Сборник - Серебряный век русской поэзии
1903, Коктебель
Портрет
Я вся – тона жемчужной акварели,Я бледный стебель ландыша лесного,Я легкость стройная обвисшей мягкой ели,Я изморозь зари, мерцанье дна морского.
Там, где фиалки и бледное золотоСкованы в зори ударами молота,В старых церквах, где полет тишиныПолон сухим ароматом сосны, —
Я жидкий блеск икон в дрожащих струйках дыма,Я шелест старины, скользящей мимо,Я струйки белые угаснувшей метели,Я бледные тона жемчужной акварели.
1903, Москва
«Я ждал страданья столько лет…»
Маргарите Васильевне Сабашниковой
Я ждал страданья столько летВсей цельностью несознанного счастья.И боль пришла, как тихий синий свет,И обвилась вкруг сердца, как запястье.
Желанный луч с собой принесТакие жгучие, мучительные ласки.Сквозь влажную лучистость слезПо миру разлились невиданные краски.
И сердце стало из стекла,И в нем так тонко пела рана:«О, боль, когда бы ни пришла,Всегда приходит слишком рано».
1903
«Пройдемте по миру, как дети…»
Пройдемте по миру, как дети,Полюбим шуршанье осок,И терпкость прошедших столетий,И едкого знания сок.
Таинственный рой сновиденийОвеял расцвет наших дней.Ребенок – непризнанный генийСредь буднично-серых людей.
До 17 декабря 1903
«Сквозь сеть алмазную зазеленел восток…»
Сквозь сеть алмазную зазеленел восток.Вдаль по земле, таинственной и строгой,Лучатся тысячи тропинок и дорог.О, если б нам пройти чрез мир одной дорогой!
Всё видеть, всё понять, всё знать, всё пережить,Все формы, все цвета вобрать в себя глазами.Пройти по всей земле горящими ступнями,Всё воспринять и снова воплотить.
1903 или 1904, Париж
Старые письма
А. В. Гальштейн
Я люблю усталый шелестСтарых писем, дальних слов…В них есть запах, в них есть прелестьУмирающих цветов.
Я люблю узорный почерк —В нем есть шорох трав сухих.Быстрых букв знакомый очеркТихо шепчет грустный стих.
Мне так близко обаяньеИх усталой красоты…Это дерева ПознаньяОблетевшие цветы.
<1904>
«Если сердце горит и трепещет…»
Если сердце горит и трепещет,Если древняя чаша полна… —Горе! Горе тому, кто расплещетЭту чашу, не выпив до дна.
В нас весенняя ночь трепетала,Нам таинственный месяц сверкал…Не меня ты во мне обнимала,Не тебя я во тьме целовал.
Нас палящая жажда сдружила,В нас различное чувство слилось:Ты кого-то другого любила,И к другой мое сердце рвалось.
Запрокинулись головы наши,Опьянялись мы огненным сном,Расплескали мы древние чаши,Налитые священным вином.
1905, Париж
Зеркало
Я – глаз, лишенный век. Я брошено на землю,Чтоб этот мир дробить и отражать…И образы скользят. Я чувствую, я внемлю,Но не могу в себе их задержать.
И часто в сумерках, когда дымятся трубыНад синим городом, а в воздухе гроза, —В меня глядят бессонные глазаИ черною тоской запекшиеся губы.
И комната во мне. И капает вода.И тени движутся, отходят, вырастая.И тикают часы, и капает вода,Один вопрос другим всегда перебивая.
И чувство смутное шевелится на дне.В нем радостная грусть, в нем сладкий страх разлуки…И я молю его: «Останься, будь во мне, —Не прерывай рождающейся муки…»
И вновь приходит день с обычной суетой,И бледное лицо лежит на дне – глубоко…Но время наконец застынет надо мнойИ тусклою плевой мое затянет око!
1 июля 1905, Париж
«Мы заблудились в этом свете…»
Мы заблудились в этом свете.Мы в подземельях темных. МыОдин к другому, точно дети,Прижались робко в безднах тьмы.
По мертвым рекам всплески весел;Орфей родную тень зовет.И кто-то нас друг к другу бросил,И кто-то снова оторвет…
Бессильна скорбь. Беззвучны крики.Рука горит еще в руке.И влажный камень вдалекеЛепечет имя Эвридики.
29 июня 1905, Париж
«Небо в тонких узорах…»
Небо в тонких узорахХочет день превозмочь,А в душе и в озерахОпрокинулась ночь.
Что-то хочется крикнутьВ эту черную пасть,Робким сердцем приникнуть,Чутким ухом припасть.
И идешь и не дышишь…Холодеют поля.Нет, послушай… Ты слышишь?Это дышит земля.
Я к траве припадаю.Быть твоим навсегда…«Знаю… знаю… все знаю», —Шепчет вода.
Ночь темна и беззвездна.Кто-то плачет во сне.Опрокинута безднаНа водах и во мне.
6 июля 1905, Париж
«Мир закутан плотно…»
Мир закутан плотноВ сизый саван свой —В тонкие полотнаВлаги дождевой.
В тайниках сознаньяТравки проросли.Сладко пить дыханьеДождевой земли.
С грустью принимаюТягу древних змей:Медленную МайюТоропливых дней.
Затерявшись где-то,Робко верим мыВ непрозрачность светаИ в прозрачность тьмы.
Лето 1905, Париж
«Эта светлая аллея…»
Эта светлая аллеяВ старом парке – по горе,Где проходит тень ОрфеяМолчаливо на заре.
Весь прозрачный – утром рано,В белом пламени туманаОн проходит, не помявВлажных стеблей белых трав.
Час таинственных наитий.Он уходит в глубь аллей,Точно струн, касаясь нитейСеребристых тополей.
Кто-то вздрогнул в этом мире.Щебет птиц. Далекий ключ.Как струна на чьей-то лире,Зазвенел по ветке луч.
Всё распалось. Мы приидемСнова в мир, чтоб видеть сны.И становится невидимБог рассветной тишины.
Лето 1905, Париж
«Как Млечный Путь, любовь твоя…»
Как Млечный Путь, любовь твояВо мне мерцает влагой звездной,В зеркальных снах над водной безднойАлмазность пытки затая.
Ты – слезный свет во тьме железной,Ты – горький звездный сок. А я —Я – помутневшие краяЗари слепой и бесполезной.
И жаль мне ночи… Оттого ль,Что вечных звезд родная больНам новой смертью сердце скрепит?
Как синий лед мой день… Смотри!И меркнет звезд алмазный трепетВ безбольном холоде зари.
Март 1907, Петербург
