Елена Хаецкая - Котэрра

Проблемы обнаружились сразу. Во-первых, заболел старый рыжий кот. Он ничего не ел, не спал и не мяукал. Лежал половой тряпкой в прихожей на коврике и молчал. Ветеринар заставил у рыжего взять за немалые деньги анализы, поставил диагноз — кошачья депрессия и выписал Феназепам. Во-вторых, оказалось, что наш мраморный раздолбай, наш посланник европейской цивилизации, не может ходить в туалет. Точнее он может, но через раз, и никакие увещевания и рукоприкладство тут не помогают. Мы звонили в харьковский приют, мы развешивали объявления об отдаче даром кота, мы обращались в общества по охране животных, но никому, никому такое горе оказалось не нужно. Я стал понимать своего деревенского деда, который отвозил неугодных кошек на смерть в лес, и даже стал подумывать, не выпустить ли кота на волю за МКАДом, и будь что будет.

Потерпев полгода, ранним осенним промозглым утром втайне от жены я погрузил британского породистого кота мраморного окраса в мешок и отвез в Люблинскую рощу возле нефтеперерабатывающего завода в Капотне. Я развязал мешок и быстро, не оборачиваясь, побежал к машине, словно боясь, что мои действия не так уж смелы и решительны. Всю дорогу мне было хреново, словно я убил маленькое беззащитное существо, пусть и зассанное и глупое.

Жена, узнав про мой поступок, устроила истерику. Мы поехали обратно и обнаружили серого молодого кота на дереве, под которым какая-то нефтепроходчица кысыкала его на землю, но мы закричали, что это наш кот, а вредная проходчица не отдавала нам британца, считая, что это ее Кеша. Мы долго пререкались и силой отбили серого, но всю обратную дорогу не могли понять, зачем мы это сделали. Ведь представился прекрасный случай избавиться от кармы, от серого безмозглого чудовища, от мелкого гадливого существа. Но вместо этого мы ехали по скользкой, разбитой дороге на клацающем «хюндае», все время оборачивались на заднее сиденье и спрашивали: «Ну, как ты, сэр серый британский кот?».

Сергей Арно

Синякин и любительница животных

Синякину выдали получку, и он сразу почувствовал себя миллионером.

При выходе из метро на ящике сидела тетка в платке, вокруг нее расположились пять жалкого вида собак, прямо перед ней стояла корзина с котятами. Она достала одного и показала остановившемуся поглазеть Синякину.

— Посмотри, какой хорошенький. Ну просто прелесть, — тетка умиленно улыбнулась и поцеловала котеночка в усатую мордашку. — Ну до чего я их люблю!

— И правда хорошенький, — признался Синякин — он тоже любил маленьких кошек.

— Сто рублей, — сказала тетка и протянула котенка Синякину. — Или так стошку давай, чтобы я их кормить могла.

Синякин, умилившись очарованием котенка, сунул руку в карман и звякнул там мелочью. Он хотел дать тетке с животными ну если не сто рублей, то хотя бы десять или пятнадцать, но ему вдруг стало жалко. Синякин вспомнил о неоплаченной квартире, телефоне и понял, что если всем теткам с животными будет давать деньги, то сам скоро умрет от голода.

— Ну посмотри, какой хорошенький, ты посмотри, какая прелесть, — тетка, видя нерешительность Синякина, начинала заметно сердиться. — А этот, — она поднялась с ящика, выхватила из корзины беленького котенка и, держа в каждой руке по четвероногому, завертела перед Синякиным. — Хорошенькие, правда?!

Собаки тоже поглядывали на Синякина с голодной надеждой.

— Я животных просто так люблю, ни за что, — сказала она и, поцеловав котят по очереди в носы, протянула обоих Синякину, наверное, чтобы он тоже поцеловал.

Не то чтобы Синякин не хотел приласкать животных, но после тетки целовать их почему-то не хотелось.

— Да, хорошие котятки, — сказал Синякин, отшатнувшись. — Ну я пошел.

Он еще раз прозвенел в кармане мелочью, не для того чтобы раздражить тетку, а скорее от смущения. Потом повернулся, собираясь идти к остановке троллейбуса.

— Эй, погоди! — окликнула его тетка. — А котята?!

— Ну что ж, хорошие котята, — сделав уже от нее два шага, через плечо бросил Синякин.

— Ну так бери! — тетка подхватила корзину с котятами и пошла вслед за Синякиным. — Куда пошел-то?! Котят-то бери!

Женщина распалялась все больше. Корзину с котятами она несла на согнутом локте; размахивая мяукающим котенком, она уже нагоняла Синякина. Пять ее собак, окружив хозяйку, стайкой шли вместе с ней.

«Тьфу ты! Чего она привязалась?» — подумал Синякин и прибавил шагу.

— Ах, ты еще и убегаешь, собака такая! — воскликнула за его спиной нагонявшая его тетка, она дышала часто и тяжело. — Ты еще и убегать еще! А животных, значит, не жалко?! Животные, значит, пусть дохнут все!!

Тетка, уже совсем расходившаяся, спешила следом в окружении стаи собак, выкрикивая проклятия Синякину и всем, кто не любит животных. Народ оборачивался на разбушевавшуюся тетку и на Синякина.

Он еще прибавил шагу.

— Ах ты гад! Ты опять убегаешь!! Ах ты живодер проклятый!! Значит, животных не любить?!

Понимая, что Синякин вот-вот оторвется и тогда уж его точно будет не догнать, тетка вдруг размахнулась и швырнула в спину Синякину котенка, которого держала в руке. Котенок, провернувшись в воздухе, с наслаждением вцепился в спину Синякина.

Почувствовав через ткань пиджака резкую боль от острых когтей, Синякин стряхнул со спины котенка.

— Ах ты проклятый!! — истерически визжала тетка, на ходу достала из корзины еще одного котенка и тоже швырнула в Синякина.

Но уже готовый к нападению Синякин увернулся, котенок, вертясь, пролетел мимо и шлепнулся на асфальт. Собаки между тем подняли невообразимый лай и прыгали вокруг Синякина, который с воплем пустился бежать от тетки. Но та не отставала, она с проклятиями бежала за Синякиным и, выхватывая из корзины котят, швыряла ему вслед. Тетка оказалась меткая, котята врезались в спину, в затылок Синякина, повисали на брюках и долго не падали, твари такие, вцепившись в ткань пиджака или брюк, так что, получалось, на нем бывало сразу по три свирепых существа. Причем, если даже бросок был неточен, пролетавший мимо котенок изгибался этак тельцем и норовил зацепить в полете Синякина.

Синякин визжал, вопил, кидался из стороны в сторону от их жалящих коготков, все это сопровождалось радостным лаем гнавшихся за ним собак. Прохожие в ужасе бросались в стороны, женщины взвизгивали, дети хохотали…

Тетка гналась за Синякиным, пока в корзине не кончились котята. Но собаки с лаем еще долго, до самого его дома бежали за Синякиным, хотя и не кусали. А потом еще два часа выли и лаяли под окнами.

Лежа вечером в постели, Синякин думал о том, что, конечно, плохо, что он весь поцарапанный, но все-таки денег он тетке не дал, а для этого нужно иметь силу воли, и, значит, у Синякина сила воли есть.

Евгений Лукин

Дело прошлое

Что больше кошку гладишь, то больше она горб дерёт.

Рослый сероглазый майор КГБ (впоследствии мы с женой используем его портрет в повести «Когда отступают ангелы») указал мне с улыбкой на стул.

— Присаживайтесь, Евгений Юрьевич, присаживайтесь…

Я присел. В голове кувыркалась бог весть откуда выпавшая цитата: «Когда частный пристав говорит: «Садитесь», — стоять как-то, знаете, неловко…».

Вызова я боялся давно. Шёл восемьдесят четвёртый год, первый сборник фантастических произведений супругов Лукиных был недавно зарублен с таким треском, что щепки летели аж до Питера. Во внутренней рецензии, поступившей в Нижне-Волжское книжное издательство (рецензент — Александр Казанцев), авторы убиенной рукописи величались выкормышами журнала «Америка» и сравнивались почему-то с невозвращенцем Андреем Тарковским. Теперь-то, конечно, лестно, но тогда…

Видный волгоградский деятель культуры, выступая в библиотеке им. Горького, поклялся, например, по гроб жизни бороться с творческим дуэтом Лукиных, посмевших влепить в рассказ «Не верь глазам своим» злобную карикатуру на вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина. (Бред какой-то! Там о Ленине вообще ни слова не было!) Другой, ещё более известный деятель, по слухам, уже составлял чёрный список, в котором мы с женой занимали вторую и третью строчку — сразу после президента клуба любителей фантастики Завгороднего. Того самого, о котором на недавнем бюро обкома было сказано так: «…и прикидывающийся выходцем из рабочего класса Борис Завгородний». Куда уж там Шепилову…

Да о чём говорить, если буквально на днях картину Владика Коваля «Фантасты Лукины» распоряжением того же обкома сняли со скандалом в день открытия персональной выставки художника. Короче, второй месяц многострадальное наше семейство с наивным ужасом ожидало ареста, обыска и спешно рассовывало по знакомым самопальную, а то и вовсе забугорную литературу.

То есть чувства, с которыми я опускался на краешек любезно предложенного мне стула, вы представляете…