Болеслав Лесьмян - «За переживших дно и берега...» (стихи)
Кладбище
Путник, искоса глянув на существованье,Пришел на кладбище: смерти укрыться не в чем.Кладбище кораблей. Под землей трепетаньеПарусов, раздуваемых посмертным смерчем.Чует путник, как вечность из травы струится,И, топя свою тишь в кладбищенском покое,Перекрестил, что видит: пчелы, в кустах птица —И на первом надгробье читает такое:Я погиб не наугад — в дар вихрю и ливню,И верил, что второй раз уже не погибну,Что найду причал в смерти и смерть у причала,Только умер не для смерти, смерть подкачала.Все тот же встречный ветер, угрозы нависли,И испуг, и неизвестность, и все, кроме жизни.Мой остов подземный, пусть порожняя форма,Еще достоин штурвала, достоин шторма.Кто знает, где этот вечный ветер таится?Кто однажды тронулся в путь, не застоится.Я познал глубь, где правит неживое Судно.Сна — нет. Вечность — начеку. И мертвым быть трудно.За смерть в моих парусах, за мачты немыеПрочти, прохожий, прошу, три «Аве Марии»!
Путник нарвал никому свежих листьев горстьюИ встал на колени, чтобы выполнить просьбу.
***
Побледнел Дон Жуан, вдруг завидев повозкуС собственным телом — его хоронят, не тезку,И забыл разницу между идущим теломСвоим и тем, что в гробу, все мертвое в белом.Понял их тождество — упряжка неслась быстро,А ему казалось, что все топчется близко.Собирался почить в бозе, но ясно видит,Что Бог — не ночлег и что почить в нем не выйдет.Смертной дрожи гордо в упор: нет, не покаюсь!Слышал: «Спи вечным сном», но нет, не спал покамест.Шел все быстрей, гнала вдаль посмертная ночка.«Спи вечным сном» — нет никакого сна, и точка.«Счастливец, отмучился», — говорили рядом,А он все шел, в загробный мрак упершись взглядом,В мир, где первый фантом — последнее дыханье.И новое настает, иное страданье.Колокола вовсю, но звук остановился.Мимо живые — он сквозь, не посторонился.Колокола, похороны — как все нелепо.И умершими глазами обводит небо.
Бездна
Внося в лес зной моей жизни палящийИ лицо, что на все лесное так не похоже,Вижу бездну, что там, скуля, мечется чащей,С язвами сучьев в безбрежной скорби, как в коже.
Вся дрожа в зеленом, полном росы плаче,В испуге от мнимой близости неба, рая,Гибнет от мук, тоскует, не умея иначе,От желанья упасть крестом наземь, сгорая.
И не знает, каким ей сном забыться, что ли,Ищет балки или оврага, чтобы вжатьсяВсей своей огромностью, укрыться от болиИ застыть на минуту, в тишину вдрожаться.
Чую страх ее нагой, ее босой голод,Бездомность в шелесте ветвистого покояИ глаза, которые сквозь росистый холодВидят здесь другого, совсем не того, кто я.
***
Что за свечи надо мною, что за лица?С моим телом больше горя не случится.
Все стоят, один лежу я в этом теле —Жалость лжива, умираешь в самом деле.
Вот лежу себе в листве венков зеленой,Так достойно, вечно, собственной персоной.
Смерть притихшая в висках заныла снова,Знаю, что не нужно понимать ни слова.
Тяжело к тебе на подступах, могила,Привыкать к тому, что будет, а не было!
***
Вот солнце пронзает лес лучами своими,Подавая соснам секретный знак манящий.Вот запылали сосны, словно в самой чаще,Что-то алое навеки случилось с ними!
Привороженный знаком, мчусь туда как птица,Чтоб скорей, пока ночь не затмит эти дали,Остановить время, самому убедитьсяВ том, что сосны уже до меня увидали.
