Давид Самойлов - Стихотворения
Её синюю сталь.
С этим звуком и мы
Устремляемся вдаль.
Ах, побольше печалей,
Побольше тревог!
Чище шорканье стали
О тугой оселок!
Смерть — вы знаете, что это?
Не конец, не беда —
Остановка сюжета
Навсегда, навсегда.
IIВсё тянет меня к Подмосковью.
Я связан с ним детством и кровью.
Вы слышали дудку коровью
Когда-нибудь на заре?
Конечно, романтика стада
Уже устаревшею стала.
И — да! — остаётся нас мало,
Кто слыхивал выхлест кнута.
Эпоха настала не та.
Теперь уже слогом Гомера
Опишут купанье коней.
Но будет нарушена мера
У нас в отысканье корней.
IIIРассвет в огромном дереве —
Словно гнездо жар-птицы.
Солнцеобразно вделаны
В него большие спицы.
Весенний день высиживается
Золотой, как луковица.
И быстро солнце рыжее
Из скорлупы вылупливается.
1982
ШАРМАНЩИК
Шарманщик гуляет по свету,
Бредёт по московским дворам,
Шарманочка музыку эту
Играет с грехом пополам.
Шарманщик встаёт спозаранку
И трудится до темноты.
«Шарманка моя, лихоманка!» —
И тут заедает лады.
«На улице ветер, ненастье,
А ты, мой органчик, играй.
А ты из коробочки счастье
Скорее достань, попугай!»
За счастье своё горожанка
Заплатит последний пятак.
«Шарманка моя, лихоманка,
Играй свою музыку так:
Таратам, таратам, таратам,
Таратам, таратам, тара…
С моим попугаем хохлатым
Стою посредине двора.
Шарманка, шарманка, шарманка
Меня довела до беды.
Шарманка моя, лихоманка…» —
И тут заедает лады.
Потом, после осени трудной,
Когда на бульварах черно,
Сидит он в подвале на Трубной,
Даёт попугаю зерно.
За чашкой горячего чая
Сидит молчалив и устал.
Ведь, счастье другим отдавая,
Он счастья себе не достал.
1982
ГРОЗА
Накатывается издалёка.
Сначала громом конского обоза
По мостовой. Гуденьем сквозняка.
Потом паденьем тяжких бочек с воза.
Потом фугасным взрывом. А за ним
Витком сверхзвукового самолёта.
И вскоре — адом, где удар и дым,
И упаданье дерева в болото.
Бушуй, бушуй! Ударь в меня, ударь!
Чтоб пал близ пенной кромки океана.
Где превращается смола в янтарь
И смерть, как жизнь, светла и первозданна.
1982
«Сплошные прощанья! С друзьями…»
Сплошные прощанья! С друзьями,
Которые вдруг умирают.
Сплошные прощанья! С мечтами,
Которые вдруг увядают.
С деревней, где окна забиты,
С долиной, где всё опустело.
И с пёстрой листвою ракиты,
Которая вдруг облетела.
С поэтом, что стал пустословом.
И с птицей, что не возвратится.
Навеки — прощание с кровом,
Под коим пришлось приютиться.
Прощанье со старой луною,
Прощанье с осенними днями.
Прощание века со мною.
Прощание времени с нами.
1982
«И к чему ни прислушайся — всё перепев…»
И к чему ни прислушайся — всё перепев…
Да, мой перепел, ты и себя перепел.
Но однажды, от радости оторопев,
Ты особую ноту поставил в пробел.
Ту, неверную, что остальным вопреки…
Но, мой перепел, я тебя не попрекну
Переломом мотива, крушеньем строки,
Несуразицу всю не поставлю в вину.
Пусть та нота — какая-то вовсе не та,
Да, мой перепел, дуй в неё, как стеклодув,
А когда не по горлу тебе высота,
Раздери клокотаньем разинутый клюв.
1982
«Да, мне повезло в этом мире…»
Да, мне повезло в этом мире —
Прийти и обняться с людьми
И быть тамадою на пире
Ума, благородства, любви.
А злобы и хитросплетений
Почти что и не замечать.
И только высоких мгновений
На жизни увидеть печать.
1982
«Жизнь сплетает свой сюжет…»
Жизнь сплетает свой сюжет.
Но, когда назад посмотришь,
Возникает свежий свет
Далеко — на десять поприщ.
По которым пятерых
Понесло июнем ранним.
И нетленный пятерик
Засветился их стараньем.
Сколько крови пролилось,
Сколько дел осуществилось,
Сколько выпало волос
И друзей пошло навынос!
Но сияет вдалеке
Свежий свет того июня,
Как в предутренней реке
Острый отсвет новолунья.
1982
«И вот я встал, забыл, забылся…»
И вот я встал, забыл, забылся,
Устал от вымысла и смысла,
Стал наконец самим собой
Наедине с своей судьбой.
Я стал самим собой, не зная,
Зачем я стал собой. Как стая
Летит неведомо куда
В порыве вещего труда.
1982
«Перед тобой стоит туман…»
Перед тобой стоит туман,
А позади — вода,
А под тобой сыра земля,
А над тобой звезда.
Но в мире ты не одинок,
Покуда чуешь ты
Движенье моря и земли,
Тумана и звезды;
Покуда знаешь о себе,
Что ты проводишь дни
Как неживое существо,
Такое, как они.
А большего не надо знать,
Всё прочее — обман.
Поёт звезда, летит прибой,
Земля ушла в туман…
1983
ПУШКИН ПО РАДИО
Возле разбитого вокзала
Нещадно радио орало
Вороньим голосом. Но вдруг,
К нему прислушавшись, я понял,
Что все его слова я помнил.
Читали Пушкина.
Вокруг
Сновали бабы и солдаты,
Шёл торг военный, небогатый,
И вшивый клокотал майдан.
Гремели на путях составы.
«Любви, надежды, тихой славы
Недолго тешил нас обман».
Мы это изучали в школе.
И строки позабыли вскоре —
Во времена боёв и ран.
Броски, атаки, переправы…
«Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман».
С двумя девчонками шальными
Я познакомился. И с ними
Готов был завести роман.
Смеялись юные шалавы.
«Любви, надежды, тихой славы
Недолго тешил нас обман».
Вдали сиял пейзаж вечерний.
На вётлах гнёзда в виде терний.
Я обнимал девичий стан.
Её слова были лукавы.
«Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман».
И вдруг бомбёжка. «Мессершмитты».
Мы бросились в кювет. Убиты
Был рядом грязный мальчуган
И старец, грозный, величавый.
«Любви, надежды, тихой славы
Недолго тешил нас обман».
Я был живой. Девчонки тоже.
Туманно было, но погоже.
Вокзал взрывался, как вулкан.
И дымы поднялись курчавы.
«Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман».
«День выплывает из-за острова…»
День выплывает из-за острова
И очищается от мрака
С задумчивостью Заболоцкого,
С естественностью Пастернака,
Когда их поздняя поэзия
Была дневной, а не вечерней,
Хотя болезнь точила лезвия
И на пути хватало терний.
«Когда бы спел я наконец…»
Когда бы спел я наконец
Нежнейшее четверостишье,
Как иногда поёт скворец
Весною в утреннем затишье!
Про что? Да как вам объясню?
Всё так нелепо в разговоре.
Ну, предположим, про весну,
Про вас, про облако, про море.
«Чудо — познаваемость вселенной…»
Чудо — познаваемость вселенной
И с природой дивный диалог.
Этот чистый, тёмный и целебный
Рек, небес, пустынь и моря слог.
Этих гор возвышенные оды,
Пёстрые элегии лесов,
Разговор осмысленной Природы,
Примечанья птичьих голосов.
Осторожней принимай признанья
И о тайнах сбивчивый рассказ.
Что-то пусть останется за гранью,
В любопытстве сдерживая нас.
«Напиши мне, богомаз…»
Напиши мне, богомаз,
«Утоли моя печали».