Автор неизвестен - Европейская поэзия XVII века

Большой хор

Подвластно звукам неземнымКруговращенье сфер;Вняв им, господь и иже с нимНам подали пример.Но помните, в последний часHe станет Музыки для нас:Раздастся только рев трубы,Покинут мертвецы гробы,И не спасут живых мольбы.

Послушай в ясный полдень и сравниМалиновки и коноплянки пенье:Как напрягают горлышки они,Соперничая искониВ своем весеннем вдохновенье!Но если близко ночи наступленье,И Фпломела меж ветвейВступает со своейМелодией небесной,Тогда они смолкают в тот же миг,Впивая музыки живой родникИ внимая в молчанье, в молчанье внимая, внимаяТой песне чудесной.

Так смолкли все соперники, когдаЯвился Перселл к нам сюда:Они в восторге онемели,И если пели —То только славу дивного певца;Не издали мы столь скорого конца!Кто возвратит нам нашего Орфея?Не Ад, конечно; Ад его б не взял,Остатком власти рисковать не смея.Ад слишком хорошо узналВладычество гармонии всесильной:Задолго до тогоПроникли в царство тьмы мелодии его,Смягчив и сгладив скрежет замогильный.

Но жители небес, услышав с высотыСозвучия волшебной красоты,К певцу сошли по лестнице хрустальнойИ за руку с собою увелиПрочь от земли,Вверх по ступеням гаммы музыкальной:И все звучал, звучал напев прощальный.А вы, шумливых музыкантов рать!Пролив слезу, вам надо ликовать:Дань Небу отдана, и вы свободны;Спокойно можно жить да поживать.Богам лишь песни Перселла угодны,Свой выбор превосходныйОни не собираются менять.

Родили три страны Поэтов трех —Красу и славу трех былых Эпох.Кто был, как Эллин, мыслями высок?Мощь Итальянца кто б оспорить мог?Когда Природа все им отдала,Обоих в сыне Англии слила.

Персов смяв, сломив весь мир,Задал сын Филиппа пир —Высоко над толпойБогозванный герой,Властелин и кумир;Соратники-други — кругом у трона,На каждом — венок, будто славы корона;Розы кровавят бесцветье хнтона.А рядом с ним, как дар востока,Цветет Таис, прекрасноока,Царица юная порока.Пьем за счастье этой пары!Лишь герои,Лишь герои,Лишь герои могут все, не пугаясь божьей кары.

Искусник ТимофейЧуть прикоснулся к лире,И в тишине, при смолкшем пире,Песнь полилась, и вняли ейВ заоблачном эфире.К Юпитеру сначалаНебесная мелодия воззвала,И вот явился он средь зала!Из зрителей исторгнув вздох,Драконом обратился бог,К Олимпии проделал путь,Нашел ее крутую грудь,Свился вкруг талии кольцомИ лик свой начертал драконовым хвостом.Тонули звуки в восхищенном гуде,Благовестили своды зал о чуде;«Кудесник Тимофей!» — кричали люди.Проняло царя:Милостью даря,Он певцу кивнул,И раздался гул,Словно земли отозвались и моря.

Затем искусник Вакху спел хвалы,Ему, чьи шутки вечно юны, веселы.Барабаны зыблют пол,Торжествуя, бог пришел:Гроздья алые в венце,Благодушье на лице;А теперь пора гобоям:«Бог пришел, бог пришел!»Он, чьи игры веселы,Утешитель всякой боли,Даровавший благодать,Усладивший хмелем рать;БлагодатьСолдату внятьЗову сладкой, пьяной воли.

Сумрачно стало на царском престоле:Вновь будет драться владыка, доколеВновь не полягут враги, как колоды, на поле.Зарделись щеки, вызрел гнев,Теперь пред Тимофеем — лев,Но музыкант не о гордынеЗапел тотчас — среди пустыниРаздался Музы плач:Идти тропой удачСумел недолго Дарий —Увы, всесильный рокПогубил, погубил, погубил его;Какой в величье прок,Ведь мертвый ниже парий.Вот он, призрак славы бренной:Средь пустыни убиенныйОтдан коршунам и гадам,А друзья… их нету рядом.Понял великий воитель намек:Изменчивый нрав у Фортуны,И дар ее только ли розы?Вздыхают, печалятся струны,И катятся царские слезы.

Певец-волшебник уловил,Что час любви теперь пробил;Увы, бывают схожи звукиПечали и любовной муки.Лидийцев чувственных нежнейИграл великий Тимофей.Война — он пел — одна тревога,А честь — былинка-недотрога;Войны пребесконечпы беды,И нет конца им, нет и нет,Сегодня ты кумир победы,Так отдохни же от побед.Возвеселись — Таис прекрасна,И не гневи богов напрасно!Шум в небесах был знаком одобренья,Любовь торжествовала, смолкло пенье.Царь, не подняв склоненной выи,Взглянул на ту,Чью красотуОн видел, да, конечно, видел,Но видел словно бы впервые.И тут вина и страсти внятен стал язык,И властелин к своей возлюбленной приник.

Ударьте в лиры золотые,Порвите струны их витые!Разрушьте властелина сон,Как громовержец, да восстанет он.

Громче, громче хор;Барабаны, крики,Суровеют лики,Смутен царский взор.Месть, месть, месть — крик, как вопль бури, —Посмотри на Фурий!В их власах, ты видишь, — змеиВсе сильней шипят и злее.Видишь, пламя в их глазах — не до снов!Факелы — певцам,Отомстим врагам!

Слышишь, тени павших греков, как витии,Говорят нам — вас, живые,Ждут деяния святые:Отомстите же за павших,Славы так и не узнавших!Смотрите, как пылают факелы,Они нам указуют путь; смотрите — тамУже горит богов персидских храм.Бьют кулаками воины в колена,Царь впереди и с ним Таис-Елена;От этой новой ТроиОстанется ль иное,Чем запах гари, запустения и тлена?!

Вот так, давным-давно,Когда в мехах хранилось лишь вино —Не звуки для органа,При помощи тимпанаИ лиры ТимофейМог разъярять, мог размягчать сердца людей.Открыта милостию богаБыла Цецилии дорога;Столь сладкогласой мир не знал певицы,К тому ж орган, ее творенье,Так увеличил Музыки владенья,Что Музыка смогла с Природою сравниться.Двум Музыкантам по заслугам воздадим;Он смертных возносил на небеса,Она искусством неземным своимЗдесь, на земле, творила чудеса.

Я вольным был, обрел покой,Покончил счеты с Красотой;Но сердца влюбчивого жарИскал все новых Властных Чар.

Едва спустилась ты в наш Дол,Я вновь Владычицу обрел.В душе царишь ты без помех,И цепь прочнее прежних всех.

Улыбка нежная сильней,Чем Армия Страны твоей;Войска легко мы отразим,Коль не хотим сдаваться им.

Но глаз дурманящая тьма!Увидеть их — сойти с ума.Приходишь ты — мы пленены.Уходишь— жизни лишены.

К Аминте, юный друг, пойди,Поведай, что в моей грудиНет сил на стон, на звук живой —Но чист и ясен голос твой.Чтоб горестный унять пожар,Шлют боги нежных песен дар.Пусть выскажет щемящий звукСкорбь тех, кто онемел от мук.

Подарит вздох? Слезу прольет?Не жалостью любовь живет.Душа к душе устремлена,Цена любви — любовь одна.Поведай, как я изнемог,Как недалек последний срок;Увы! Кто в скорби нем лежит,Ждет Смерти, что глаза смежит.

Священник тот был худощав и сух,В нем различался пилигрима дух;И мыслями и поведеньем свят,И милосерден был премудрый взгляд.Душа богата, хоть наряд был плох:Такой уж дал ему всесильный Бог —И у Спасителя был плащ убог.Ему под шестьдесят, и столько ж летЕще прожить бы мог, а впрочем, нет:Уж слишком быстро шли года его,Посланника от Бога самого.Чиста душа, и чувства как в узде:Он воздержанье проявлял везде;Притом не выглядел как записной аскет:В лице его разлит был мягкий свет.Неискренность гнезда в нем не свила,И святость не назойлива была;Слова правдивы — так жe, как дела.Природным красноречьем наделен,В суровой проповеди мягок он;Ковал для паствы правила своиОн в золотую цепь святой любви,Священным гимном слух ее пленял —Мелодий гармоничней рай не знал.Ведь с той поры, как царь Давид почил,В дар от царя он лиру получил,Вдобавок — дивный, сладкозвучный глас,—Его преемником он стал сейчас.Взор предъявлял немалые права,Но были добрыми его слова,Когда о радостях иль муках напевал,На милосердье Божье уповал,Хоть за грехи корить не забывал.Он проповедовал Завет, а не Закон,И не преследовал, а вел по жизни он:Ведь страх, как стужа, а любовь — тепло,Оно в сердцах и душах свет зажгло.Порой у грешника к угрозам страха нет:Грехами он, как в плотный плащ, одет,Но милосердья луч блеснет сквозь тьму —И в тягость плащ становится ему.Грохочут громы в грозовые дни —Вестовщики Всевышнего они;Но гром умолкнет, отшумев вокруг,Останется Господень тихий звук.Священник наш налогов не просил —Брал десятину с тех, кто сам вносил,На остальных не нагонял он страх,Не проклинал их с Библией в руках;Был терпелив со злом: считал, что всякСвободен избирать свой каждый шаг,И скряги местные, чья суть одна —Поменьше дать, а взять всегда сполна,—Ему на бедность не давали ничегоИ за терпимость славили его.А он из жалких выручек своихКормил голодных, одевал нагих;Таков уж, видно, был зарок его:«Бедней меня не будет никого».Он всюду говорил: духовный санНам Господом для честной службы дан;Нет мысли «для себя», но лишь — «для всех»;Богатства цель — улучшить участь тех,Кто беден; если же бедняк украл,Ему казалось, это сам он брал.Приход его велик: не города,Но много малых ферм вошло туда,И все же успевал он, день иль ночь,Опасности отбрасывая прочь,Помочь больным и страждущим помочь.Добряк наш сам вершил всю уйму дел,Помощников он вовсе не имел,Ни у кого подспорья не просил,Но сам трудился из последних сил.Не ездил он на ярмарку в собор,Там не вступал в торги и в разговор,При помощи улыбок и деньжат,Про синекуру и епископат.Свое он стадо от волков стерег,Их не пускал он близко на порог,И лисам тоже это был урок.Смирял он гордых, грешников прощал,Обидчиков богатых укрощал;Ну, а молитвой подтверждал дела(Правдива проповедь его была).Он полагал, и дело тут с концом:Священнику быть нужно образцом,Как золото небес быть должен он —Чтоб сам Господь был блеском поражен.Ведь если будут руки нечисты,То даже соверен окислишь ты.Прелата он за святость одобрял,Но светский дух прелатства презирал —Спаситель суеты ведь не терпел:Не на земле он видел свой предел;Сносить нужду, смирять свой жадный пыл —Так церковь Он и слуг ее учил,При жизни и когда распятым был.За то венцом терновым награжден;В порфире Он распят, но не рожден,А те, кто спорят за места и за чины,Те не Его, а Зеведеевы сыны.Когда б он знал, земная в чем игра,Наследником святого б стал Петра —Власть на земле имел бы и средь звезд…Властитель суетен бывал, рыбак был прост.Таким вот слыл священник в жизни сей,Обличье Господа являя, как Моисей.Бог порадел, чтоб ярким образ был,И собственный свой труд благословил.Но искуситель не дремал в тот час.И он, завистливо прищуря глаз,Над ним проделал то, что сатанаНад Иовом в былые времена.Как раз в те дни был Ричард принужденСчастливцу Генриху оставить трон;И, хоть владыке сил не занимать,Пред ним сумел священник устоять.А новый властелин, пусть не чужак,Но не был прежнему родней никак.Своей рукой мог Ричард власть отдать:Ведь большего, чем есть, не потерять;А был бы сын — и право с ним опять…«Завоеванье» — слово здесь не то:Отпора не давал вообще никто;А льстивый поп сказал в ту пору так:Династий смена — Провиденья знак.Сии слова оправдывали тех,Кто в будущем свершит подобный грех.Права людские святы искони,И судьями пусть будут лишь они.Священник выбор тот принять не мог:Знал — перемены не желает Бог;Но не словам, а мыслям дал он ход,Не изгнан, сам оставил свой приходИ по стране побрел — в жару ль, в мороз —Апостольское слово он понес;Всегда обетам верен был своим,Его любили, знали, шли за ним.Не для себя просил у Бога он —Был даром милосердья наделен,И доказал он на самом себе,Что бедным быть — не худшее в судьбе.Он не водил толпу к святым мощам,Но пищею духовной насыщал…Из уваженья к образу егоЯ не скажу о прочих ничего:Брильянту ведь нужды в оправе нет —И без нее он дарит яркий свет.

Итак, в комедии взошло светило,Что звезды века прошлого затмило.Длань наших предков, словно божий гром,Врагов мечом разила и пером,Цвел век талантов до потопа злого.Вернулся Карл — и ожили мы снова;Как Янус, нашу почву он взрыхлил,Ее удобрил, влагой напоил,На сцене, прежде грубовато-шумной,Верх взяли тонкость с шуткой остроумной.Мы научились развивать умы,Но в мощи уступали предкам мы:Не оказалось зодчих с должным даром,И новый храм был несравним со старым.Сему строенью, наш Витрувий, тыДал мощь, не нарушая красоты:Контрфорсами усилил основанье,Дал тонкое фронтону очертаньеИ, укрепив, облагородил зданье.У Флетчера живой был диалог,Он мысль будил, но воспарить не мог.Клеймил пороки Джонсон зло и веско,Однако же без Флетчерова блеска.Ценимы были оба всей страной:Тот живостью пленял, тот глубиной.Но Конгрив превзошел их, без сомненья,И мастерством, и силой обличенья.В нем весь наш век: как Сазерн, тонок он,Как Этеридж галантно-изощрен,Как Уичерли язвительно-умен.

Годами юн, ты стал вождем маститых,Но не нашел в соперпиках-пиитахЗлой ревности, тем подтверждая вновь,Что несовместны зависть и любовь.Так Фабий подчинился Сципиону,Когда, в противность древнему закону,Рим юношу на консульство избрал,Дабы им был обуздан Ганнибал;Так старые художники сумелиУзреть маэстро в юном Рафаэле,Кто в подмастерьях был у них доселе.

Сколь было б на душе моей светло,Когда б мой лавр венчал твое чело!Бери, мой сын, — тебе моя корона,Ведь только ты один достоин трона.Когда Эдвард отрекся, то взошелДругой Эдвард, славнейший, на престол.А ныне царство муз, вне всяких правил,За Томом первым Том второй возглавил.Но, узурпируя мои права,Пусть помнят, кто здесь истинный глава.Я предвещаю: ты воссядешь скоро(Хоть, может быть, не тотчас, не без спора)На трон искусств, и лавровый венец(Пышней, чем мой) стяжаешь наконец.

Твой первый опыт говорил о многом,Он был свершений будущих залогом.Вот новый труд; хваля, хуля его,Нельзя не усмотреть в нем мастерство.О действии, о времени, о местеЗаботы нелегки, но все ж, по чести,Трудясь упорно, к цели мы придем;Вот искры божьей — не добыть трудом!Ты с ней рожден. Так вновь явилась мируБлагая щедрость, с каковой ШекспируВручили небеса златую лиру.

И впредь высот достигнутых держись:Ведь некуда уже взбираться ввысь.Я стар и утомлен, — приди на смену:Неверную я покидаю сцену;Я для нее лишь бесполезный груз,Давно живу на иждивение муз.Но ты, младой любимец муз и граций,Ты, кто рожден для лавров и оваций,Будь добр ко мне: когда во гроб сойду,Ты честь воздай и моему труду,Не позволяй врагам чинить расправу,Чти мной тебе завещанную славу.Ты более чем стоишь этих строк,Прими ж сей дар любви; сказал — как мог.

ВЕНГРИЯ