Даниил Андреев - Стихотворения и поэмы
34
И вот теперь, покрыты струпьямиНеисцелимого распада,Огнем разверзшегося адаДо самых крыш опалены,Они казались – нет, не трупами —Их плоть разбита, лик разрушен —Развоплощаемые душиНа нас взирали с вышины.
35
Как будто горькой, горькой мудростью,Нам непонятным, страшным знаньемОбогатила эти зданьяРазрушившая их война,И, Господи! какою скудостьюНам показались беды наши,Что пили мы из полной чашиИ все ж не выпили до дна!
36
Утих сам голод. ОдичаниеУсталых воль, сознаний, телаЗабылось. Родина смотрелаНа каждого из нас. По льдуМы шли без слов, без слез, в молчании,Как входят дети друг за другомК отцу, что, истомлен недугом,Встречает смерть в ночном бреду.
37
А там, за выбитыми окнами,За кусковатою фанерой,Без дров, без пищи, в стуже серойЧуть теплились едва-едваИ полумертвыми волокнамиЕще влачились жизни, жизни,Все до конца отдав отчизнеИ не дождавшись торжества.
38
Героика ль? самоотдача ли?О, нет. Насколько проще, сушеИ обыденней гибнут душиВ годину русских бед и смут!Но то, что неприметно началиОни своею жертвой строгой,Быть может, смертною дорогойОни до рая донесут.
39
Вдруг – среди зданий, темных до́черна,Звено я различил пустое,Даль, берега, мостов устоиИ дремлющие крейсера,И под соборным стройным очеркомНеву в покрове смутно-сером, —Мать стольким грезам и химерам,Подругу вечную Петра.
40
Подругу, музу, крест и заповедьВеликого державотворца,Чье богатырское упорствоГнало Россию в ширь морей,Спаявшего мечту о ЗападеС мечтою о победных рострах,О сходбищах вселенной, пестрыхОт флагов, вымпелов и рей.
41
Столица!.. Ледяной и пламенной,Туманной, бурной, грозной, шумной,Ее ковал ковач безумный,Безжалостный, как острие;Здесь, во дворцах, в ковчегах каменныхДуша народа пребывала,Душа страны запировалаВ безбрежных празднествах ее.
42
Слились в твореньи императора,В тяжелом, кованом обличьиГордыня, дерзость, гнев, величье,И жадность к жизни, и мечта,И, точно лава бьет из кратера,Она рванулась в путь кровавый,Новорожденною державой,Триумфом бранным залита.
43
И был в творце ее – гром чуждого,К нам низвергавшегося мира,Как будто эхо битв и пираБогов на высях бытия…Кто безотчетно не предчувствовалВ его шагах, чертах, фигуреВместилище нездешней бури,Нечеловеческого «я»?
44
Кто б ни был ты, мой спутник временныйПо этим грубым, плотным ямбам!Поверь: непрочным, зыбким дамбамПодобны глыбы этих строф:Пять-шесть страниц – и обесцененныйМир логики и правил мнимыхЗатопит шквал непримиримых,Друг с другом бьющихся миров.
45
Пучина иррациональногоУж бьет в сторожевые камни,Ночную душу жжет тоска мнеПеред грядущим. Ткань стихаДрожит, звенит от шторма дальнего,Как холст ветрил – от напряженья;Уста в пыланьи, мысль в круженьиИ как песок гортань суха.
46
Трудам и славе человеческойПусть дифирамб творят другие:Не ту я слышал литургиюВ раскатах битвы мировой…Поэма бури! Стань ответчицейВсем, кто почуял слухом сердцаГлагол и шаг НарододержцаСквозь этот хаос, гул и вой!
47
А в час, когда немеешь замертвоУ потрясающего спуска,В закономерностях искусстваОпору мыслям укажи;От непроглядных волн беспамятстваОбереги свечу сознанья;К простым домам, проспектам, зданьямПовествованье привяжи!
48
Напомни, как шаги усталыеТонули в пухнувших сугробах;Как глухо в каменных утробахЖизнь полумертвая спала;Как за кромешными кварталамиМелькнул трамвай – пять слабых точек,И робкий синий огонечекГлубь жадных улиц пожрала.
49
И вот, над городскими волнамиПлывя, подобно черным рострам,Угрюмый замок шпилем острымПредстал, темнея сквозь сады;Прямые, жесткие, безмолвные,На стенах цвета жухлой кровиЧеканились еще суровейТрофеев черные ряды.
50
Не здесь ли роковое заревоДля всех веков над Русью встало?Взмах смертоносного металлаБыл точен в пальцах Эвменид,И в пышной спальне государевойВ ночь на двенадцатое мартаЦарю в лицо метнулась картаСо списком вин, злодейств, обид.
51
В ту полночь, в оттепель, в ненастие,Кружилось карканье над парком,
И виделось бессонным ПаркамНад неумолчной прялкой: вотЛожится древний грех династииС отца на сына – в роды, роды,Пока его сам дух народаВ день казни царской не возьмет.
52
В день казни царской?.. Но по-прежнемуУ замка, где скончался Павел,Уздою бронзовою правилКолосс на пасмурном коне:Открыт дождям и ветру снежному, —Не Медный Всадник той поэмы,Что с детских лет лелеем все мы,Но тот же царь, с жезлом, в броне.
53
Я помнил надпись – «Правнук – Прадеду»,И лик, беззвучно говорящийРоссии прошлой, настоящейИ сонму мчащихся эпох:
«Где новый враг? Его попрать идуВсей правдой моего Закона.Мой стольный город – вот икона!Держава русская – вот бог!»
54
Да: вихрем творческим охваченный,Он сам не знал, какая силаВ нем безвозвратно угасилаСветильник тусклой старины,И что за дух, к чему назначенный,Им движет, как царем, пророком,Строителем, всевластным рокомИ гением его страны.
55
Не тот ли властный дух, что кроетсяЧуть слышно в каждом русском сердце,Кем были тверды староверцыИ славны древние князья, —До всех времен рожденный ТроицейБессмертный Ангел сверхнарода,
Его бессмертная природа,Его возвышенное Я?
56
Из рода в род в чреде РомановыхВаял из плоти поколенийОн вестника своих велений,Орудье верное свое,Того, Кто призван строить нановоЕго вместилище и форму,Кто бодро, подвигом упорнымПересоздаст все бытие.
57
Но в волю молодого зодчегоОблекся, как в живое платье,Носитель древнего проклятья,Давно клубившийся впотьмах,Давно искавший трона отчегоНад сукровицей плах стрелецких,Над кривдой казней москворецких,В лукавых, душных теремах.
58
Он рос присосками раздутымиНад Шлиссельбургом, над Азовом,Над тихим Доном бирюзовым,У грузных нарвских стен жирел,Пока над вражьими редутамиКлубился дым, взлетали бревнаИ пушки метко, мерно, ровноГремели с выгнутых галер.
59
И чем огромней рдело заревоОт всероссийского страданья,Тем голод адского созданьяВсе возрастал, ярился, пух, —И, сам не зная, принял царь егоВ свое бушующее сердце,Скрестив в деяньях самодержцаНаитья двух – и волю двух.
60
И в эту ночь пустынно-синююПо снеговому бездорожью
Я приближался с тайной дрожьюК подножью медного царя.Но странно: где ж он?.. Четкой линиейСпрямлен на месте монументаТрамвайный путь – стальная лентаВ стесненном круге фонаря.
61
Куда ж он взят?.. К каким ристаниямСкакун готовится чугунный?Где, об какой утес бурунныйТеперь дробится цок копыт?..Все тихо. В снежном одеянииНастороженное безлюдье.Столица, с обнаженной грудью,Полураздавленная, спит.
62
Тумм… Тишина. Тум-тумм… – В предместийКак будто стук тамтама смутный,Из капищ ночи стон минутный,Темп убыстрен – тум-тум! тум-тум! —
И, будто грозное известиеВ созвучии тупом читая,Трескучих, острых звуков стаяНа миг взвивается. Самум
63
Взревел и смолк. Но тихой рамоюТеперь вся ночь – для звуков новых,Весь утлый мир в его основахКолеблющих до самых недр:То хроматическою гаммоюНезримые взвывают груди:Не гул моторов, не орудья,Не плеск толпы, не гром, не ветр.
64
Нечеловеческою жалобой,Тревогой, алчною тоскоюНад паутиной городскоюРевут, стенают, плачут с крыш:От этих воплей задрожали бы,Как лани, чудища Триаса,Недотерзав живого мясаИ кроясь с ужасом в камыш.
65
