Михаил Кузмин - Осенние озера (Вторая книга стихов)
О долгие часы лобзаний,
Объятий сладостных и нег!
Каких нам больше указаний?
О время, укроти свой бег!
Пусть счастья голубая птица
Не улетит во время сна,
Пусть этот сумрак вечно длится
В разрезе смутного окна.
5
У окна стоит юноша, смотрит на звезду.
Тоненьким лучиком светит звезда.
"В сердце зеркальное я звонко упаду,
Буду веселить его, веселить всегда".
Острою струйкою вьются слова;
Кто любви не знает, тому не понять;
Милому же сердцу песня - нова,
И готов я петь ее опять и опять.
Март-май 1911
IV
138-145. ЗИМНЕЕ СОЛНЦЕ
Н. Д. Кузнецову
1
Кого прославлю в тихом гимне я?
Тебя, о солнце, солнце зимнее!
Свой кроткий свет на полчаса
Даришь, - и все же
Цветет на ложе
Нежданной розы полоса.
Заря шафранно-полуденная,
Тебя зовет душа влюбленная:
"Еще, еще в стекло ударь!
И (радость глаза)
Желтей топаза
Разлей обманчивый янтарь!"
Слежу я сквозь оконце льдистое,
Как зеленеет небо чистое,
А даль холодная - ясна,
Но златом света
Светло одета,
Вошла неслышная весна.
И пусть мороз острее колется,
И сердце пусть тревожней молится,
И пусть все пуще зябнем мы,
Пышней авроры
Твои уборы,
О солнце знойное зимы!
2
Отри глаза и слез не лей:
С небесных, палевых полей
Уж глянул бледный Водолей,
Пустую урну проливая.
Ни снежных вьюг, ни тусклых туч.
С прозрачно-изумрудных круч
Протянут тонкий, яркий луч,
Как шпага остро-огневая.
3
Опять затопил я печи
И снова сижу один,
По-прежнему плачут свечи,
Как в зиму былых годин.
И ходит за мною следом
Бесшумно отрок нагой.
Кому этот гость неведом?
В руке самострел тугой.
Я сяду - и он за мною
Стоит, мешает читать;
Я лягу, лицо закрою,
Садится ко мне на кровать.
Он знает одно лишь слово
И все твердит мне его,
Но слушать сердце готово,
Что сердцу известно давно.
Ах, отрок, ты отрок милый,
Ты друг и тюремщик мой,
Ты шепчешь с волшебной силой,
А с виду - совсем немой.
4
Слезы ревности влюбленной,
Словно уголь раскаленный,
Сердце мучат, сердце жгут.
Извиваясь, не слабея,
Все впивается больнее
В тело прежней страсти жгут.
Слезы верности влюбленной,
Словно жемчуг умиленный,
Что бросает нам гроза,
Словно горные озера,
Словно набожные взоры,
Словно милого глаза.
5
Смирись, о сердце, не ропщи:
Покорный камень не пытает,
Куда летит он из пращи,
И вешний снег бездумно тает.
Стрела не спросит, почему
Ее отравой напоили;
И немы сердцу моему
Мои ль желания, твои ли.
Какую камень цель найдет?
Врагу иль другу смерть даруя,
Иль праздным на поле падет
Все с равной радостью беру я.
То - воля мудрого стрелка,
Плавильщика снегов упорных,
А рана? рана - не жалка
Для этих глаз, ему покорных.
6
О, радость! в горестном начале
Меня сковала немота,
И ни сомнений, ни печали
Не предали мои уста.
И слез моих, бессильных жалоб
Не разболтал послушный стих,
А что от стона удержало б,
Раз ветер в полночи не стих?
Но тайною грозой омытый,
Нежданно свеж и зелен луг,
И буре, утром позабытой,
Не верь, желанный, верный друг.
7
Ах, не плыть по голубому морю,
Не видать нам Золотого Рога,
Голубей и площади Сан-Марка.
Хорошо отплыть туда, где жарко,
Да двоится милая дорога,
И не знаю, к радости иль к горю.
Не видать открытых, светлых палуб
И судов с косыми парусами,
Золотыми в зареве заката.
Что случается, должно быть свято,
Управляем мы судьбой не сами,
Никому не надо наших жалоб.
Может быть, судьбу и переспорю,
Сбудется веселая дорога,
Отплывем весной туда, где жарко,
И покормим голубей Сан-Марка,
Поплывем вдоль Золотого Рога
К голубому, ласковому морю!
8
Ветер с моря тучи гонит,
В засиявшей синеве
Облак рвется, облак тонет,
Отражался в Неве.
Словно вздыбив белых коней,
Заскакали трубачи.
Взмылясь бешеной погоней,
Треплют гривы космачи.
Пусть несутся в буйных клочьях
По эмали голубой,
О весенних полномочьях
Звонкою трубя трубой.
Февраль-май 1911
V
146-154. ОТТЕПЕЛЬ
С. Л. И
1
Ты замечал: осеннею порою
Какой-то непонятною игрою
Судьба нас иногда теплом дарит,
А россыпь звезд все небо серебрит,
Пчелиному уподобляясь рою.
Тогда плащом себя я не закрою,
Закутавшись, как зябкий сибарит.
Лишь календарь про осень говорит.
Ты замечал?
Пусть вьюги зимние встают горою;
На вешний лад я струны перестрою
И призову приветливых харит.
Ведь то, что в сердце у меня горит
И что, коль хочешь, я легко утрою,
Ты замечал.
2
Нет, не зови меня, не пой, не улыбайся,
Прелестный призрак новых дней!
Кипящий юноша; стремись и ошибайся,
Но я не стал ли холодней!
Чем дале, тем быстрей сменяются виденья,
А жизни быстрый круг - так мал.
Кто знал погони пыл, полеты и паденья,
Лишь призрак, призрак обнимал.
О юность красная, смела твоя беспечность,
Но память зеркал_а_ хранит,
И в них увидишь ты минутной, хрупкой вечность
И размагниченным магнит.
Что для тебя найду? скажи, какой отплатой
Отвечу я на зов небес?
Но так пленителен твой глаз зеленоватый,
И клоуна нос, и губ разрез!
Так хочется обнять и нежно прикоснуться
Бровей и щек, ресниц и век!
Я спал до этих пор; пора, пора проснуться:
Все - мимолетность, это - век.
Слепая память, прочь, прочь зеркала обмана!
Я знаю, призрак тот - живой:
Я вижу в первый раз, горит впервые рана.
Зови меня, зови! я твой!
3
Я не знаю, не напрасно ль
Повстречались мы в пути?
Я не знаю, не опасно ль
Нам вдвоем с тобой идти?
Я не знаю, стар иль молод
Тот, кто любит в сотый раз,
Но, восторженный, проколот
Светлой парой карих глаз.
Лишь одно я знаю - даром
Эта встреча не пройдет:
Пораженное ударом,
Сердце вздрогнет и падет.
4
С какою-то странной силой
Владеют нами слова,
И звук немилый иль милый,
Как будто романа глава.
"Маркиза" - пара в боскете
И праздник ночной кругом.
"Левкои" - в вечернем свете
На Ниле приютный дом.
Когда назовут вам волка
Сугробы, сумерки, зверь.
Но слово одно: "треуголка"
Владеет мною теперь.
Конечно, тридцатые годы,
И дальше: Пушкин, лицей,
Но мне надоели моды
И ветошь старых речей.
И вижу совсем я другое:
Я вижу вздернутый нос
И Вас, то сидя, то стоя,
Каким я Вас в сердце унес.
5
Катались Вы на острова,
А я, я не катался.
Нужны ль туманные слова
Тому, кто догадался?
Мы перстень ценим, не футляр,
Ведь что нам до коробок?
И у меня в груди пожар,
Пускай я с виду робок.
И я покорен, видит Бог,
Катались Вы - не я же,
Не пустите на свой порог,
Пойду на это даже.
Велите лезть на каланчу,
Исполню повеленье.
А что нелепо я молчу,
Так это от волненья.
Но пусть покорен я и глуп,
Одно я знаю верно:
Болтливых не закрою губ,
Любя нелицемерно.
6
Дождь моросит, темно и скучно,
Смотрю в окно на телеграф.
Хотел бы думать равнодушно,
В уме неделю перебрав.
Не такова моя натура:
Спокойствие мне не дано,
Как у больных температура,
Скачу то в небо, то на дно.
Во вторник (и без всякой лести)
Я чувствовал такой подъем:
У Юрочки сначала вместе,
Потом в театре мы вдвоем.
От середы и до субботы
Я в заточенье заключен.
Когда же невтерпеж забота,
Звоню я робко в телефон.
И не нарушил я традиций:
Писал стихи, курил, вздыхал
И время ваших репетиций
"Презренной прозой" проклинал.
У Вас в субботу ужин "шпажный",
Наутро Вам стихи пришлю.
Еще не сбросив хмель отважный,
Прочтете Вы, что я люблю.
Еще три дня. О, я прославлю
Твой день, Архангел Михаил!
В полтину свечку я поставлю,
Чтоб он почаще приходил.
Дождь моросит, но мне не скучно
Смотреть в окно на телеграф,
Сидеть не в силах равнодушно,
В уме неделю перебрав.
7
Как люблю я запах кожи,
Но люблю и запах жасмина.
Между собой они не схожи,
Но есть что-то общее между ними.
Случайно, конечно, они соединились
В моем воспоминанье,
Но не равно ли у нас сердца бились
Тогда, как и в любом преданьи?
Вы помните улицу Calzajuoli
И лавку сапожника Томазо?
(Недавно это было, давно ли
Это не относится к рассказу).
Я стоял, Вы ехали мимо,
И из дверей пахло кожей;
А в стакане, на полке хранима,
Была ветка жасмина (жасмина, не розы).