Павел Зальцман - Сигналы Страшного суда. Поэтические произведения
29 марта 1930
Загородный, 16
32. Дворик на Канатном
У солнца лучик-хвостик,Горячий, как укол.Внизу цветет известка,Но влажен желтый двор.
Расщеплены ступени,Разлито молоко,И выгорают тениУгарно и легко.
1930
Одесса
33. «Я сидел, а вы играли…»
Я сидел, а вы играли,Это было не нарочно:Я глядел в свою диктовку,Вы шутили с мандолиной.Впрочем, тихо на роялеМендельсона вы учили.Что поделаешь – такихИ в могиле беспокоят.
Мягко волосы струились,Тихо песня раздаваласьИ, однако, заглушалаГромкий примус в вашей кухне.Слезы жгли глаза и душу,Я их прятал, вы скрывали.Грустно Мендельсона слушатьНа расстроенном рояле.
1930
Ленинград
34. Елисаветградский переулок
На большом колесе,Красном и зеленом,Двинулась карусельС пеньем и звоном.
Лошадки качаются —Огненные пятна,Голубые платьица,Синие глаза.
Расплетается коса,Придвигается гроза.Затуманился базар,Ветер давит, тучи прут.
Улетают платьица,Пыль по полю катится.Капли прыгают, как ртуть,Начинается дождь.
Под зеленой стенойКарусель в брезенте.
Я один. Пустота. Кипящее небо.Я один. Пустота. Шипящие лужи.Я один. Я один. Это грусть моя звенит.Убегаю и стою. Так ныряющий стоит.
. . . . . . . . . . . . . .
И дождь стоит – струя в струю.И звон стоит, и я стою.
1930
Одесса
35–38. Ловля
I. «На светлом ноже от окна на обоях…»
На светлом ноже от окна на обояхВисит золотая летучая мышь, —Предутренний дождь всегда беспокоен, —Другие мелькают, срываясь с крыши.
Стены тлеют, свет стекает,Он темнеет. Он погас.Догоняет, настигает.Нет, не спится в этот час.
Но после дня и кипенья дняТеперь вокруг цветет тишина.Песок и жар испит до дна,Вперед – пустырь, назад – стена.
Беззвучно прошла железом дверь,Зеркальны лужи между рельс,Без капли крови гудит голова,И небо качают колокола.
Звон стихает, сон потек…Но вдруг – движенье, и сна нет:Как брошенный в пропасть на солнце платок,В сенях за дверью зажегся свет.
Свет внезапен. Я один.И он немыслим. Шума нет.Нет ни звука. Нет причины.Тишина. Пылает свет.
В сенях за дверью, верно, вор?Там вора нет, поверь, поверь.Сейчас я встану, возьму топор,Ступлю на свет и открою дверь.
19 апреля 1930
Загородный, 16
II. «В окна падал белый снег…»
В окна падал белый снег,На пол – синяя мука.В полудуме-полуснеВеки сходятся тесней.
В этой узкой полосеВдруг каменья на косе.
Тут росли густые сныПо каналам из ворот,А в ушах молочный рогПротрубил тринадцать раз.
Месяц черен. Он кишитГолубыми червячками.Печь открыта и блеститБеспокойными зрачками.
Разбудил меня испуг,Или треснул уголек.Я гляжу – лицо в огне,Это снится мне во сне.
Тлеет черная коса,И искривлен красный рот,Плачут черные глаза,Их сжигает, их сожжет.
Я вскочил и протянулРуки красные в огонь,Я коснулся нежных щек,Голубую шею сжал.
Тут лизнула и меняЯрость темного огня,И узорчатый платокЗатрещал и засверкал.
И не видя, что горятРуки жадные мои,И шипит среди углейРазрываемое мясо,Я сорвал ее наряд,Изглодавший тело ей,
И приник к ее щекеИз пылающих углей.
Завились по жилам рукЗмеи черные огня,Кости вылезли из рук…
Разбудил меня испуг.В дверь стучат, в окне темно,И в печи горит бревно.
30 марта 1930
III. «Закутавшись в душные ночи…»
Закутавшись в душные ночиИ звездами злыми звеня,По комнате движутся очи,И жгут, и пугают меня.
В жару подымаюсь с постели,Лицо в их одежду склоня,Напрасно молю их о теле,Они не слышат меня.
IV. «Дверь открылась из сеней…»
Дверь открылась из сеней,Свет метнулся и погас.Дунул холод из сенейИ скатился по спине.
Стены гложет свет луны,Но лучи ее темны.
В дверь вошедшая легка,Вот приблизилась она,И бела ее рука,И коса расплетена.
Тлеет лунная коса,Жгут холодные глаза.
Я схватил ее и смял,Я искал горячих губ,Я был нежен, я был глуп,А она была пуста.
Где вилась ее коса,Черви лунные горят,И растаяли глаза,Уходящие назад.
31 марта 1930
Загородный, 16
39. «Я вижу – нет надежды…»
Я вижу – нет надежды,Не любишь ты меня.А слёзы, как и прежде,Безмерны и красны.И я сгораю, воя,От темного огня,От яростного знояНахлынувшей весны.
1930
40. «Всё сходится точно…»
Всё сходится точно,В назначенный день.Решенье заочноИ неотступно, как тень.Ты взвешен и сложенПо сотне смет.Ты есть, ты должен,Свободы нет.
1930
Загородный, 16
41. Белая ночь
Улица пуста. Опрокинутые в днище,В лужах лица стекол морщинисты и плоски,И дождь процарапывает белой ночью чище,Чем мелом, ручейки, дорожки и полоски.
Слезные полоски. Тяжелый храпЖеребцов из бронзы и дрыхнущих казарм.Город полон шума, от писка во дворахДо сонного собачьего лая по базарам.
Если это – тишина,Всё равно – не легче мне.Тяжело бродить без снаИли бредить в тишине.
Здесь всюду дышит и всюду полно:Куда рука не ткнет,За каждой дверью и стенойХрапит, вздыхает, живет.
Опять окно, опять стена,И здесь – рукой подать,И здесь измята простыня,И здесь скрипит кровать.
Я задыхаюсь и, если б мог,Я вам клянусь, – сейчасЯ, право, пришел бы к каждой из васИ придушил бы вас.
У труб, с их журавлиных ног,Вода стекает вниз.
Но жар лицом уткнулся в сонИ, вздрогнувши, затих.Скривились морды колесомУ подворотен злых.
Дождь перестал. Сошел с чердака,Высморкался в плакат.Железные крыши стали лакатьРваные облака.
В луже смяк заплаканный плакат.Черт подери, до чего же пусто!
Это не день, это не ночь,Это ни то ни се,Это – листок схлестнуло прочьИ по воде несет.
1930
Загородный, 16
42. «Видишь – там, в открытом поле…»
Видишь – там, в открытом поле,Дождевые облака,И в качестве постелиПочерневшая река.
Над широкою водоюЛошадь вытянула шею.Одинокий поезд воет,Одинокий ветер веет.
1930
Дорога в Сестрорецк
43. «Оцарапав клочья туч…»
Оцарапав клочья тучО горелый красный лес,Дождь прошелся кувыркомПо траве. И улетел.Сосны вспыхнули как медь,Трубы кончили греметь,Солнце сопки золотит.За блеском дождевых червей,За черными стеблями трав,Туман застлал далекий путьДо шелковых синих снежных гор.А тут горят стволы,Текут куски смолы.Мы расправляем грудь,И вспыхивает медь.
1932
Верхнеудинск
44. «Не увлекайтесь преступными мечтами…»
Не увлекайтесь преступными мечтами,А занимайтесь доступными вещами.Сдерните дырочки с кружев.В курзале семга, побелев.Промчался синий лес, звеня.Влюбитесь, девочки, в меня.Дама с зонтиком стоит,Солнце локон золотит.Золотые стервыМне портят нервы.
1933
Павловск
45. Молитва петуха
Саки лёки лёк лёкНе твори мне смерти.Смердь твор в глубинуНе залей водой. ПотонуЛеденея. Ни кружки. Крошки.Крышка. Болт.Петушка на хворост.Что за хвост?! – Не вырос.Так зачем же меняВыудили с неба,Если здесь для меняНе хватает хлеба?Выпусти меня, дорогая тетя,Я слезами обольюсь,ПомолюсьЗа тебя и за всё твое семейство– Не большое беспокойство.
Зима 1933
46. Вася Дудорга
Все, которые живут,Обязательно умрут.Ночью в окошкоПрыгнула черная кошка,Села на шею спящего лица —Уберите мертвеца.Ужины в «Астории»,Темные истории,Чёлка, чечетка,Что ли, не очень четко.Чок-чок боевичок.Лиговские бандитыЭтим весьма убиты.Поверьте на́ словоКатюше МасловойИ многим другимНедорогим.Было дело поперек,А он себя не поберег —Ходил фертом,Задравши рыло,И вот уже мертвым.Не выгорело. Погорело.Шел трамвай девятый номер,А в трамвае кто-то помер.Уберите.С кисточкой…
<1933>
