Осип Мандельштам - Камень, Tristia
Сломалась милая соломка неживая,
Не Саломея, нeт , соломинка скорeй.
В часы безсонницы предметы тяжелeе,
Как будто меньше их -- такая тишина -
Мерцают в зеркалe подушки, чуть бeлeя,
И в круглом омутe кровать отражена.
Нeт , не соломинка в торжественном атласe,
В огромной комнатe над черною Невой,
Двeнадцать мeсяцев поют о смертном часe,
Струится в воздухe лед блeдно-голубой.
Декабрь торжественный струит свое дыханье,
Как будто в комнатe тяжелая Нева.
Нeт , не Соломинка, Лигейя, умиранье -
Я научился вам , блаженныя слова.
II
Я научился вам , блаженныя слова,
Ленор , Соломинка, Лигейя, Серафита,
В огромной комнатe тяжелая Нева,
И голубая кровь струится из гранита.
Декабрь торжественный сiяет над Невой.
Двeнадцать мeсяцев поют о смертном часe.
Нeт , не соломинка в торжественном атласe
Вкушает медленный, томительный покой.
В моей крови живет декабрьская Лигейя,
Чья в саркофагe спит блаженная любовь,
А та, соломинка, быть может Саломея,
Убита жалостью и не вернется вновь.
1916
x x x
-- Я потеряла нeжную камею,
Не знаю гдe, на берегу Невы.
Я римлянку прелестную жалeю -
Чуть не в слезах мнe говорили вы.
Но для чего, прекрасная грузинка,
Тревожить прах божественных гробниц ?
Еще одна пушистая снeжинка
Растаяла на вeерe рeсниц .
И кроткую вы наклонили шею.
Камеи нeт -- нeт римлянки, увы.
Я Тинотину смуглую жалeю -
Дeвичiй Рим на берегу Невы.
1916
x x x
Собирались эллины войною
На прелестный остров Саламин .
Он , отторгнут вражеской рукою,
Виден был из гавани Афин .
А теперь друзья-островитяне
Снаряжают наши корабли.
Не любили раньше англичане
Европейской сладостной земли.
О, Европа, новая ?ллада,
Охраняй Акрополь и Пирей.
Нам подарков с острова не надо,
Цeлый лeс незваных кораблей.
1916
x x x
I
Мнe холодно. Прозрачная весна
В зеленый пух Петрополь одeвает
Но, как медуза, невская волна
Мнe отвращенье легкое внушает .
По набережной сeверной рeки
Автомобилей мчатся свeтляки,
Летят стрекозы и жуки стальные,
Мерцают звeзд булавки золотыя,
Но никакiя звeзды не убьют
Морской воды тяжелый изумруд .
II
В Петрополе прозрачном мы умрем ,
Гдe властвует над нами Прозерпина.
Мы в каждом вздохe смертный воздух пьем ,
И каждый час нам смертная година.
Богиня моря, грозная Афина,
Сними могучiй каменный шелом .
В Петрополе прозрачном мы умрем ,
Здeсь царствуешь не ты, а Прозерпина.
1916
x x x
1
Не вeря воскресенья чуду,
На кладбище гуляли мы.
-- Ты знаешь, мнe земля повсюду
Напоминает тe холмы
.................
.................
Гдe обрывается Россiя
Над морем черным и глухим .
2
От монастырских косогоров
Широкiй убeгает луг .
Мнe от владимирских просторов
Так не хотeлося на юг ,
Но в этой темной, деревянной
И юродивой слободe
С такой монашкою туманной
Остаться -- значит быть бeдe.
3
Цeлую локоть загорeлый
И лба кусочек восковой.
Я знаю -- он остался бeлый
Под смуглой прядью золотой.
Цeлую кисть, гдe от браслета
Еще бeлeет полоса.
Тавриды пламенное лeто
Творит такiя чудеса.
4
Как скоро ты смуглянкой стала
И к Спасу бeдному пришла,
Не отрываясь цeловала,
А гордою в Москвe была.
Нам остается только имя:
Чудесный звук , на долгiй срок .
Прими ж ладонями моими
Пересыпаемый песок .
1916
x x x
?та ночь непоправима,
А у вас еще свeтло.
У ворот Ерусалима
Солнце черное взошло.
Солнце желтое страшнeе.
Баю, баюшки, баю,
В свeтлом храмe Iудеи
Хоронили мать мою.
Благодати не имeя
И священства лишены,
В свeтлом храмe Iудеи
Отпeвали прах жены.
И над матерью звенeли
Голоса израильтян .
-- Я проснулся в колыбели,
Черным солнцем осiян .
1916
Декабрист
"Тому свидeтельство языческiй сенат -
Сiи дeла не умирают ."
Он раскурил чубук и запахнул халат ,
А рядом в шахматы играют .
Честолюбивый сон он промeнял на сруб
В глухом урочище Сибири
И вычурный чубук у ядовитых губ ,
Сказавших правду в скорбном мiрe.
Шумeли в первый раз германскiе дубы,
Европа плакала в тенетах ,
Квадриги черныя вставали на дыбы
На трiумфальных поворотах .
Бывало, голубой в стаканах пунш горит ,
С широким шумом самовара
Подруга рейнская тихонько говорит ,
Вольнолюбивая гитара.
Еще волнуются живые голоса
О сладкой вольности гражданства,
Но жертвы не хотят слeпыя небеса,
Вeрнeе труд и постоянство.
Все перепуталось, и некому сказать,
Что, постепенно холодeя,
Все перепуталось, и сладко повторять:
Россiя, Лета, Лорелея.
1917
Меганом
1
Еще далеко асфоделей
Прозрачно-сeрая весна,
Пока еще на самом дeлe
Шуршит песок , кипит волна.
Но здeсь душа моя вступает ,
Как Персефона в легкiй круг ,
И в царствe мертвых не бывает
Прелестных загорeлых рук .
2
Зачeм же лодкe довeряем
Мы тяжесть урны гробовой
И праздник черных роз свершаем
Над аметистовой водой?
Туда душа моя стремится,
За мыс туманный Меганом ,
И черный парус возвратится
Оттуда послe похорон .
3
Как быстро тучи пробeгают
Неосвeщенною грядой,
И хлопья черных роз летают
Под этой вeтреной луной,
И, птица смерти и рыданья,
Влачится траурной каймой
Огромный флаг воспоминанья
За кипарисною кормой.
4
И раскрывается с шуршаньем
Печальный вeер прошлых лeт
Туда, гдe с темным содроганьем
В песку зарылся амулет .
Туда душа моя стремится,
За мыс туманный Меганом ,
И черный парус возвратится
Оттуда послe похорон .
x x x
Когда на площадях и в тишинe келейной
Мы сходим медленно с ума,
Холоднаго и чистаго рейнвейна
Предложит нам жестокая зима.
В серебряном ведрe нам предлагает стужа
Валгаллы бeлое вино,
И свeтлый образ сeвернаго мужа
Напоминает нам оно.
Но сeверные скальды грубы,
Не знают радостей игры,
И сeверным дружинам любы
Янтарь, пожары и пиры.
Им только снится воздух юга,
Чужого неба волшебство.
-- И все-таки упрямая подруга
Откажется попробовать его.
1917
x x x
Среди священников левитом молодым
На стражe утренней он долго оставался.
Ночь iудейская сгущалася над ним ,
И храм разрушенный угрюмо созидался.
Он говорил : Небес тревожна желтизна,
Уж над Евфратом ночь, бeгите, iереи.
А старцы думали: Не наша в том вина.
Се черно-желтый свeт , се радость Iудеи.
Он с нами был , когда на берегу ручья
Мы в драгоцeнный лен субботу пеленали
И семисвeщником тяжелым освeщали
Iерусалима ночь и чад небытiя.
1917
x x x
1
Золотистаго меду струя из бутылки текла
Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успeла:
Здeсь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,
Мы совсeм не скучаем , -- и через плечо поглядeла.
2
Всюду Бахуса службы, как будто на свeтe одни
Сторожа и собаки. Идешь -- никого не замeтишь.
Как тяжелыя бочки, спокойные катятся дни.
Далеко в шалашe голоса: не поймешь, не отвeтишь.
3
Послe чаю мы вышли в огромный, коричневый сад ,
Как рeсницы, на окнах опущены темные шторы,
Мимо бeлых колонн мы пошли посмотрeть виноград ,
Гдe воздушным стеклом обливаются сонныя горы.
4
Я сказал : Виноград как старинная битва живет ,
Гдe курчавые всадники бьются в кудрявом порядкe.
В каменистой Тавриде наука ?ллады -- и вот
Золотых десятин благородныя ржавыя грядки.
5
Ну, а в комнатe бeлой, как прялка, стоит тишина,
Пахнет уксусом , краской и свeжим вином из подвала.
Помнишь, в греческом домe любимая всeми жена,
Не Елена -- другая -- как долго она вышивала.
6
Золотое руно, гдe же ты, золотое руно -
Всю дорогу шумeли морскiя тяжелыя волны,
И, покинув корабль, натрудившiй в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
1917
x x x
В тот вечер не гудeл стрeльчатый лeс органа.
Нам пeла Шуберта родная колыбель,
Шумeла мельница, и в пeснях урагана
Смeялся музыки голубоглазый хмель.
Старинной пeсни мiр коричневый, зеленый,
Но только вeчно-молодой,
Гдe соловьиных лип рокочущiя кроны
С звeриной яростью качает царь лeсной.
И сила страшная ночного возвращенья,