Рабиндранат Тагор - ...Это не сон! (сборник)
Прошло много дней с тех пор, как Бихари последний раз был на женской половине дома. Он с детства хорошо знал эти комнаты; когда-то, еще совсем маленьким мальчиком, он бегал и шалил там; сегодня же он остановился перед знакомой дверью, не решаясь войти. Сердце его учащенно билось, из глаз, казалось, вот-вот брызнут слезы.
Чтобы скрыть волнение, Бихари вошел улыбаясь; он взял прах от ног только что совершившей омовение Раджлокхи, и она благословила его ласковым прикосновением руки. Прежде, когда Бихари бывал здесь часто, он не здоровался так торжественно. Но сегодня он будто возвратился с чужбины после долгой разлуки. Раджлокхи, исполненная глубокой симпатии к юноше, встретила его с большей любовью и сердечностью, чем в былые времена.
– Почему ты так долго не приходил, Бихари? – спросила она. – Я каждый день думала: «Сегодня он непременно придет», – и все напрасно…
– Если бы я бывал у вас часто, – улыбнулся молодой человек, – вы едва ли каждый день ждали бы меня с нетерпением. А где же Мохим?
Раджлокхи помрачнела.
– Его куда-то пригласили.
Сердце Бихари болезненно сжалось. Неужели это конец их дружбы?
– А что вы сегодня приготовили, ма? – спросил Бихари со вздохом, пытаясь отогнать печальные мысли. Он стал перечислять свои самые любимые кушанья.
В дни, когда обед готовила Раджлокхи, Бихари всегда старался делать вид, что у него чрезмерный аппетит, и это неизменно льстило материнскому сердцу хозяйки. Так и сегодня: стоило Бихари проявить интерес к приготовленным блюдам, как Раджлокхи добродушно рассмеялась, ободряя своего прожорливого гостя.
Неожиданно в комнату вошел Мохендро.
– А, Бихари. Как поживаешь? – сухо поздоровался он.
– Это ты, Мохим? – удивилась Раджлокхи. – Ты разве не в гостях?
– Мне удалось отказаться, – ответил Мохендро, пытаясь скрыть замешательство.
Пришла с купанья Бинодини.
Бихари, смутившись, долго не мог вымолвить ни слова. В его памяти еще свежо было воспоминание о том, что произошло между Бинодини и Мохендро.
– Не узнаете? – тихо спросила молодая женщина, подходя к Бихари.
– Нелегко каждого узнать! – многозначительно ответил Бихари.
– Надо быть проницательнее, – тихо сказала Бинодини и объявила: – Тетя, обед готов.
Мохендро и Бихари сели за стол, Бинодини прислуживала. А Раджлокхи смотрела, как едят молодые люди.
Мохендро ел с неохотой и все время следил за Бинодини. Ему казалось, что она с большим удовольствием угощает Бихари: она подкладывала ему лучшие куски под предлогом того, что Бихари гость. Мохендро не мог высказать своего недовольства вслух, а поэтому все больше приходил в ярость.
Когда Бинодини хотела положить на тарелку Бихари редкую в это время года мангровую рыбу с икрой, Бихари запротестовал.
– Нет, нет! Мне не надо! – воскликнул он. – Эту рыбу очень любит Мохим.
– Я не хочу, – заявил оскорбленный Мохендро.
Бинодини не стала его упрашивать и положила рыбу Бихари.
После обеда, когда оба друга собрались уходить, Бинодини быстро подошла к ним.
– Господин Бихари, не уходите, – попросила она. – Пойдемте наверх, посидим немного.
– А вы разве не будете обедать? – спросил молодой человек.
– Нет, ведь сегодня пост.
На губах Бихари заиграла усмешка, полная жестокой иронии, – неужели Бинодини так благочестива, что соблюдает пост?
Молодая женщина заметила эту усмешку, но снесла ее так же покорно, как рану на руке.
– Не уходите, посидите немного, – смиренно попросила она снова.
– Вам, женщинам, все равно! – неожиданно вспылил Мохендро. – Есть у человека дело или нет, хочет он или не хочет – сиди. Не понимаю. Это у вас называется предпочтением?
Бинодини громко рассмеялась:
– Бихари, вы только послушайте, что говорит Мохендро-дада. Предпочтение есть предпочтение, словарь не дает иного значения этого слова. И уж кому-кому, а вам-то смысл его с детских лет хорошо знаком, – обернулась она к Мохендро.
– Мне нужно поговорить с тобой, Мохим, – вмешался Бихари и, не простившись с Бинодини, увлек Мохендро за собой.
Оставшись одна, Бинодини долго стояла у железных перил веранды, задумчиво глядя на опустевший сад.
– Неужели кончилась наша дружба? – спросил Бихари, когда друзья вышли на улицу.
В душе Мохендро бушевало пламя, насмешка Бинодини словно молния обожгла его.
– Тебе, конечно, было бы очень удобно, если бы мы помирились, но я не желаю этого. Я не хочу вводить в свою семью чужого человека. Женская половина дома должна оставаться женской половиной.
Бихари ничего не ответил, повернулся и пошел прочь.
«Больше никогда не увижусь с Бинодини», – поклялся мучимый ревностью Мохендро.
Однако вечером он долго нетерпеливо бродил по дому, втайне надеясь встретить ее.
Глава 30
– Тетя, ты вспоминаешь своего мужа? – спросила однажды Аша.
– Мне было одиннадцать лет, когда я овдовела, – ответила Аннапурна. – Я смутно помню его.
– О ком же ты все время думаешь?
Аннапурна слегка улыбнулась.
– О всевышнем, мой муж слился с ним.
– Ты счастлива?
Аннапурна ласково погладила по голове племянницу.
– Разве ты сможешь понять, дитя, что таю я в своем сердце? Это знает лишь оно само да тот, о ком все мои думы.
«А я? – думала Аша. – Знает ли тот, о ком я думаю день и ночь, что творится в моей душе? Я не умею интересно отвечать на его письма, не потому ли он перестал писать мне?»
Уже несколько дней Аша не получала писем от мужа. «Если бы Песчинка была здесь, со мной, – вздыхала она, – она смогла бы описать все, что я чувствую».
Аша не решалась писать сама. Она была уверена, что ее жалкие, неумелые письма не понравятся мужу. Чем больше она старалась, тем безобразнее выходили буквы! Чем лучше она пыталась рассказать в письме, что у нее на сердце, тем хуже у нее это выходило. Если бы можно было ограничиться одной фразой «припадаю к твоим лотосоподобным стопам»[32] и подписаться, а Мохендро, словно всеведущий бог, понял бы все, что она хотела этим сказать! Почему всевышний наделил ее умением так сильно любить и лишил дара красноречия!
Вернувшись домой после вечерней молитвы, Аша села у постели Аннапурны и принялась осторожно массировать ей ноги.
– Тетя, вот вы говорите, – нарушила она наконец продолжительное молчание, – что жена обязана почитать мужа, как бога. Но как должна поступать глупая, невежественная женщина, если она даже не знает, как это делать.
Аннапурна долго смотрела на Ашу, потом, вздохнув, сказала:
– Ведь я тоже не так уж умна, милая. Но все же я служу всевышнему.
– Всевышнему ведомо все, что сокрыто в твоей душе, и он доволен этим, – возразила племянница. – Но ведь мужу может не понравиться, как служит ему глупенькая жена.
– Не каждому дано угождать всем, дорогая. Если жена с уважением и любовью ухаживает за мужем и заботится о семье, муж может и не замечать ее стараний, но всевышний всегда их отметит.
Аша промолчала. Она пыталась найти утешение в словах тетки, но не могла согласиться с тем, чтобы муж не замечал ее любви, даже если всевышний и будет благосклонен к ней. Низко опустив голову, она продолжала массировать ноги тетушки.
Аннапурна притянула Ашу к себе и, поцеловав в лоб, заговорила, едва сдерживая слезы:
– Одних поучений мало, Чуни, надо пройти через страдания и горе, тогда ты многое поймешь. И тетка твоя в былые годы вела свои счеты с миром. Тогда я, как и ты, считала, что тот, о ком я забочусь, кому поклоняюсь, должен чувствовать себя счастливым. Почему он не милостив ко мне? Почему не замечает моих стараний? Но постепенно я поняла, что напрасно жду этого. И пришел день, когда у меня не стало сил терпеть. Мне показалось, будто все, что я делаю, лишено смысла. В тот день я решила уйти от мира. Теперь же, оглядываясь назад, я вижу, что мои усилия не пропали даром. О дитя мое, тот, кто ведет счет нашей жизни, кто является единственным хозяином цен на ее ярмарке, отняв у меня все, завладел моей душой и открыл мне истину. Знай я тогда, что, выполняя свой долг перед семьей, я служу всевышнему и что, посвящая себя ему, я тем самым отдаю свое сердце миру, никто не мог бы причинить мне горя!
Ночью, лежа в постели, Аша долго думала над словами тетки. Она многого не поняла, но ее благоговение перед этой святой женщиной было безгранично. И она решила слепо следовать ее примеру. В темноте Аша, распростершись ниц, почтила того, кто вытеснил из сердца ее тетки весь мир.
– Я еще молода и не знаю тебя, – молилась она, – я знаю только своего мужа! Поэтому не сочти себя оскорбленным. О всевышний, вразуми его принять мое поклонение. Я не смогу жить, если он оттолкнет меня! Я не такая благочестивая, как тетя, и не смогу найти успокоения в лоне твоем.
И Аша еще и еще раз распростерлась ниц.
Близился день, когда дядя Аши должен был возвращаться в Калькутту.
Вечером накануне отъезда Аннапурна позвала племянницу.
– Чуни, девочка моя, – сказала она, – не в моих силах уберечь тебя от горя, несчастий и страданий, которыми полон мир. Но вот тебе мой совет. Какие бы испытания ни выпали на твою долю, держись веры и неуклонно выполняй свой долг.
