Антология - Серебряный век. Лирика
Стансы
Уж волосы седые на вискахЯ прядью черной прикрываю,И замирает сердце, как в тисках,От лишнего стакана чаю.
Уж тяжелы мне долгие труды,И не таят очарованьяНи знаний слишком пряные плоды,Ни женщин душные лобзанья.
С холодностью взираю я теперьНа скуку славы предстоящей…Зато слова: цветок, ребенок, зверь –Приходят на уста все чаще.Рассеянно я слушаю поройПоэтов праздные бряцанья,Но душу полнит сладкой полнотойЗерна немое прорастанье.
24–25 октября 1918«Как выскажу моим косноязычьем…»
Как выскажу моим косноязычьемВсю боль, весь яд?Язык мой стал звериным или птичьим,Уста молчат.
И ничего не нужно мне на свете,И стыдно мне,Что суждены мне вечно пытки этиВ его огне;
Что даже смертью, гордой, своевольной,Не вырвусь я;Что и она – такой же, хоть окольный,Путь бытия.
31 марта 1921ПетербургМузыка
Всю ночь мела метель, но утро ясно.Еще воскресная по телу бродит лень,У Благовещенья на Бережках обедняЕще не отошла. Я выхожу во двор.Как мало все: и домик, и дымок,Завившийся над крышей! Сребро-розовМорозный пар. Столпы его восходятИз-за домов под самый купол неба,Как будто крылья ангелов гигантских.И маленьким таким вдруг оказалсяДородный мой сосед, Сергей Иваныч.Он в полушубке, в валенках. ДроваВокруг него раскиданы по снегу.Обеими руками, напрягаясь,Тяжелый свой колун над головоюЗаносит он, но – тук! тук! тук! – не громкоЗвучат удары: небо, снег и холодЗвук поглощают… «С праздником, сосед».– «А, здравствуйте!» Я тоже расставляюСвои дрова. Он – тук! Я – тук! Но вскореНадоедает мне колоть, я выпрямляюсьИ говорю: «Постойте-ка минутку,Как будто музыка?» Сергей ИванычПерестает работать, голову слегкаПриподымает, ничего не слышит,Но слушает старательно… «Должно быть,Вам показалось», – говорит он. «Что вы,Да вы прислушайтесь. Так ясно слышно!»Он слушает опять: «Ну, может быть –Военного хоронят? Только что-тоМне не слыхать». Но я не унимаюсь:«Помилуйте, теперь совсем уж ясно.И музыка идет как будто сверху.Виолончель… и арфы, может быть…Вот хорошо играют! Не стучите».И бедный мой Сергей Иваныч сноваПерестает колоть. Он ничего не слышит,Но мне мешать не хочет и досадыСтарается не выказать. Забавно:Стоит он посреди двора, боясь нарушитьНеслышную симфонию. И жалкоМне, наконец, становится его.Я объявляю: «Кончилось!» Мы сноваЗа топоры беремся. Тук! Тук! Тук!.. А небоТакое же высокое, и так жеВ нем ангелы пернатые сияют.
15 июня 1920К психее
Душа! Любовь моя! Ты дышишьТакою чистой высотой,Ты крылья тонкие колышешьВ такой лазури, что порой,
Вдруг, не стерпя счастливой муки,Лелея наш святой союз,Я сам себе целую руки,Сам на себя не нагляжусь.
И как мне не любить себя,Сосуд непрочный, некрасивый,Но драгоценный и счастливыйТем, что вмещает он – тебя?
13 мая – 18 июня 1920Душа
Душа моя – как полная луна:Холодная и ясная она.
На высоте горит себе, горит –И слез моих она не осушит;
И от беды моей не больно ей,И ей невнятен стон моих страстей;
А сколько здесь мне довелось страдать –Душе сияющей не стоит знать.
4 января 1921«Психея! Бедная моя!..»
Психея! Бедная моя!Дыханье робко затая,Внимать не смеет и не хочет:Заслушаться так жутко ейТем, что безмолвие пророчитВ часы мучительных ночей.
Увы! за что, когда все спит,Ей вдохновение твердитСвои пифийские глаголы?Простой душе невыносимДар тайнослышанья тяжелый.Психея падает под ним.
4 апреля 1921Искушение
«Довольно! Красоты не надо.Не стоит песен подлый мир.Померкни, Тассова лампада,Забудься, друг веков, Омир!
И Революции не надо!Ее рассеянная ратьОдной венчается наградой,Одной свободой – торговать.Вотще на площади пророчитГармонии голодный сын:Благих вестей его не хочетБлагополучный гражданин.Самодовольный и счастливый,Под грудой выцветших знамен,Коросту хамства и наживыСебе начесывает он:
«Прочь, не мешай мне, я торгую.Но не буржуй, но не кулак,Я прячу выручку дневнуюСвободы в огненный колпак».
Душа! Тебе до боли тесноЗдесь, в опозоренной груди.Ищи отрады поднебесной,А вниз, на землю, не гляди».
Так искушает сердце злоеПсихеи чистые мечты.Психея же в ответ: «Земное,Что о небесном знаешь ты?»
4 июня – 9 июля 1921«Пускай минувшего не жаль…»
Пускай минувшего не жаль,Пускай грядущего не надо –Смотрю с язвительной отрадойВремен в приближенную даль.Всем равный жребий, вровень хлебаОтмерит справедливый век.А все-таки порой на небоПосмотрит смирный человек, –И одиночество взыграет,И душу гордость окрылит:Он неравенство оценитИ дерзновенья пожелает…Так нынче травка прорастаетСквозь трещины гранитных плит.
Лето 1920, 22 апреля 1921«Люблю людей, люблю природу…»
Люблю людей, люблю природу,Но не люблю ходить гулятьИ твердо знаю, что народуМоих творений не понять.
Довольный малым, созерцаюТо, что дает нещедрый рок:Вяз, прислонившийся к сараю,Покрытый лесом бугорок…
Ни грубой славы, ни гоненийОт современников не жду,Но сам стригу кусты сирениВокруг террасы и в саду.
15–16 июня 1921Гостю
Входя ко мне, неси мечту,Иль дьявольскую красоту,Иль Бога, если сам ты Божий.А маленькую доброту,Как шляпу, оставляй в прихожей.Здесь, на горошине земли,Будь или ангел, или демон.А человек – иль не затем он,Чтобы забыть его могли?
7 июля 1921Из окна
1
Нынче день такой забавный:От возниц, что было сил,Конь умчался своенравный;Мальчик змей свой упустил;Вор цыпленка утащилУ безносой Николавны.Но – настигнут вор нахальный,Змей упал в соседний сад,Мальчик ладит хвост мочальный,И коня ведут назад:Восстает мой тихий адВ стройности первоначальной.
23 июля 19212
Все жду: кого-нибудь задавитВзбесившийся автомобиль,Зевака бедный окровавитТорцовую сухую пыль.И с этого пойдет, начнется:Раскачка, выворот, беда,Звезда на землю оборвется,И станет горькою вода.
Прервутся сны, что душу душат,Начнется все, чего хочу,И солнце ангелы потушат,Как утром – лишнюю свечу.
11 августа 1921Бельское Устье«Ни розового сада…»
Ни розового сада,Ни песенного ладаВоистину не надо –Я падаю в себя.
На все, что людям ясно,На все, что им прекрасно,Вдруг стала несогласнаВзыгравшая душа.
Мне все невыносимо!Скорей же, легче дыма,Летите мимо, мимо,Дурные сны земли!
19 октября 1921Из дневника
Мне каждый звук терзает слух,И каждый луч глазам несносен.Прорезываться начал дух,Как зуб из-под припухших десен.
Прорежется – и сбросит прочьИзношенную оболочку.Тысячеокий – канет в ночь,Не в эту серенькую ночку.
А я останусь тут лежать –Банкир, заколотый апашем, –Руками рану зажимать,Кричать и биться в мире вашем.
18 июня 1921Ласточки
Имей глаза – сквозь день увидишь ночь,Не озаренную тем воспаленным диском.Две ласточки напрасно рвутся прочь,Перед окном шныряя с тонким писком.
Вон ту прозрачную, но прочную плевуНе прободать крылом остроугольным,Не выпорхнуть туда, за синеву,Ни птичьим крылышком, ни сердцем подневольным.
Пока вся кровь не выступит из пор,Пока не выплачешь земные очи –Не станешь духом. Жди, смотря в упор,Как брызжет свет, не застилая ночи.
18–24 июня 1921«Перешагни, перескочи…»
Перешагни, перескочи,Перелети, пере– что хочешь –Но вырвись: камнем из пращи,Звездой, сорвавшейся в ночи…Сам затерял – теперь ищи…Бог знает, что себе бормочешь,Ища пенсне или ключи.
Весна 1921, 11 января 1922«Смотрю в окно – и презираю…»
