Лаэрт Добровольский - Долговременная огневая… Стихотворения
«Холоден камень… Осенняя тишь…»
Холоден камень… Осенняя тишьМожет ли ранить?Время, куда ты так быстро летишь.Мучая память?
Город, припавший к плечу моему —Друг и товарищ.Вижу его распростёртым в дымуЖадных пожарищ.
Слышу отчётливо в сердце своёмСтук метронома.Общая доля – крещенье огнёмОтчего дома.
Как через щель смотровую в бронеВижу дороги.Город единственный, вечен во мнеГолос тревоги.
Нас укрывает от снайперских пульДней уходящихПамяти вечный и строгий патрульВ дне настоящем.
«Горят Бадаевские склады…»
Горят Бадаевские склады…Теперь яснее с каждым днём:И жизнь, и смерть в кольце блокадыЛегли меж хлебом и огнём.
Вполнеба зарево. ГуляетОгня и дыма грозный смерч.Гудит неистово и знает:Где он прошёл – всё прах и смерть.
Его не рвись утихомирить.Не подходи к нему, не тронь!Он – Властелин, в его крови ведьВселенский буйствует Огонь.
Всё злей безжалостные вспышкиНеукротимого огня…На крыши, чердаки и вышкиДежурить на исходе дня
Выходит, небо наблюдая,Ещё без горечи утрат.Готовность к бою обретая.Притихший строго Ленинград.
«Я пройду у разбитого дома…»
Я пройду у разбитого домаПо остывшим осколкам снаряда.По листам обгоревшего тома.Вдоль безрядья гостиного ряда…
Вот он, памятный тот переулок —Горы наледи в снежных сугробах.Метроном насторожённо гулокИ на саночках – тело без гроба.
В этом городе храмов и рынков,Площадей и квартир коммунальныхДар последний – простая простынкаИ заряд на шурфах погребальных.
«Когда приказ поднимет нас…»
Когда приказ поднимет насПо громкой связи, и тотчасВзревут моторы —Поймём без слов, что где-то злоС огнём и дымом подползло —и разговорыОтставим в сторону – и в путь,И вновь стучит тревога в грудьИ в сердце – пламя;Сирен несдержанный языкУже срывается на крик,И – пыль за нами.Ещё спокойны до порыБагры, стволы и топоры —Но скоро, скороСтуча, скрежеща и звеняПроникнут в логово огняСквозь все запоры.Моих друзей суровый видБез слов о многом говорит:Они видали.Какой ценой кончают бойВ огонь летящие с тобойНе за медали.
«Слог высокий подобен курантам…»
Слог высокий подобен курантам.Но, предвидя улыбку косую.Проведу я к пожарным гидрантам.Словно деву, поэму босую.
Там сигналом к извечной надеждеВ добровольном и тягостном бденьиШум воды слышу снова, как прежде.Разбивающейся при паденьи.
Это – дерзкий, решительный вызов.Под напором из стендера[1] бьющий,В хрупких сводах хрустальных карнизовНити жизни пропасть не дающий.
Не дойдут ослабевшие ногиДо реки, где кипящая прорубь.До угла бы дойти без подмоги.Да назад ещё столько – попробуй.
Ты – спаситель мой, стендер пожарный.Часовой, не меняющий позы.Ты один на округу, пожалуй.Работящ и в такие морозы.
Подозрительно что-то затишьеОт налёта живём до обстрела.Одинокий, упорно стоишь тыБезбоязненно, гордо и смело.
Я к тебе подхожу осторожно —Сколько, падая здесь, не вставало!Без воды мне уйти невозможно.Лишь бы сил возвратиться достало.
Сколько нам предстоит испытанийВ леденящих оковах блокады?Бродит смерть, очумев от скитаний.Людям – выстоять, вытерпеть надо.
«Вчера, послушные приказу…»
Вчера, послушные приказу,К домам, охваченным огнём.Не подбегали мы ни разуВ горящем городе своём.
Чернея окнами пустыми.Дома корили нас с тобой:Другие шли в дымы густые.Шли в пекло, жертвуя собой.
Нас укорять отыщет поводНе представляющий беды:Что значит, если в лютый голодХлебозаводы без воды.
Когда коптилка еле светит.Ни кошки в доме, хоть убей…Сто двадцать пять… Но граммы этиПолучим мы из отрубей:
Во тьме притихшему заводуНайдём – обязаны найти! —Для продолженья жизни воду.Иного нет у нас пути.
Давно пожар привычен глазу.Но мы сражение с огнёмОтложим, чтобы по приказуХлеб выпекали завтра днём.
«Когда привычным взглядом…»
Когда привычным взглядомОкинешь мир вокругИ дом знакомый с садомУвидишь внове вдруг.
Заметишь украшенийУбористую вязьУловишь разрушенийИ возрождений связь.
Наверное, однаждыПоймёшь, что муравей.Карабкаясь отважно.Ждёт помощи твоей,
И на деревьях птахиГлядят с надеждой вниз…Но ты им – о рубахеПредложишь свой каприс:
О той, что ближе к телу —Родному, твоему,А потому и делуТы верен одному:
Оно – твоя забота.Бальзам от маеты,А что там гибнет кто-тоТак это ведь не ты;
Ты – сам себе начальник,И маклер, и купец,Болтающий молчальник,Гуляющий скопец.
Но если воединоТаких, как ты, собрать —Светильник АладдинаЗадует ваша рать.
Померкнет светоч верыКуда, зачем плывёмВ метаньях ноосферыМеж хлебом и огнём…
«Всё сказано… И сказано – не всё…»
Всё сказано… И сказано – не всё,А многое из сказанного – ложно.Истории слепое колесоИным путём направить невозможно.
И чья вина, и объясненья чьиЗачтутся там, в неведомых приделах.Где прошлых жизней тонкие лучи —Немое эхо помыслов и дела?
И там лучом когда-нибудь и яКружиться буду в сумрачной воронке.А тайный смысл земного бытияЗа гулом жизни спрячется в сторонке.
Читая Юрия Воронова
Сердцем отойти давно бы надоОт блокадной стужи и тоски.Только слово хлёсткое «блокада»Вновь сжимает сердце как тиски.
Сколько в жизни новых впечатленийВпору всё прошедшее забыть,В толчее средь новых поколенийПостараться современным быть.
Но опять идём, не зная броду.Мы – своих невольники преград:Горожанин рвётся к огороду.Каждой грядке, как находке, рад.
И блокадным горожанам старымПамятнее той поры слова.Что всего с одной восьмой гектараХватит овощей семье сполна.
Цветы на камне
Светлой памяти моей матери —
Милицы Владимировны Тржцинской«Над тобой уже не властно время…»
Над тобой уже не властно время —Ни сединок новых, ни морщин.Мне ж нести несуетное бремяИстомивших сердце годовщин.
Для тебя всё в прошлом… Я листаюЖизнь твою как том календаря,И событий пестрокрылых стаюВысветляет памяти заря.
И, незримой связанные нитью.За пределом видимости, мыВновь спешим друг к другу по наитьюЧерез вёрсты непроглядной тьмы.
Пребываем в разных измереньях.На частотах разных говорим,И над миром вечного забвеньяКаждый – по раздельности – парим.
«Жгу костёр в этот памятный час…»
Жгу костёр в этот памятный час —Пусть он станет огнём ритуала:В этот час ты покинула нас,В этот час тебя с нами не стало.
Так с языческих давних времёнПоминали костром уходящих.Только я буду с этим огнёмНе в прошедшем с тобой – в настоящем.
Будем мы этой ночью одни,и души твоей белая птицаНа мои отзовётся огниИ вблизи от меня приземлится.
Синий дым, чёрный год, серый свет.Задремавших садов многоцветье…В кровь изранена в терниях летБезотчётная вера в бессмертье.
«Когда на дальних перекрёстках…»
Когда на дальних перекрёсткахВнегалактических дорогВ обличье новом, в звёздных блёсткахЗемной забывшие порог.
Друг друга мы однажды встретимВ ушедшем сонмище людском —Как нашу встречу мы отметимВ пространстве вечном и пустом?
Быть может, в новые сосудыМы души наши перельёмИ новый круг житейских буденПрочертим заново вдвоём?
И, как уже бывало с нами,В какой-то перекрёстный час.Перемежая явь со снами.Пронзят воспоминанья нас.
И станут сердце рвать истошно.Как ястреб жертву на куски,И наше будущее в прошломЗайдётся в крике от тоски.
«Я голову в молчаньи преклонил…»
Я голову в молчаньи преклонилПред образом единственной на свете.Которую сильнее всех любил…Лик материнский и без нимба светел.
До Господа не дорасти вовек.Не досмотреть картину ожиданий.Не дооткрыть усталых наших векДо мига подтверждения преданий.
И вновь момент критичен и велик,и вновь опасность взмыла над кормою.Соломинка моя – твой светлый лик.Который и на дно пойдёт со мною.
Марш Шопена
