Демьян Бедный - Том 4. Стихотворения 1930-1940

Симфония Москвы*

   И красочный и песнезвонный   Весь день – такой неугомонный! –   Звенел в ушах, сверкал в очах.Москва, отпраздновав Октябрьский день парадом,Вся изукрашена сверкающим нарядом,Купалась вечером в прожекторных лучах.

Так было радостно, торжественно-бравурно!   Так необычен был для глаз   Людской поток, спадавший бурно   К проспектам, зримым в первый раз.

В Охотном выросли два дивных исполина.   Как будто лампа Аладина   Их в ночь в одну произвела.На месте Моховой асфальтная долина   Волшебным видом расцвела.

Проспект, ликующий и светом и простором,   Открылся удивленным взорам   Там, где бесследно сметены   Остатки хилой старины:   Поросшей мхом, покрытой сором   Китайгородской нет стены!

Затмивши древности величие седое,Там, где грядущего строительства крыльцо –Ряд площадей слился в одно полукольцо.Явилось нам Москвы советски-молодое,Неузнаваемо-прекрасное лицо.

С сияющих витрин перед народной гущей,Перекрывая гул восторженной молвы,Звучала красками строительной канвыАрхитектурная симфония грядущей,Великой, Сталинской, победно-всемогущей,   Гранитно-мраморной Москвы!

Ярость обреченности*

Великий наш Союз – он стал неузнаваем.Не покладая рук жизнь новую творим,И многие из нас – о всех не говорим –В порыве творческом порой мы забываем,Что классовый наш враг день каждый, каждый час

   Глядит озлобленно на нас,   Следит за каждым нашим шагом   С тем, чтоб – прием злодейский стар –   Прокрасться к нам под мирным флагомИ нанести предательский удар.

Нет Кирова. Боец с сметенным нами царством,С народной кабалой, с похабным подлым барством,Герой всех трудовых и боевых фронтов,Строитель пламенный заводов, городов,   Сраженный вражеским коварством,Он выключен в расцвет невиданных трудов   Из наших творческих рядов.   Вождь полный сил – он пал до срока.Он – грозовой таран для вражеской судьбы.Еще один пример жестокого урока,   Урока классовой борьбы.

Бессилье вражье, ты взъярилося недаром:Ты, разлучившее нас с другом боевым.Перед своим концом стоишь пред роковым,   Пред нашим грозно-громовым,   Уничтожающим ударом!

К ответу!*

Есть радость в творческом горенье,Присуща силе красота,Мысль напряженная в паренье,Ясны – в волшебном озаренье –Даль, глубина и высота.В борьбе геройской и опаснойЖизнь представляется другой –Такой приманчиво-прекрасной,Такой бесценно-дорогой, –Так жаждешь каждое мгновенье,Чтоб полноценный дали плодИ сердца каждое биеньеИ мысли каждый поворот,Не утерять чтоб малой крохиИз дел великих, из идейНезабываемой эпохиНезабываемых людей, –Так жаждешь в винтик претвориться,Ремнем по валикам ходить,В рабочей массе растворитьсяИ в общем фронте победить!

Но пригвожденным к делу взглядом,Не озираяся кругом,Не досмотреть легко, что рядомПолзет, смертельным полный ядом,Злой гад, подосланный врагом,Врагом не прямо, так окольноВедущим линию свою.Урок получен. С нас довольно.Убийц – на общую скамью!Слова? Им нету больше веры.Дела? Мы видели дела.Предатели и лицемерыБерут прицел из-за угла.Коварство их – оно пред нами,Разоблаченное насквозь.Мы с их знакомы именами,Всё те ж они, звучат не врозь,Те ж языки и те же перья.Лжецы, искавшие доверья,Должны ответить – все – пора! –Ученики, и подмастерья,И – вместе с ними – «мастера»,Все, кто в прохвостах обалделоСвоих пророков признавал,И – кто пустил оружье в дело,И – кто оружье им ковал!

Чудесное письмо*

Чем больше жену бьешь.

Тем щи вкуснее.

Всем бита, и об печь бита.

Только печью не бита.

Как в Чапаевском колхозеКуры роются в навозе,Куры, куры, курочки,Серенькие дурочки.А петух-то, петушокВскинул важно гребешок,Сам собой красуется,Всем интересуется –И коровушкою Машкой,И собачкою Кудлашкой,Задремавшей в конуре,Вешней радуясь поре,Черной кошкой,И хаврошкой,И жучком, и малой мошкой;Он – хозяин во дворе.Он – куриный повелитель,Муж-владыка и родительВсем хохлаткам,Всем куряткам.Наблюдает за порядком:«Ко-ко-ко!..Ко-ко-ко!..»Прогневить его легко,Если что-нибудь случится,Кто в ворота постучится,Скрипнет где-нибудь запор,Ворон сядет на забор,Петушок распетушится,Он храбер, на все решится,Закричит он на весь двор,Крыльями захлопает,Ножками затопает.«Кто там? Кто там? Свой иль вор?Кто такой,Кто такойНарушает мой покой?   Захочу,НастоюНа своем приказе я!Затопчу,Заклюю!Что за безобразие!!!»Накричал,Замолчал,Быстро успокоилсяИ, покаС пустякаСнова не расстроился,Позабывши о враге,На одной стоит ноге,На одной стоит ногеВ яркокрасном сапогеС крепкою опорою,Боевою шпорою.Куры, куры, курочки,Серенькие дурочки,Роют мусор торопливо,На хозяина пугливоСмотрят, сузивши глаза:«Ну, гроза!»

На улице Пахом с ЕгоромКоротким обменялись разговором.«Что, брат Егор?»«Что, брат Пахом?»«Гляжу на курицу. Не быть ей петухом».«А бабе – мужиком.Сказать ты это хочешь?»«Хоша б и так».«Гляди, не ошибись грехом».«Не ошибусь. Вот ты – за баб ты зря хлопочешь.Что сталось с бабами! Перевернулся свет!»«Вот бабы приберут к рукам ваш сельсовет,Так ты по-бабьи залопочешь».«Кто? Я? Ну, с этим, брат, еще мы погодим».«Потом увидим».«Поглядим.Пустые все твои нахвалки.Не выйти бабе ввек из-под мужицкой палки.Наслушался, Пахом, каких ты дураков?»«Пословица не зря идет от стариков:У баб мозги из пакли.Бей шубу, будет потеплей,Бей бабу, будет помилей.Сам прежде, вспомни-ка, ты говорил не так ли?»«Был прежде дураком».«А нынче стал умен?»«Не я один».«Мужик втесался в бабье стадо.Подумать, до каких мы дожили времен!»«Получше прежних, думать надо».«Да я… Коль с бабами своими я сшибусь…»«Не ошибись».«Не ошибусь!»

Пахом ошибся. Гроб! Убила!Его вдруг баба загрубила:«Иду в колхоз!»«Я тож иду!» –Дочь задудила в ту ж дуду.Пахом за палку в лютой злобе:«Вы это что? Взбесились обе?Да кто я в доме? Пес? Урод?Меня хотите – в оборот?Да я вас, чертовы наседки!»Глядь, у порога, у воротСоседи сбились и соседкиШумят, чума их забери:«Брось, дядя, палку!»                   «Не дури!»Пахома вежливо, без свалки,Сгребли три пары дюжих рук.Жена – с соседками… Нахалки!Танюша, дочь, среди подруг.Пахом – осмеянный, без палки(Смеялась даже детвора!)Ушел сердитый со двора.Вернулся к ночи. Лег, не евши.Такая злость!Такая злость!Кряхтел на печке, разопревши.Про бабу думал: сучья кость!!На дочь ярился, на Танюшку,Угрюмо лежа на боку.«Пропала жизнь ни за понюшку,Ни за понюшку табаку!..»Он муж, отец… хозяин вроде…А уваженья ни на грош.И нет сочувствия в народе.Выходит, он же нехорош…Бунтует баба… Дочь – заноза…Ей ни во что указ отцов…«Ужели мне в конце концовНе отбрыкаться от колхоза?!.Хр-р-р-р!.. – Стал похрапывать Пахом. –Хр-р-р-р!.. Порастай, хозяйство, мхом!..Хр-р-р-р!.. Дали бабам своеволье…»Пахом ругался сквозь дрему,Ворочаясь как на уголье.Проснувшись, вглядывался в тьму,И все мерещилось ему,Что домовой скулит в подполье.«Скулит!.. Известно, почему!..»

Потерял Пахом охотуПриниматься за работу.Женка с дочерью одниВыполняли трудодни,Все наряды отбывали,От других не отставали,Становились впереди.У Пахома ком в груди.Он слоняется понуро,На людей глядит он хмуро,В двор уходит от ворот,Коль завидит, как народ,Особливо парни, девки,Жадно слушают припевкиОзорного паренька,Балагура-шутника,Силуяна-гармониста,Как засвищет он в три свиста,Как Пахому он вдогонь,Растопыривши гармонь,– Чтоб те, черту, впасть в сухотку! –Загорланит во всю глотку:

Как весна-то верх взялаЭх, да над морозами,Три деревни, два селаСделались колхозами.Фу-ты,Ну-ты,Вот дела!Сделались колхозами.

В нашем доме кавардак,Спорят стены и чердак,Спорит ложка с черепком,Спорит баба с мужиком.Фу-ты,Ну-ты,Вот дела:Спорит баба с мужиком!

Вот так раз!Вот так два!Бабе муж не голова,Баба-сельсоветчицаМужу не ответчица.Фу-ты,Ну-ты,Вот дела:Мужу не ответчица.

Все девчоночки у насНастоящий ананас,Прянички медовыеЧетырехпудовые!Фу-ты,Ну-ты,Вот дела:Четырехпудовые.

Только я один зачахНа девических харчах.Мне бы к пряничку охота,А у пряничка работа.Фу-ты,Ну-ты,Вот делаЗамечательные!

Как за тракторным рулемСидит девка королем,На слова задириста,Очень бригадириста.Фу-ты,Ну-ты,Вот дела:Очень бригадириста.

Ходит дядюшка ПахомВ настроеньице плохом,В настроеньице плохом,Весь обросший лопухом.Фу-ты,Ну-ты,Вот дела:Весь обросший лопухом.

Как у дядюшки ПахомаЗаварилась каша дома:Дочь, Танюшу, маков цвет,Членом выбрали в совет.Фу-ты,Ну-ты,Вот дела:Членом выбрали в совет.

Дочь, Танюша, маков цвет,Девятнадцать Тане лет,Девушка сурьезная,Оченно занозная.Фу-ты,Ну-ты,Вот дела:Оченно занозная.

Дочь отца – стыда в ней нету –В сельсовет зовет к ответу.Чтобы дочь, да чтоб отца!..Дождался Пахом конца.Фу-ты,Ну-ты,Вот дела:Дождался Пахом конца.

Дождался Пахом конца.Ходит вроде мертвецаС тяжкой раной ножевой,Матерится ж, как живой.Фу-ты,Ну-ты,Вот дела:Матерится, как живой!

У Пахома от досадыСердце ходит ходуном.Все он слышит из засады,Притаившись за окном.Озорному СилуянуУж загнул бы он ответ.Хоть парнишка-то… не спьянуОн горланит, что ТатьянуЧленом выбрали в совет.И Пахом признать стыдится,Что он дочерью гордится.Повстречается Егор,Будет новый разговор.Дочь свою хулить не гоже,А хвалить… обидно тоже.Смех обидней, чем укор.«Обсмеет меня Егор,Петуха и кур вспомянет,Скажет, дочь меня-де тянет,Я ж – хочу аль не хочу –Уж по-бабьи лопочу!»

Но Пахом и впрямь, одначе,Стал смотреть на баб иначе,Без ругни и воркотни,У Пахома трудодниНакоплялись, прибывали.Мужика не узнавали.Силуян порой чудил,Что Пахом «перебродил»:Превратись «из квасу в пиво»,Стал колхозником на диво.У Пахома все в домуС новым ладом так сдружилось,Что Пахому самомуБыло чудно: «Не пойму,Как все это так сложилось?»День закончив трудовой,Засыпал он всем довольный,Позабывши, есть живой –Иль ушел жилец подпольный:У него под головойНе скулил уж домовой.

Был домовой в былые годыПерсоной главною в дому.Живя в грязи, в чаду, в дыму,Свои жестокие невзгодыНарод приписывал ему.Ему почтенье выражали,Его молили, ублажали,С ним заключали договор.Чтоб он берег и скот и двор.Но домовой всегда и всюдуНуждой измаянному людуТак заворачивал дела,Что, глядь, густая паутинаБесхлебный закром заплела, –Глядь, и того страшней картина,Лихая выпала година,Все подмела ее метла:Во рву последняя скотина,И двор весь выгорел дотла!Народ испуганно судачит:Хозяин был не к месту, значит,Что невзлюбил-де домовойЕго фигуры горевой,Что, как ни мало в том веселья,Необходимо поскорейИскать другого новоселья,Где домовой авось добрей.Чур! Заметися, след, порошей!Шли погорельцы с жалкой ношей,Тащили скарб последний свой.Но беднякам нигде хорошийНе попадался домовой.

Томяся в горестном уделе,Не понимал народ простой,Что домовой на самом делеБыл только выдумкой пустой,Плодом догадки суеверной,Зло-беспросветной темноты,Крестьянской страшной, беспримерной,Непобедимой нищеты.И лишь когда крестьянин бедныйНа путь советский, путь победный,Ногою твердою вступилИ за собою закрепилУклад зажиточно-колхозныйС ядром культурно-молодым,Конец положен дням худым,И домового призрак грозныйПропал, развеялся, как дым.И лишь порою гнусный запах,Пахнув из темного угла,Напоминает нам делаТех дней, когда на злых этапах,В когтях двуглавого орла,У темноты, у черта в лапахДеревня старая жила,Деревня та, где раздавалсяИ днем и полночью глухойКазнимых баб истошный вой,И, слыша это, извивался,Злорадным смехом заливалсяВ подполье мрачном домовой.

Кто бабе битой, перебитойВ былую пору был защитой?К попу металася она.Но поп, увечья обнаружа,Гнусавил бабе, что онаСудьбой на то обречена,И церковь учит так, что мужаДа убоится, мол, жена, –Что наносить жене увечьяНе грех в иные времена,Что, мол, природа человечьяУж богом так сотворена:Мужик блудлив, но особливоСословье женское блудливо,Не прекращался с райских порУ жен с мужьями лютый спор.Винить мужей несправедливо,Бывает так: смирен топор,Веретено зато бодливо.«Так мой совет тебе прямой:Иди, голубушка, домой,Напрасно с мужем не корися,А претерпи и покорися!»Ни в ком защиты и нигде!«Да что ты, матка, помешалась?!» –Галдел народ, когда решаласьИная баба в злой бедеИскать заступника – в суде.Я приведу здесь для примера,Списав из «Русского курьера»,Страшнейший – прямо напоказ! –Запротоколенный рассказ:

Жена одного зажиточного крестьянина Кременецкого уезда, Волынской губернии обратилась в волостной суд с жалобой на своего мужа, обвиняя его в бесконечных побоях и истязаниях, состоявших в том, что муж морил ее голодом и холодом, привязывал раздетую донага к столбу на улице и просил прохожих бить жену, а в случае отказа – бил сам; иногда он клал ее связанную на землю и сверху наваливал целые груды бревен и камней, последствием чего у нее оказалась сломанною рука. Муж потерпевшей к разбору дела не явился, и, несмотря на это, волостной суд признал мужа невиновным, мотивируя свое решение тем соображением, что муж бил свою жену, имея на то право, так как нельзя же допустить, чтобы жена не знала над собой власти мужа.