Не отрекаются любя. Полное собрание стихотворений - Вероника Михайловна Тушнова
Но в нем уже иссякли силы
первоначального броска.
Так и застыл он на столетья
на прерванном своем пути,
и шумные лесные дети
спешат отца перерасти!
«Молодость… Старость…»
Молодость… Старость…
Привычно, знакомо.
А я бы делила жизнь
по-другому:
я на две бы части ее делила,
на то, что будет,
и то, что было.
Ведь жизнь измеряют –
знаете сами –
когда годами,
когда часами.
Знаете сами –
лет пять или десять
минуте случается перевесить.
Я не вздыхаю:
о, где ты, юность!
Не восклицаю:
ах, скоро старость!
Я жизни вопрос задаю, волнуясь:
что у тебя для меня осталось?
Припоминаю я все, что было,
жизнь пересматриваю сначала,
как беспощадно меня учила,
какие подарки порой вручала.
Знала я счастье,
не знала покоя,
знала страданья,
не знала скуки.
С детства открылось мне,
что такое
непоправимость вечной разлуки.
Руки мои красивыми были,
нежными были,
сильными стали.
Настежь я сердце свое раскрыла
людскому счастью,
людской печали.
Я улыбалась и плакала с ними,
стала мудрее
и непримиримей,
мягче я стала,
тверже я стала,
лгать и завидовать
перестала.
Молодость – сила.
Старость – усталость.
Думаю –
сила
в запасе
осталась!
Десятибалльный шторм на море
Его повсюду было слышно –
сплошной угрюмый гул валов…
Я в темноте на берег вышла,
ища защиты у стволов.
Столпотворенье звуков грозных
обрушилось навстречу мне.
Хватаясь ветками за воздух,
стонали сосны в вышине.
Кипело море в мути белой…
Гоня песчаную пургу,
бесился ветер оголтелый
на опустелом берегу.
Валил он туч свинцовых горы,
с натугой вламывался в лес
и каждого хватал за горло,
кто смел пойти наперерез.
Гудело море разъяренно,
возненавидя тишину,
когда оно плескалось сонно
у смирных дачников в плену.
И, прирученное, урчало,
песка вылизывая гладь,
и не спеша пловцов качало,
чтобы не слишком укачать,
и отдыхающим в угоду
светилось светом голубым…
Люблю, когда свою свободу
ты отдавать не хочешь им!
Когда ты с берегами в споре
и гнев твой слышен далеко…
Десятибалльный шторм на море.
О, как мне дышится легко!
Весна
Туч взъерошенные перья.
Плотный воздух сыр и сер.
Снег, истыканный капелью,
по обочинам осел.
И упорный ветер с юга,
на реке дробящий льды,
входит медленно и туго
в прочерневшие сады.
Он охрипшей грудью дышит,
он проходит напролом,
по гремящей жестью крыше
тяжко хлопает крылом.
И кипит волна крутая
с каждой ночью тяжелей,
сок тягучий нагнетая
в сердцевины тополей.
Третьи сутки дует ветер,
третьи сутки стонут льды,
третьи сутки в целом свете
ни просвета, ни звезды.
Краю нет тоске несносной.
Третьи сутки в сердце мрак…
Может быть, и в жизни весны
наступают тоже так?
«Вот это и есть настоящее, да?..»
Вот это и есть настоящее, да?
Вот эта тоска, темнота и вода,
бегущая с крыш по ста желобам,
спросонок бормочущая в канавах,
где, скорчившись, спят нерожденные травы,
где хлюпает глина со льдом пополам.
Весна по проселкам и городам
проходит, тяжелые слезы роняя…
Тоска, подступающая к губам,
тебя никому, ни за что не отдам,
на самое светлое не променяю.
Лежи до поры нерастаявшим льдом.
Я помню,
я знаю,
что будет потом!
«Вчера я в просеке лесной…»
Вчера я в просеке лесной
случайно встретилась с весной.
Румяная колхозная девчонка
с веснушками на вздернутом носу,
она прошла и засмеялась звонко,
и сразу таять начало в лесу.
Запело, зашумело, зашуршало,
запрыгали веселые щеглы…
Весна ручонкой трогала шершавой
осин зеленоватые стволы.
И вдоль обочин, вербою поросших,
меж кочек с прошлогоднею травой
следы ее резиновых калошек
небесной наливались синевой.
Она опушку обошла сторонкой
и за кустами скрылась вдалеке.
На вид совсем обычная девчонка
с потертой школьной сумочкой в руке.
Не спорьте! Я убеждена,
что это именно она.
«В осиннике мгла затаилась седая…»
В осиннике мгла затаилась седая,
ноздристый снежок по оврагам съедая,
а выше, по влажным дымящимся склонам,
подснежники глазом глядят изумленным
и ярко по вязким закраинам лужиц
блестят золоченые донца калужниц.
В извилистой балке,
далече-далече,
ручей
по-младенчески учится речи:
лепечет, картавит
и снова и снова
пытается без толку
вымолвить слово.
Зеленой иглой пробивается семя
сквозь лист прошлогодний,
по кочкам прогретым…
Была бы охота
да было бы время,
ты можешь участвовать в празднике этом.
Влезай-ка, презрев городские привычки,
ну, скажем, на Курском
в вагон электрички.
Шагай по дороге проселочной длинной,
усталый,
вспотевший,
измазанный глиной,
клянясь беспрестанно
не слушать советов
бездомных бродяг
и знакомых поэтов.
Но вскоре, ручаюсь своей головою,
великое чудо случится с тобою:
усталый,
вспотевший,
измазанный глиной,
начнешь ты улыбкой сиять
беспричинной,
подснежник сорвешь ты
рукою неловкой,
займешься
какой-нибудь божьей коровкой,
потом проберешься к ручью по
