Игорь Губерман - Восьмой дневник

«Игорь Миронович, сколько у Вас детей, о которых Вам известно, и поддерживаете ли Вы с ними отношения?»

«Игорь Миронович, когда будет конец света?»

«Игорь Миронович, можно ли сказать, что мы сегодня культурно провели вечер?»

«От южных гор до северных морей, от Волги-матушки и до Тунгуски вы заебательский еврей и нехуёвый, впрочем, русский. С уважением».

«Игорь Миронович! Как, скажите, найти мужа в такие тяжёлые кризисные времена? Заранее спасибо Вам. Татьяна».

«Игорь Миронович, скажите, что делать девушке с двумя детьми, которая хочет замуж за еврея?»

«Спасибо Вам за Ваше творчество, наш ребёнок, ему 14 лет, слушая Ваши стихи, решил почитать Пушкина…»

«Неужели вы до сих пор бухаете? И как сохраняете бодрость духа? И есть ли Бог? Спасибо».

«Игорь Миронович! Мой муж – еврей. Я ему часто говорю: все нормальные евреи – врачи, инженеры, а ты – милиционер. Я права?»

«Детская история. Грустный Антон приходит из детского сада. Мы спрашиваем: что случилось? – Плохо кормили. – А что давали? – Молоко, блядь, и дыню».

«Игорь Миронович, как Вы потеряли девственность?»

«Как хорошо на самом деле мне жить в родной стране! Но почему же в этом теле и почему в говне?»

«В Интернете мы прочитали заметки Дины Рубиной о Вас. Интересно! А хули Вы о ней ничего не напишете?!»

«Как приручить зятя?»

«Я армянин, а женюсь в третий раз на еврейке, к чему бы это?»

«Игорь Мироныч, какой стих Вы вспоминаете, чтобы не плакать? Спасибо. Плаксивая девушка».

«В антракте позвонил знакомой. Ты где? – спрашивает она. На вечере Губермана – был мой ответ. Ой, как здорово! – с неподдельным восторгом завидует она. И продолжает: а это кто такой?»

«Игорь Миронович, что для вас женский оргазм?»

«Уважаемый И.М.! Однажды, года три назад, попал в уфимский СИЗО (следственный изолятор) – всего на неделю. И в камере в качестве разрешённой литературы обнаружил Ваши ‘‘Тюремные гарики’’. Книга была общая – камерная (разве что инвентарного номера не имела). Она мне очень помогла в первые дни, они ведь самые тяжёлые! Знаете ли Вы подобные случаи? С уважением, Сергей О.»

Нет, я подобных случаев не знаю, но какова гуманность уфимской милиции! Зато знаю множество других размещений моего высокого творчества.

«Игорь Миронович, не обидит ли Вас, что Ваша книга лежит у нас в уборной? Именно благодаря Вам мы проводим там значительно больше времени. Спасибо!»

«Я – полковник авиации в отставке. В детстве, в армии и на гражданке меня все называли евреем, хотя я русский. Как уехать в Израиль на постоянное место жительства? Виктор».

«Игорь Миронович! Вот такая история. Внуку 3,5 года, провожает прабабушку домой. ‘‘Поцелуй бабу Галю’’, – говорит его мама. Правнук отвечает: ‘‘Что-то не больно я люблю старух целовать!’’

«Кто с языком и словом дружен, тому тогда и хуй не нужен! Пенсионер».

«Игорь Миронович, правда это, что миром правят евреи, или всё-таки их жёны?»

«Игорь Миронович, я вас хочу слышать ежедневно, что делать?»

«Игорь Миронович! Жги! Да не угаснет русский запал в недрах еврейской души!»

«Скажите, на Ваш взгляд, чего не хватает России? Только не говорите, что евреев».

«Игорь Губерман, если Вы друг Иосифа Кобзона, помогите нам встретиться!! Очень Вас прошу! У вас наверняка есть сотовый телефон, позвоните Иосифу Давидовичу! Хочет он со мной встретиться?.. Извините, я покажусь назойливой, но, быть может, у Вас появится возможность приехать ко мне завтра по адресу:…»

«Игорь Миронович! Моя девушка смотрит на Вас с восторгом. Что нужно сделать, чтобы на меня она смотрела так же?»

«Игорь Миронович! Как у вас рождаются стихи – утром, в обед, вечером? Вы становитесь в позу или ходите? Или они потоком льются? Или вы напрягаетесь?»

«Выйду замуж за еврея любой национальности! Игорь, помогите! 6 ряд, 20 место».

«Игорь Миронович, как Вы думаете – Бог юмор понимает?»

«Игорь Миронович, слышно ли Вам, как смеётся на балконе моя мама?»

«Дорогой Игорь Миронович! 1. Не можете ли Вы на мне жениться? Мне давно уже хочется большой и чистой любви. Могу прислать фотку. 2. Вы не храпите?»

Если эту главку вы, читатель, одолели, то легко поймёте, за что я так люблю записки.

А по фразе, услышанной мной от давнего приятеля, можно понять о старости побольше, чем из иной психологической статьи. Он мне сказал: «Послушай, интересно, я сейчас подумал: что это сегодня вы у нас так засиделись? А потом смотрю: ведь это мы у вас в гостях!»

Закончить эту маленькую главку я хочу царским подарком художника Саши Окуня: на этот день рождения он написал мне длинный стих, и глупо было бы его не напечатать.

На Олимпе завсегдатай,муз любимец, друг богов,сладкой речью завсегда тыуслаждать их был готов.

И они тебе внимали,сидя в лавровых венкахна камнях амфитеатра,все готовы хоть до завтрапить поэзии нектар,прославляя дивный дар,коим стал ты знаменитсреди нимф и нереид,средь сатиров и вакханок…

Аж до почечных лоханокстих бессмертных пробирал:улыбалась Артемида,звонко прыскала Киприда,Посейдон ничком лежал!А у старого Гомера(счастлив старец был безмерно)от восторга хер дрожал.

Над тобой Амур летаети главу твою венчаетбелым венчиком из роз.(Упс! Тут вихрь вдохновеньяв это самое мгновеньене туда меня понёс.)

Ты в торжественном прикиде,при хитоне и хламиде,лишнего – в помине нет.И к тебе склонясь, как ива,грациозно и стыдливомуза делает привет.

Восьмой дневник

Хоть мы увяли, но живём ещё,

взирая сумрачно и праздно,

как несусветное уёбище

цветёт вокруг разнообразно.

Будет вечер памяти меня

в зале, где ничуть не будет тесно;

льющаяся патокой хуйня

мне уже сейчас не интересна.

Блажен, кому дано проснуться

до петушиных кукареков

и блядству мира ужаснуться

первее спящих человеков.

Темнота моя уютна, как пальто,

много знаний человеку ни к чему,

знать полезно человеку только то,

что положено по разуму ему.

Но если крикнет Русь святая:

«Вернись, тебя я награжу!» –

то я, душою сладко тая,

«избави Господи» скажу.

Подобные слепым несчастным нищим,

вокруг себя руками жалко водим;

не в том беда, что смысла в жизни ищем,

а в том беда, что изредка находим.

Вчера во время шумной вечеринки

подумал я, бутылку наклоня,

что скучными получатся поминки

по мне из-за отсутствия меня.

Я подлинный, наверно, литератор,

поскольку никакая не богема,

а рьяный и тупой эксплуататор

загадочно доставшегося гена.

Я всё живу, как будто жду чего-то.

События? Известий? Благодать?

С утра уже томит меня забота

не просто жить, а слепо ожидать.

Как будто я повинность отбываю,

как будто я копаюсь в нудном томе,

как будто я вколачиваю сваю…

А я сижу в гостях в культурном доме.

Я чувствовать начал и стал понимать,

что кроме отсутствия сил

я всё, в чём меня родила моя мать,

дотла на себе износил.

Чтоб легче было старость пережить

и сутки ощущались не пустыми,

нас годы научают дорожить

житейскими привычками простыми.

Чтобы смешной не быть фигурой

среди людской душевной стужи,

мы все припудрены культурой,

но кто – внутри, а кто – снаружи.

Недаром я пою хвалу Творцу:

такие сочинил он организмы,

что в душу могут нужному лицу

втереться сквозь отверстие для клизмы.

Думаю, что видят уже многие

признаки грядущего конца:

ширятся успехи технологии

и ужесточаются сердца.

Бездельник, шалопай и лоботряс,

не думая о грустных перспективах,

по-моему, умней во много раз

ровесников усердных и ретивых.

Когда по всей Руси кресты с церквей

срывали под азартный шум и смех,

везде в такой толпе стоял еврей,

и он тянул канат сильнее всех.

Сократ, поднимающий чашу с цикутой,

легко завершающей трудные годы,

весьма наслаждался, наверно, минутой

последней, уже совершенной свободы.

На жизненной дороге этой длинной,

уже возле последнего вокзала,

опять душа становится невинной,

поскольку напрочь память отказала.

Весьма печальны ощущения