Сборник стихов - Испанская классическая эпиграмма
…Сеньор, я прачка и пришла,
Чтоб вы мне уплатили за рубашки.
Буало оказался прав в том смысле, что будущее было не за легковесным рифмованным каламбуром, не за «остротой в две строки», а за точной мыслью, облеченной в чеканный, обязательный и неожиданный стих. Такая эпиграмма здравствует и совершенствуется во всех современных литературах. Она вмешивается в политику, клеймит незадачливых правителей, исправляет нравы, обличает литераторов-интриганов, восстанавливает искаженные репутации и попранную справедливость. Гибкий, подвижный вид поэзии, она обладает отточенностью письменной литературы и независимостью фольклора.
В сегодняшней Испании она живет в форме крохотных политических сатир, устных «коплас» — своеобразных частушек, бичующих правителей Испании во главе с «gran cornudo» («великим рогоносцем») Франко, его министрами и генералами. «Кавалерия острот, поднявши рифм отточенные пики», по-прежнему угрожает врагам прогресса. Недаром они так боятся маленькой, но беспощадной эпиграммы, которую один из ее лучших русских мастеров — Е. Баратынский — назвал «окогченная летунья»: она
Трется, вьется средь народа,
И завидит лишь урода —
Разом вцепится в глаза.
* * *
Переводить эпиграммы трудно. То, что на одном языке звучит неожиданной и пленительной остротой, на другом может легко оказаться скучной банальностью — против такой трансформации предостерегал Пушкин. Русские поэты этого не боялись и нередко достигали блестящих успехов. Достаточно напомнить об опыте Ломоносова, создавшего переводы из Марциала, о великолепных переводах И. Дмитриева (из Мальво), Пушкина (из Вольтера), К. Батюшкова (из Экушара-Лебрена), П. Вяземского (из Ж.-Б. Руссо), Жуковского, Лермонтова, Д. Давыдова, Д. Минаева и других.
Многие переводные эпиграммы вошли в нашу память как шедевры оригинальной русской поэзии. Таково, скажем, знаменитое четверостишие Лермонтова, переведенное из Шиллера:
Делись со мною тем, что знаешь,
И благодарен буду я.
Но ты мне душу предлагаешь:
На кой мне черт душа твоя!..
Впрочем, русские поэты обычно переводили эпиграммы с французского, гораздо реже — с немецкого. Только в последние десятилетия мы приобщились к «маленьким сатирам» английской и шотландской поэзии — Байрона, Бернса, множества других — благодаря виртуозным переводам С. Я. Маршака, создавшего целую «Книгу эпиграмм», в которой центральное место занимает творчество Роберта Бернса. Но испанских эпиграмматистов наш язык до сих пор так и не знал, — между тем, как уже сказано выше, они принадлежат к лучшим мастерам эпиграммы в европейской поэзии. Владимир Васильев заполняет этот пробел в нашей литературе. Он следует урокам русских поэтов, как переводчик он продолжает дело Маршака, который, по точной и образной характеристике А. Твардовского, «…не просто „переводил“ строфу, пугливо озираясь на оригинал, а создавал ее на основе оригинала…» 1 . В. Васильев выступает в настоящем сборнике не только как искусный поэт-переводчик, но и как составитель, сумевший из огромного эпиграмматического наследия испанской поэзии отобрать наиболее остроумные и художественно ценные вещи.
1 А. Твардовский, О переводах С. Я. Маршака. — В кн.: С. Маршак, Соч. в четырех томах, т. 3, Гослитиздат, М. 1959, стр. 788.
Говоря об эпиграммах Баратынского, Пушкин замечал, что эпиграмма-острота «…скоро стареет и, живее действуя в первую минуту, как и всякое острое слово, теряет всю свою силу при повторении», тогда как в умной, точной эпиграмме Баратынского, «…менее тесной, сатирическая мысль приемлет оборот то сказочный, то драматический и развивается свободнее, сильнее. Улыбнувшись ей как острому слову, мы с наслаждением перечитываем ее как произведение искусства» 1 . В этих пушкинских словах — превосходное по глубине и краткости определение художественной ценности эпиграммы: она смешит читателя как удачная острота, она вызывает желание снова и снова возвращаться к ней и приносит эстетическое наслаждение — как произведение искусства. Переводчик испанских эпиграмм может гордиться, если хотя бы часть из воссозданных им сатирических миниатюр отвечает критерию, выдвинутому Пушкиным.
1 А. С. Пушкин, Собр. соч. в десяти томах, т. 6, Гослитиздат, М. 1962, стр. 370.
Е. Эткинд
*
XVI-XV века
Кристобаль де Кастильехо
1490?—1550?
*
СЕНЬОРУ, ПРИСЛАВШЕМУ МНЕ ПЛОХИЕ СТИХИ
Сеньор, заверить вас могу:
Творенья ваши в новом стиле
Меня настолько рассмешили,
Что перед вами я в долгу.
Но заявить велит мне честь,
Что вы передо мною вдвое
В долгу, сеньор, за время, кое
Потратил я, чтоб их прочесть.
Диего Уртадо де Мендоса
1503-1575
*
НА ВЕНЕРУ
Когда Венера, шутя,
В броню, как Марс, облачилась
И в ней к Парису явилась,
Парис воскликнул: «Хотя
Внушительны, спору нет,
Твой панцирь и лик суровый,
Но, сбросив свои покровы,
Одержишь больше побед».
Бальтасар дель Алькасар
1530—1606 *
*
* * *
Твои, Хуанита, очи
Как небо, где солнца луч
Прорезаться из-за туч
Не может до самой ночи.
А ночью — дождя поток
И молнии — до рассвета.
Боюсь, что на небо это
Меня не заманит бог.
Франсиско де ла Toppe
1534 ? — 1594 ?
*
* * *
Всех живых за то клянут,
А умерших восхваляют,
Что одни не умирают,
А другие не живут.
* * *
Ты на посуды щедрым был.
Так дай нам то, что ты сулил,
А то, что дал, возьми назад,
И сразу все пойдет на лад.
* * *
Когда судью задобрить нечем,
Вотще ты блещешь красноречьем:
Красноречивей всех не тот,
Кто говорит, а кто дает.
* * *
Коль твой карман, как прежде, пуст,
Уйди, проситель. Здесь, пока
Ты не раскроешь кошелька,
Не раскрывай напрасно уст.
Хуан Руфо Гутьеррес
1547 ? — 1620 ?
*
КУРТИЗАНКЕ
Нынче в кредит отдаваться опасно.
Не уповай на одни обещанья.
Кто не заплатит в минуту соблазна,
Тот не заплатит и в час покаянья.
Хуан Салинас де Кастро
1559—1642
*
НА ВОСКОВОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ ХРИСТА
Пав на колени предо мной,
Дрожишь ты, грешная сеньора.
Однако знай: я — восковой,
И я растаю очень скоро.
* * *
Увидев солдат наступающий строй,
Лишил себя жизни испуганный Клето.
Позволю спросить: не безумие ль это —
Спасаясь от смерти, покончить с собой?
Луис де Гонгора-и-Арготе
1561 — 1627
*
НА НИМФУ ДАНТЕЮ
Дантея, перед чьей красой
Уродство — красота любая,
Кощунство — идеал любой,
Упала, нимф опережая, —
Точнее, с легкостью такой
Она божественное тело,
Послушное движенью рук,
На землю опустить сумела,
Как будто, падая, хотела
Опередить своих подруг.
* * *
Приор, в сутане прея, делал вид,
Что проповедь — нелегкая работа:
Мол, я читаю до седьмого пота
И страшно распахнуться — просквозит.
Ужель он не заметил до сих пор,
Что хоть в одеждах легких мы внимали
Его нравоученьям и морали,
Но утомились больше, чем приор?
Бартоломе Леонардо де Архенсола
1562 — 1631
*
* * *
Франсиско, зная, что беда
Здесь только жулика да вора
Не посещает никогда,
А с честных не спускает взора,
Ограбил одного сеньора
И схвачен был к исходу дня.
И вот, на свете все кляня,
Судью он вопросил с испугом:
«Как? Неужели по заслугам
В тюрьму посадят лишь меня?»
* * *
Инес, красой своей мужчин
Не раз пленявшая, бывало,
Увидя в зеркале в один
Прекрасный день мильон морщин,
Так на судьбу свою пеняла:
«Увы, не женскому уму
Вдаваться в тайны долголетья.
Я смерть безропотно приму.
Бессмертных нет. Но почему
Должна сначала постареть я?»
НА ЛЕГЕНДАРНУЮ ОСНОВАТЕЛЬНИЦУ КАРФАГЕНА ДИДОНУ *
Увы, Дидона, с самого начала
С мужьями скверно шли твои дела:
Когда явился первый — ты сбежала,
Когда сбежал второй — ты умерла.
Лопе Феликс де Вега Карпио
1562 — 1635
*
* * *
Уж как я тебя люблю,
Люблю, как сластена пряник,
Как воробей коноплю,
Как землю предков изгнанник,
Как старый скупец казну,
Как воду поля в апреле,
Как муж младую жену
Четыре первых недели.
ЭПИТАФИЯ АСТРОЛОГУ
Лежит известный астролог
Под сим надгробием убогим.
Судьбу предсказывал он многим,
Но вот свою узнать не смог:
Лягнул осел провидца в спину…
Будь старец более умен,
Держал бы в поле зренья он
Не небо, а свою скотину.
Франсиско Пачеко
