который, никому теперь ненужный,Лежал в пыли у ног ее. Она,Еще не веря в торжество беды,Стояла и ждала, когда любимыйПоднимется и встанет во весь ростНа солнечной арене, и победаСлетит к нему в приветствиях и криках,И лепестках цветов.
Толпа редела.Потом с вдовой остался только мальчик.Он осторожно вышел из рядов,Ступил на землю, залитую кровью,И, подобрав с земли обломок шпаги,Взмахнул перед собой им, поражаяОпасное чудовище. ТогдаНагнулась женщина и подняла с землиНагретый пылью белый зуб акулы.
1966
Исикава Такубоку
Я – Исикава Такубоку.Лежу под солнцем на боку.Молясь языческому богу,Слезы сдержать я не могу.
Среди разбросанного хламаЛачуг и сосен, недвижим,Сияет вечный Фудзияма,И облака стоят над ним.
Мой остров мал, как панцирь краба,И так же тверд, и так же сух,Но, словно стяг, пылает храброНад ним несокрушимый дух.
И европейские привычкиЕго не могут изменить.Не подобрать к замку отмычкиИ нашу волю не сломить.
Я – Исикава Такубоку.Я вижу птицу и змею.Своей стране, надежде, БогуЯ никогда не изменю.
И пусть немилостив упрямоКо мне годами дом родной,Я буду горд, как Фудзияма,Своею древнею страной.
1966
«Еще по мостикам горбатым…»
Анне Ахматовой
Еще по мостикам горбатымПролетки черные скользят,И, снами тяжкими объятый,В туманах виснет Петроград.
Еще гуляют на Фонтанке,Но свечи гаснут. Три, одна…Еще промчится на тачанке,Как пыль, привычная война.
Еще несчастье не случилось,И счастье тоже не пришло.Кровь по ступеням не струилась,Вино рекою не текло.
Но дни безумные листаяПри тусклом свете фонарей,Спешит Россия белой стаейК судьбе назначенной своей.
1966
«У Императорского сада…»
У Императорского садаСтоит чугунная ограда,А я шагаю вдоль Невы,Не поднимая головы.
Когда-то в этом полумракеНа бал я поспешал во фраке,И газовые фонариРосли из неба до земли.
Когда-то, пьяный от решеток,Испуганно и отрешенноСтрелял я в батюшку-царя,Как позже выяснилось, – зря.
Теперь живу в двадцатом веке,И только вздрагивают веки,Когда шагаю вдоль Невы,Не поднимая головы.
1966
Полутени
Играют полутениНа пепельной стене,И кажется, что стеныКачаются во сне.
И где-то возникаетМелодия тайкомИ тайно проникаетВ мой опустевший дом.
В кривых виолончеляхТанцует снегопад,И, словно на качелях,По стенам сны скользят.
В их отблеске, летящемИз темноты на свет,Является все чащеЗнакомый силуэт.
Сначала ярче, ярчеЕго чеканный вид.А печь горит все жарче,И дым в трубе кипит.
Потом огонь темнеет,Слабеет силуэт,Он тает, он стареетИ сходит он на нет.
Теряя очертаньяИ сходство на лету,Как древнее преданье,Сползает в темноту.
И звуки с перепугу,Признав свою вину,Покорно друг за другомУходят в тишину.
1966
Стихи 67-го года
I
Стансы
По молодости лет не воевал,Не странствовал, не плакал, не судился.Свой век по-городскому куковал —В квартирах пыль на лезвиях зеркал —Опомнился – в окурок превратился.
Не важно, что мосты разведены,Чугунные ворота на засове.Не добежал до крепостной стены —Мгновения за годы зачтены,На флаге незаметна капля крови.
Куда вы делись, милые мои?В Царицыне или под Перекопом?Я опоздал. Закончились бои.В живых остались только воробьи,Вон за окном они дерутся скопом.
Тридцатый год цирюльнику служил,На хищных птицах окровавив перья.Тянули страхи из лаптей и жил,И не было ни опыта, ни силОстановить поветрие поверья.
На черных тучах выросли кресты.Я страх запомнил, не запомнив детства.С сомнением на чайные мечтыИстория взирала с высотыИ строила преграды по соседству.
Из магазина запах колбасы.Семейный быт налаживался прочно,И Сталин улыбался мне в усы.Кому же верить? Врут мои часы,—Двадцатый век закончился досрочно.
Рыдайте! Век отходную поет.Приобретайте новый холодильник!Храните, как в сберкассе, старый лед,А я на три столетия впередПеревожу поломанный будильник.
Когда наступит, – что там? новый быт? —На всей Земле и даже на Аляске,Мой сломанный будильник зазвонит,Напомнив, торжествуя и навзрыд,Все войны, революции и встряски.
Полночь с песенкой
Когда наступает бесшумный парад арлекинов,Гудят провода, осыпая весенние струны,На черных дощечках показываются луны,И гаснут огни, напряженное небо покинув,Приходит безумие. Острым крылом разрезаяПолночное небо, свернувшееся в клубок,Оно говорит: да будет твой сон глубок!Свободу покоя твоей судьбе разрешаю.
А мне припеваючи житьДавно надоело.Наряды зевакам шить —Нехитрое дело.Не плачу и не смеюсь,Привык улыбаться.Удачи одной боюсь —Счастливым остаться.
Приятные вести приносят печальную радость,И голуби тусклые на подачках жиреют.Над городом флаги. Флаги над городом реют.На голубем – знамя, освещающее дорогуБездомному рыцарю, неприкаянному богу,Безумцу на миг, калифу на час – наградойЗа полночь, не знающую преград.
«Это ты, это я, это наша судьба…»
М. Хуциеву
Это ты, это я, это наша судьба.Так бескровно дрожит в переулке труба!
Так по лицам осенним скользит пешеход,Забегая глазами немного вперед,
И давно уже согнуты стрелки часовЗавитками кошачьих семейных усов.
Надо ночь – напролет, надо день – наугад.Соловьи не тревожат уснувших солдат.
Это ты, это я, это наша бедаНакалилась, как черная сковорода,
И не видно дождя, и не видно огня,—Это осень шуршит на губах у меня.
Расскажи мне свою кругосветную быль.Там на книжных картинках свинцовая пыль.
Распахни в переулок кривое окно,—Дождевое раздумье свежо и темно.
Это град, это мир в тесном клекоте птиц,В непрерывном движении замкнутых лиц.
Но не надо, не надо смотреть мне в глаза,—На ресницах сухих невозможна гроза.
«Моя больная муза…»
Моя больная музаЯвилась на порог.– Зачем пришла, обуза?– Не выполнен оброк.
– А много ли оброку?– Сполна не заплатить.Стране, надежде, БогуТы должен угодить..
– Страна меня не знает,Надежды нет давно,—По кабакам гуляет,А Богу все равно.
– Скорей плати по счету,Выкладывай товар!Да мне не позолоту,А золото давай!
– Мне золота не жалко.Напрасная цена.Гадала мне гадалка,Неволила весна.
По линиям лиловымГуляет шум и гам.Я музыкой и словомОброк тебе отдам.
Я слово это выну,Его дугою выгнуИ радугой зажгу.И горем, как заплатою,Его я запечатаюИ радостью зашью.
«Чудотворство ремесла…»
Чудотворство ремесла:Перепутанные звукиНаугад и без наукиВыпускать из-под крыла.
От души их отделять,Перерезав пуповину,И за следствие причинуБез причины выдавать.
Оставляет не у делЭта черная работа —Довести до поворотаУдивления предел.
На подрубленном сукуВсласть раскачивать качели,Пролетая мимо целиИ сгорая на скаку.
«Я счастливей вас…»
Я счастливей вас,Милые коллеги.В этот синий часНе спускаю глазС путеводной Веги.
Если пустота —Это только термин,Я лечу туда,Где горит звездаВ ореоле терний.
Если наугадСказанное словоВозвратить назад,Подновить нарядИ промолвить снова,
Подойдешь на шагК верхнему пределу,Где звериный страхСтынет на губахИ мешает делу.
Не к лицу лучуОгибать преграды.Перед ним смолчу.Слову по плечуСобственные взгляды.
И своя звездаКаждому от Бога.Горе не беда,Если никогдаНе менять дорогу.
Из Дилана Томаса
