Мирослав Валек - Прикосновения
Ослепление
(Перевод Б. Слуцкого)
Какая темная ночь!У реки в садузажгли лилии,засветили серебряные рыбы в пруду,а земля трясется от топота.
Переместимся!
Постоянно одно и то же:вращенье глаз,колеса,поднимающиеся и опускающиеся,сосредоточенные и поглощенные собой,неспешное движенье вверх и паденье.
Какая темная ночь!Спать, подложив руки под голову,и думатьо чудном мгновеньи, когда покидаешь землю,о нематериальном теле над планкой!Тогда исполнено глубокого смысла даже брошенное на лету слово,тогда небо ближе,земля дальше,лицо в звездахи совершенно невероятно, что у деревьев есть корни.
Будет это или не будет —все зависит от единого мига!
Под холодным дождемперед самым рассветомкалеку втаскивают по лестницам,как рояль,деревянные ноги перешагнули порог,руки поискали на земле и нашли,уложили на полуголовой к голове, поклонились.
Сейчас здесьта минута, в которой лежишьтам, где пересеклись диагонали комнаты.
Ты — точка этого пересечения,ты все видишь из своего укрытияи в тщетной злости трясешься, как световой пучок,как воздух над зреющей нивой.Плоскость не сместится.Не увидишь в ней ни солнца,ни дождя,ни себя самого.Стоячая вода,стоячая, с пылающими рыбами на дне.
Но в том же направлении, дальше, на расстояниивзгляда,ноги женщин идут за гардиной,словно бьют в веселые барабаны,ноги мужчин,упругие, целеустремленные,перебирают под собою землю, как большой велосипед.На булыжниках города,на дне океанов,в текучем металле звезд, в блестках песка,в папоротнике, обращенном в антрацит, —всюду, всюдуследы человека.
Босые ноги ступают по моей комнате.Тьма висит за окнами, как негатив,тщетно ищу себя на этой пластинке.Ночь падает, как подстреленная птица,слева и справа звенья бомбардировщиков,вода и воздух вздымаются в небеса,с неба наземь рушится колокольня.
Увидеть Неаполь — и умереть!Посетите Капри,свадебная ночь бывает один раз в жизни!На перроне лежит голый мужчина в цилиндре.Невесте его не дождаться, поезд движется.Ne pas se pencher en dehors,nicht hinauslehnen,ё pericoloso sporgersi,не высовывайтесь из окон:на перроне лежит мертвый мужчина в цилиндре,шаферы смеются дурацким смехом.
Дальше вода,поднимающаяся к говорящим устам,дальше мутное, затупленное,погруженное в ночь острие дождя,под ночью скачет, как лягушка, мужчина с яблокоми, схватившись за ногу, кричит:«Все вещи, подброшенные вверх,возвращаются на Землю, отнюдь не напротив…»А ведь в самом деле, мы могли убедиться в этом:сила притяжения стали к лицу ребенка,сила притяжения бомб к тротуару!
Но эти лица блекнут в альбомахи тускнеют в сознании.Однажды пополуднимы садимся за столи, исполненные покорности,открываем альбом,нащупываем по памяти память;ничего, ничего,пробелы,словно написали на оконном стекле: люблю тебя —и стерли рукавом,словно их никогда и не было,минули Тамара, Татьяна, Теодор, Тереза, Тибор, Тихомир,минулиМагдалена, Мальвина, Марсель, Марек, Моника,минулиАдам, Абель, Анна, Алена,минули, а сталь осталась.
Тихая и кроткая,не оскверненная,как коза перед зайчикомна рассветево тьме зеленого клеверапод белым флагом облака, реющего над полем,ослепляющая,как тело женщины, которая в силоновом купальникевыходит из озера.Лес поднимает сразу тысячу черных кларнетов,чтобы сыграть,но ты, как и положено, падаешь лицом вниз.Спасись от касания,спасисьот видениясвета, давно предчувствованного.
Босые ноги ступают по моей комнате,невидимые босые ноги.Выходит солнце, на полу — иголка.Будь у меня здоровые пальцы, я бы поднял иголку,будь у меня здоровые руки, я бы поднял мир!Поворачиваю голову,все время одно и то же:колеса,поднимающиеся и опускающиеся,сосредоточенные и поглощенные собой,материя в движении.Поворачиваю голову, но тебя нет.
Слезы и свет,пыль и печаль.Гудящий город вступает в мои зрачки,дома и башни,стекло и подъемные краны,бассейны и сальто над бассейнами,пурпурные мотоциклы с блондинками в колясках,но также и все забытое,и все замечаемое разве случайно.Я сам — город.Мои руки шлифуют хрусталь —и они же гнут подковы.Я сам — город,миллион бегуновпробегают во мне свой марафон.
Сквозь стенки аквариума бьет темно-зеленый свет.Недвижная белая рыба повисла в небе, как дирижабль.Но я прохожу сквозь воду, сквозь камни,сквозь молчащий лесв сантиметре от окна,из города, где расцветают настоящиеи желтая пчела вылетает из комнаты,и, точно следя глазами за ее полетом,прозрачным и легким,я отражаюсь.
Беспокойство
История травы
(Перевод Ю. Левитанского)
Олдржиху Микулшиеку
Это хотели б вы видеть,тот фосфор!Ту лужайку, светящуюся, как часы,показывая весну.У нее еще мягкие икры,еще мышцы будут болеть,а уже промелькнет на склоне ее зеленый кабриолет,о, убыстрение трав!
И хлорофилл!И весеннее прорастанье!И двести тысяч глупостей прочих!Голова от этого не заболит у вас вдруг,и трава уже в следующий входит круг.Запой веселое что-нибудь, запой,да быстрее!
Испуганные, как олени,На глазах у травы стареем.
И это уже не гоночный автомобиль,громыханье весенних моторов,безумство трибун!Здесь имеется лишь авто печальное с пивом,из которого выбрасываютзеленую бутылку с пеною в горле,жеребята,луговые лошадки,изображающие галоп.
Раз и два,колени выше,петь!
Так дожил человек до тыщи лет.Все он должен был бежать,обгоняя с пеной в горле,не спросил его никто:«Почему?» — или: «Куда?»
И кто спросил траву, куда она растет и почему?Кто спрашивал о жизни ее внутренней?Кто перевел хоть стебелек травына человеческий язык?Нет ничего, одни огонь и дождь.
И трудится трава:над норами кротов,и над могилой,над могилой,и слышит стоны моря,и слышит шум в аорте,превращаетпожары солнца,бред водыи превращаетмертвое в живое,в страданиях ищазаконченную форму.Написаны ужеистория всех войн,история филателии и футбола.Историю травы никто не написал.Да это и не важно с ее точки зренья.Ее история длинна и непрерывна.Преобладают в ней экспрессы,и в гриву конскую вгрызается наездник.К ней золотая упадает голова,и не один в ней петушок свой гребешок посеял,о, ей знакомы блуждающие звезды!Траве известно, сколько стоит кровь.Ей помнятся любовные все ласки,изменыили зверские убийства.Но у травы терпенье естьи чуткость.Она прикроет все.Она молчит.
Вам на нее взирать негоже свысока.Траве известно, отчего зубная боль у мертвых,траве известно все о жизни и о смерти.Ей ведом точный перечень надежд и слез.Она сумела рассчитать ваш облик завершенный,вас подчеркнула зеленьюи ждет.
Однажды все поймуи связь явлений тайную откроюИди,мы выйдем в темнотууслышать родовые муки трави в черноте учуять корчи корня,разрывы клеток икипенье соков.Уже я понимаю все,как будто сам я был травой.Ты руку положи на спину ночи,послушай хорошо, что я скажу:
Нет ничего, одни огонь и дождь!
Колокола в воскресенье
