Федор Тютчев - Полное собрание стихотворений

‹1829›

Заветный кубок*

Был царь, как мало их ныне, —По смерть он верен был:От милой, при кончине,Он кубок получил.Ценил его высокоИ часто осушал, —В нем сердце сильно билось,Лишь кубок в руки брал.Когда ж сей мир покинутьПришел его черед,Он делит всё наследство, —Но кубка не дает.И в замок, что над морем,Друзей своих созвалИ с ними на прощанье,Там сидя, пировал.

В последний раз упилсяОн влагой огневой,Над бездной наклонилсяИ в море — кубок свой…На дно пал кубок морское, —Он пал, пропал из глаз,Забилось ретивое,Царь пил в последний раз!..

‹1829›

Из "Вильгельма Мейстера" Гёте

"Кто с хлебом слез своих не ел…"

  Кто с хлебом слез своих не ел,  Кто в жизни целыми ночами  На ложе, плача, не сидел,Тот незнаком с небесными властями.

  Они нас в бытие манят —  Заводят слабость в преступленья  И после муками казнят:Нет на земли проступка без отмщенья!

"Кто хочет миру чуждым быть…"

  Кто хочет миру чуждым быть,  Тот скоро будет чужд, —  Ах, людям есть кого любить,  Что им до наших нужд!

    Так! что вам до меня?    Что вам беда моя?    Она лишь про меня, —    С ней не расстанусь я!

Как крадется к милой любовник тайком:«Откликнись, друг милый, одна ль?»  Так бродит ночию и днем  Кругом меня тоска,  Кругом меня печаль!..

  Ах, разве лишь в гробу  От них укрыться мне —  В гробу, в земле сырой —  Там бросят и оне!

‹1829›

Из Шекспира

"Любовники, безумцы и поэты…"1

Любовники, безумцы и поэтыИз одного воображенья слиты!..Тот зрит бесо́в, каких и в аде нет(Безумец то есть); сей, равно безумный,Любовник страстный видит, очарован,Елены красоту в цыганке смуглой.Поэта око, в светлом исступленье,Круговращаясь, блещет и скользитНа землю с неба, на́ небо с земли —И, лишь создаст воображенье видыСуществ неведомых, поэта жезлИх претворяет в лица и даетТеням воздушным местность и названье!

Песня

Заревел голодный лев,И на месяц волк завыл;День с трудом преодолев,Бедный пахарь опочил.Угли гаснут на костре,Дико филин прокричалИ больному на одреСкорый саван провещал.Все кладби́ща, сей порой,Из зияющих гробовВ сумрак месяца сыройВысылают мертвецов!..

‹1829›

Байрон*

Войди со мной — пуста сия обитель*,Сего жилища одичали боги,Давно остыл алтарь их — и без сменыНа страже здесь молчанье. На порогеНе встретит нас с приветствием служитель,На голос наш откликнутся лишь стены.       Зачем, о сын Камены*Любимейший, — ты, наделенный даромНеугасимо-пламенного слова,Зачем бежал ты собственного крова*,Зачем ты изменил отцовским ларам?Ах, и куда, безвременно почивший*,Умчал тебя сей вихрь, тебя носивший!

Так, некогда здесь был жилец могучий,Здесь песнями дышал он — и дыханьеНе ветерка в черемухе душистойКазалося игривое журчанье, —Нет, песнь его грозней гремящей тучи,Как божий гнев, то мрачный, то огнистый,       Неслась по тверди мглистой, —Вдруг над зеленой нивой или садомНевыцветшим заклепы расторгалаИ мрак, и лед, и пламень извергала,Огнем палила, бороздила градом, —Местами лишь, где туча разрывалась,Лазурь небес прелестно улыбалась!

Духо́в, гласят, неистовое пеньеВнимающих безумьем поражало, —Так и его, как неземная сила,Все пропасти душевные взрывало,

На самом дне будило преступленье,Дыханье замирало, сердце ныло,       И нечто грудь теснило.Как бы кругом воздушный слой, редея,Земную кровь сосал из нашей жилы,И нам, в борьбе, недоставало силыСтряхнуть с себя господство чародея,Пока он сам, как бы для посмеянья,Своим жезлом не рушил обаянья!

И мудрено ль, что память о высокомНевольной грустью душу осенила!..Не лебедем ты создан был судьбою,Купающим в волне румяной крыла,Когда закат пылает над потокомИ он плывет, любуясь сам собою,       Между двойной зарею, —Ты был орел — и со скалы родимой,Где свил гнездо — и в нем, как в колыбели,Тебя качали бури и метели,Во глубь небес нырял, неутомимый,Над морем и землей парил высоко,Но трупов лишь твое искало око!..

Злосчастный дух! Как в зареве пожараТвое кроваво-тусклое зерцало,Блестящее в роскошном, свежем цвете,И мир и жизнь так дико отражало!..С печатью на челе святого дараИ скиптром власти в неземном совете       Любил ты в мутном светеЗемную жизнь виденьями тревожить!..В тебе самом, как бы в иносказанье,Для нас воскресло грозное преданье, —Но распознать наш взор тебя не может —Титан ли ты, чье сердце снедью врана,Иль сам ты вран, терзающий титана!..*

Своих отцов покинул он обитель,Где тени их скитаются безмолвны,Где милые осталися залоги, —И как весь день метет крылами волныМорская птица, скал пустынных житель, —Так и ему по жизненной дороге       Пройти судили боги,Нигде не встретив мирной, светлой кущи! —И тщетно он, в борьбе с людьми, с собою,Рвался схватить земное счастье с бою.Над ним был Рок, враждебный, всемогущий!Всходил за ним на снежные вершины,Спускался в дол, переплывал пучины!..

То мчится бард, беглец родного края,На встречу солнца, по стихии бурной,Где Лиссабон, на жарком небе рдея,Златым венцом объял залив лазурный, —Там, где земля горит, благоухая,И где плоды, на пыльных ветвях зрея,       Душистей и свежее, —Тебя потом он огласил приветом,Страна любви, геройства, приключений*,Где и поднесь их сладкопевный генийКак бы волшебным обвевает светомУзорчатой Альгамбры* колоннадыИль рощи благовонные Гренады!

То совершитель тризны благочестной*,Теней погибших окруженный роем,Равнину ту обходит он с тоскою,Где жребий мира выпал славным боем,Где был судим сей страшный суд железный!..Сия земля, клейменная судьбою,       Под чуткою стопоюДрожит еще невольно и поныне,Как тундра крови, — здесь, в мученьях страшных,Притоптаны ряды сердец отважных,

И слоем лег их пепел по равнине, —Враждебные, они затихли вместе,Те с жаждою, те в упоенье мести!..

Но дале бард — и видит пред собоюГроздоносящий вечно юный Реин, —И там и сям на выси винограднойМелькает замок, и поднесь обвеянВолшебной былью, мглисто-золотою!..И вот, вдали, сияющий и хладный,       Возник титан громадный* —Швейцария!.. Там мир как за оградой;Звучит рожок, поют вольней потоки,В горах, как в чаше, озера́ глубоки,Свет на холмах, в долинах тень с прохладойИ надо всем вершины ледяные,То бледные, то огненно-живые!..

Потом с высот, где, разлучаясь, водыВ широкие, полдневные равнины,Как бы на пир, стремят свое теченье,Отколь не раз, как льдистые лавины,Полночные срывалися народы*, —В Италию, родимое владенье,       Он сводит вдохновенье —Небесный дух сей край чудес обходит,Высокий лавр и темный мирт колышет,Под сводами чертогов светлых дышит,С цветущих персей запах роз уводитИ шевелит прозрачной пеленоюНад дремлющей в руинах стариною!..

Но на Восток цветущий и пустынныйВлекло певца всесильное пристрастье,В любимый край его воображенья!..Сей мир насильства, лени, сладострастьяОн зрел еще перед его кончиной —Где обнялись в роскошном запустенье       И жизнь и разрушенье

И дружески цвели в вечернем светеВершины гор, где жил разбой веселый,Там, за скалой, пирата парус белый,Здесь рог луны, горящий на мечети,И чистые остатки Парфенона*На девственном румянце небосклона.

Но ты расторг союз сего творенья,Дух вольности, бессмертная стихия!И бой вспылал Отчаяния с Силой!..*Кровь полилась, как воды ключевые,В ночи земля пила их без зазренья,Лишь зарево, как светоч над могилой,       Горе́* над ней светило, —И скоро ли — то провиденье знает —Взойдет заря и бурный мрак развеет!..Но юный день с любовью да светлеетНа месте том, где дух певца витает,Где в сумраке болезненной надеждыСомкнула смерть его земные вежды!..

Певец угас пред жертвенником брани!..Но песнь его нигде не умолкала, —Хоть из груди, истерзанной страстями,Она нередко кровью вытекала,Волшебный жезл не выпадал из длани,Но двигал он лишь адскими властями!..       В распре с небесамиВысокая божественность мученьяБыла ему загадкою враждебной —И, упиваясь чашею врачебной,Отравы жаждал он, не исцеленья, —Вперенные в подземный ужас очиОн отвращал от звездной славы ночи!..

Таков он был, могучий, величавый,Восторженный хулитель мирозданья!..Но зависти ль удел его достоин?..Родительским добром существованьяОн приобрел даруемое славой!Но был ли он, сим демоном присвоен,       Иль счастлив, иль спокоен?Сиянье звезд, денницы луч веселыйДуши его, где вихри бушевали,Лишь изредка угрюмость провевали.Он стихнул днесь*, вулкан перегорелый.И позднее бессмертия светилоС ночных небес глядит в него уныло…

1828 или 1829