ЛЕФ 1923 № 1 - Коллектив авторов
Потом
извертясь вопросительным знаком
хозяин полглаза просунул
– однако!
Маяковский!
Хорош медведь! –
Пошел хозяин любезностями медоветь:
Пожалуйста
Прошу-с
Ничего
– я боком.
Нечаянная радость-с, как сказано у Блока.
Жена – Фекла Двидна
Дочка
точь в точь
в меня видно
семнадцать с половиной годочков.
А это: …
Вы кажется знакомы?!
Со страха к мышам ушедшие в норы,
из-под кровати полезли партнеры.
Усища –
– к стеклам ламповым пыльники –
из под столов пошли собутыльники.
Ползут с-под шкафа чтецы почитатели.
Весь безлицый парад подсчитать ли.
Идут и идут процессией мирной.
Блестят из бород паутиной квартирной.
И это стоит столетья
как было.
Не бьют
и не тронулась быта кобыла.
Лишь вместо хранителей духов и фей
ангел хранитель:
жилец в галифе.
Но самое страшное:
по росту
по коже
одеждой
сама походка моя! –
в одном
узнал
– близнецами похожи –
себя самого –
сам
я.
С матрацев,
вздымая постельные тряпки,
клопы, приветствуя, подняли лапки.
Весь самовар рассиялся в лучики –
хочет обнять в самоварные ручки.
В точках от мух
веночки
с обоев
венчают голову сами собою.
Взыграли туш ангелочки-горнисты,
пророзовев из иконного глянца.
Иисус,
приподняв
венок тернистый,
любезно кланяется.
Маркс,
впряженный в алую рамку,
и то тащил обывательства лямку.
Запели птицы на каждой на жердочке,
герани в ноздри лезут из кадочек.
Как были
сидя сняты
на корточках,
радушно бабушки лезут из карточек.
Раскланялись все
осклабились враз;
кто басом фразу,
кто в дискант
дьячком:
С праздничком!
С праздничком!
С праздничком!
С праздничком!
С праз –
нич –
ком!
Хозяин
то тронет стул,
то дунет;
сам со скатерти крошки вымел:
Да я не знал!..
Да я б накануне…
Да, думаю, занят…
Дом…
со своими…
Бессмысленные просьбы.
Мои свои?
Да-а-а-а –
это особы.
Их ведьма, разве, сыщет на венике!
Мои свои
с Енисея
да с Оби
идут сейчас
следя четвереньки.
Какой мой дом?!
Сейчас с него –
подушкой-льдом
плыл Невой –
мой дом
меж дамб
стал льдом
и там…
Я брал слова
то самые вкрадчивые,
то страшно рыча
то вызвоня лирово.
От выгод –
не вечную славу сворачивал
молил,
грозил,
просил,
агитировал.
Ведь это для всех…
для самих…
для вас же…
Ну, скажем, Мистерия
– ведь не для себя ж?..
Поэт там и прочее…
ведь каждому важен…
Не только себе-ж
– ведь не личная блажь…
Я, скажем, медведь, выражаясь грубо…
Но можно стихи…
Ведь сдирают шкуру?!
Подкладку из рифм поставишь
– и шуба!..
Потом у камина…
там кофе…
курят…
Дело пустяшно:
ну, минут на десять…
Но нужно сейчас,
пока не поздно…
Похлопать может…
Сказать
– надейся!..
Но чтоб теперь же…
чтоб это серьезно…
Слушали, улыбаясь, именитого скомороха.
Катали по столу хлебные мякиши.
Слова об лоб
и в тарелку
горохом.
Один расчувствовался,
вином размягший:
Поооостой…
поооостой…
Очень даже и просто –
Я пойду!..
Говорят, он ждет…
на мосту…
Я знаю…
Это на углу Кузнецкого моста…
Пустите!
нукося!
По углам
– зуд
наззз-ю-зззюкался!
Будет ныть!
Поесть попить
попить поесть
и за 66!
Теорию к лешему!
Нэп
– практика
Налей
нарежь ему
Футурист –
налягте-ка!
Ничуть не смущаясь челюстей целостью
пошли греметь о челюсть челюстью.
Шли
из артезианских прорв
меж рюмкой
слова поэтических споров.
В матрац
поздоровавшись
влезли клопы.
На вещи насела столетняя пыль.
А тот стоит –
в перила вбит.
Он ждет,
он верит:
скоро!
Я снова лбом
я снова в быт
вбивался слов напором.
Опять
атакую и вкривь, и вкось.
Но странно:
слова проходят насквозь.
Необычайное.
Стихает бас в комариные трельки
Подбитые воздухом стихли тарелки
Обои
стены
блекли…
блекли…
тонули в серых тонах офортовых.
Со стенки
на город разросшийся
Беклин
Москвой расставил остров мертвых.
Давным давно.
Недавно
теперь.
И нету проще!
Вон
в лодке
скутан саваном
недвижимый перевощик.
Не то моря
не то поля –
их шорох тишью стерт весь.
А за морями
– тополя
возносят в небо мертвость.
Чтож
– ступлю!
И сразу
тополи
сорвались с мест
пошли
затопали.
Тополи стали спокойствия мерами,
ночей сторожами,
милиционерами.
Расчетверившись
белый харон
стал коллонадой почтамтских коллон.
Деваться некуда
Так с топором влезают в сон –
обмерят спящелобых
и сразу
исчезает все
и видишь только обух.
Так барабаны улиц
в сон
войдут
и сразу вспомнится –
что вот тоска
и угол вон
за ним
она
виновница. –
Прикрывши окна ладонью угла
стекло за стеклом вытягивал с краю
Вся жизнь
на карты окон легла –
Очко стекла
и я проиграю.
Арап –
миражей шулер –
по окнам
разметил нагло веселия кран.
Колода стекла
торжеством яркоогним
сияет нагло у ночи из лап.
Как было раньше –
вырости-б
стихом в окно влететь.
Нет
никни к стенной сырости.
И стих
и дни не те.
Морозят камни.
Дрожь могил
и редко ходят
