Борис Гребенщиков - Серебро Господа моего

Это очень по-гребенщиковски, очень беспричинно и совершенно точно. Возможно, древнерусская и – шире – среднерусская тоска происходит от того, что автор – и любой здешний житель – всегда чувствует присутствие рядом абсолютной вертикали, но горизонталь русского пейзажа словно не хочет о ней помнить. А может, напротив, она ее только подчеркивает, делает осязаемее. Как сформулировал тот же БГ – поистине у него есть формулы на все случаи жизни! – «Нигде нет неба ниже, чем здесь. Нигде нет неба ближе, чем здесь».

Неизменная радость читателя от встреч со словом БГ – именно от точности, от абсолютного попадания, и какая нам разница, что он имеет в виду?

А про буддизм мы, если можно, ничего не будем. Он тут вообще ни при чем.

Железнодорожная вода

Дай мне напиться железнодорожной воды;Дай мне напиться железнодорожной воды.Мне нравится лето тем, что летом тепло,Зима мне мила тем, что замерзло стекло,Меня не видно в окно, и снег замел следы.

Когда я был младше, я ставил весь мир по местам;Когда я был младше, я расставил весь мир по местам.Теперь я пью свой wine, я ем свой cheese,Я качусь по наклонной – не знаю, вверх или вниз,Я стою на холме – не знаю, здесь или там.

Мы были знакомы, я слышал, что это факт;Мы были знакомы, я слышал, что это факт.Но сегодня твой мозг жужжит, как фреза;Здесь слишком светло, и ты не видишь глаза,Но вот я пою – попадешь ли ты в такт?

Есть те, что верят, и те, что смотрят из лож.И даже я порой уверен, что вижу, где ложь.Но когда ты проснешься, скрой свой испуг:Это был не призрак, это был только звук;Это тронулся поезд, на который ты не попадешь.

Так дай мне напиться железнодорожной воды;Дай мне напиться железнодорожной воды.Я писал эти песни в конце декабряГолый, в снегу, при свете полной луны,Но если ты меня слышишь, наверное, это не зря.

Герои рок-н-ролла

(Молодая шпана)

Мне   пора      на покой –Я устал быть послом рок-н-роллаВ неритмичной стране.Я уже не боюсь тех, кто уверен во мне.

Мы танцуем на столах в субботнюю ночь,Мы старики, и мы не можем помочь,Но мы никому не хотим мешать,Дайте счет в сберкассе – мы умчимся прочь;

Я куплю себе Arp и drum-machineИ буду писа́ться совсем один,С двумя-тремя друзьями, мирно, до самых седин…

Если бы вы знали, как мне надоел скандал;Я готов уйти; эй, кто здесьПретендует на мой пьедестал?

Где та молодая шпана,Что сотрет нас с лица земли?Ее нет, нет, нет…

Мое место под солнцем жарко как печь.Мне хочется спать, но некуда лечь.У меня не осталось уже ничего,Чего я мог или хотел бы сберечь;

И мы на полном лету в этом странном пути,И нет дверей, куда мы могли бы войти.Забавно думать, что есть еще люди,У которых все впереди.

«Жить быстро, умереть молодым» –Это старый клич; но я хочу быть живым.Но кто-то тянет меня за язык,И там, где был дом, остается дым;

Но другого пути, вероятно, нет.Вперед – это там, где красный свет…

Где та молодая шпана,Что сотрет нас с лица земли?Где та молодая шпана,Что сотрет нас с лица земли?Ее нет, нет, нет…

Гость

Мне кажется, нам не уйти далеко,Похоже, что мы взаперти.У каждого есть свой город и дом,И мы пойманы в этой сети;И там, где я пел, ты не больше, чем гость,Хотя я пел не для них.Но мы станем такими, какими они видят нас –Ты вернешься домой,И я – домой,И все при своих.

Но, в самом деле – зачем мы нам?Нам и так не хватает дня,Чтобы успеть по всем рукам,Что хотят тебя и меня.

И только когда я буду петь,Где чужие взгляды и дым –Я знаю, кто встанет передо мной,И заставит меня,И прикажет мнеЕще раз остаться живым.

Электрический пес

Долгая память хуже, чем сифилис,Особенно в узком кругу.Такой вакханалии воспоминанийНе пожелать и врагу.И стареющий юноша в поисках кайфаЛелеет в зрачках своих вечный вопрос,И поливает вином, и откуда-то сбокуС прицельным вниманьем глядит электрический пес.

И мы несем свою вахту в прокуренной кухне,В шляпах из перьев и трусах из свинца,И если кто-то издох от удушья,То отряд не заметил потери бойца.И сплоченность рядов есть свидетельство дружбы –Или страха сделать свой собственный шаг.И над кухней-замком возвышенно реетПохожий на плавки и пахнущий плесенью флаг.

И у каждого здесь есть излюбленный методПриводить в движенье сияющий прах.Гитаристы лелеют свои фотоснимки,А поэты торчат на чужих номерах.Но сами давно звонят лишь друг другу,Обсуждая, насколько прекрасен наш круг.А этот пес вгрызается в стеныВ вечном поиске новых и ласковых рук.

Но женщины – те, что могли быть, как сестры, –Красят ядом рабочую плоскость ногтей,И во всем, что движется, видят соперниц,Хотя уверяют, что видят…И от таких проявлений любви к своим ближнимМне становится страшно за рассудок и нрав.Но этот пес не чужд парадоксов:Он влюблен в этих женщин,И с его точки зренья он прав.

Потому что другие здесь не вдохновляютНи на жизнь, ни на смерть, ни на несколько строк;И один с изумлением смотрит на Запад,А другой с восторгом глядит на Восток.И каждый уже десять лет учит роли,О которых лет десять как стоит забыть.А этот пес смеется над нами:Он не занят вопросом, каким и зачем ему быть.

У этой песни нет конца и начала,Но есть эпиграф – несколько фраз:Мы выросли в поле такого напряга,Где любое устройство сгорает на раз.И, логически мысля, сей пес невозможен –Но он жив, как не снилось и нам, мудрецам.И друзья меня спросят: «О ком эта песня?»И я отвечу загадочно: «Ах, если б я знал это сам…»

Все, что я хочу

Все, что я пел – упражнения в любвиТого, у кого за спинойВсегда был дом.Но сегодня я одинЗа праздничным столом;Я желаю счастьяКаждой двери,Захлопнутой за мной.

Я никогда не хотел хотеть тебяТак,Но сейчас мне светло,Как будто я знал, куда иду.И сегодня днем моя комната – клетка,В которой нет тебя…Ты знаешь, что я имею в виду.

Все, что я хочу;Все, что я хочу,Это ты.

Я пел о том, что знал.Я что-то знал;

Но, Господи, я не помню, каким я был тогда.Я говорил люблю, пока мне не скажут нет;И когда мне говорили нет,Я не верил и ждал, что скажут да,И проснувшись сегодня, мне было так странно знать,Что мы лежим, разделенные, как друзья;

Но я не терплю слова друзья,Я не терплю слова любовь,Я не терплю слова всегда,Я не терплю слов.

Мне не нужно слов, чтобы сказать тебе, что ты –Это все, что я хочу…

Плоскость

Мы стояли на плоскостиС переменным углом отраженья,Наблюдая закон,Приводящий пейзажи в движенье;Повторяя слова,Лишенные всякого смысла,Но без напряженья,Без напряженья…

Их несколько здесь –Измеряющих время звучаньем,На хороший вопросГотовых ответить мычаньем;И глядя вокруг,Я вижу, что их появленьеВесьма неслучайно,Весьма неслучайно…

Иванов

Иванов на остановке,В ожиданьи колесницы,В предвкушеньи кружки пива –В понедельник утром жизнь тяжела;А кругом простые люди,Что, толпясь, заходят в транспорт,Топчут ноги Иванову,Наступают ему прямо на крыла.

И ему не слиться с ними,С согражданами своими:У него в кармане Сартр,У сограждан – в лучшем случае пятак.Иванов читает книгу,И приходят контролеры,И штрафуют Иванова;В понедельник утром все всегда не так.

Он живет на Петроградской,В коммунальном коридоре,Между кухней и уборной,И уборная всегда полным-полна;И к нему приходят людиС чемоданами портвейна,И проводят время жизниЗа сравнительным анализом вина;

А потом они уходят,Только лучшие друзьяИ очарованные дамыОстаются с Ивановым до утра;А потом приходит утро,Все прокуренно и серо,Подтверждая старый тезис,Что сегодня тот же день, что был вчера.

Моей звезде