Константин Бальмонт - Том 2. Стихотворения
Вновь
Я вновь хочу быть нежным,Быть кротким навсегда,Прозрачным и безбрежным,Как воздух и вода.
Безоблачно прекрасным,Как зеркало мечты,Непонятым и ясным,Как небо и цветы.
Я вновь хочу быть сонным,Быть в грезе голубой,И быть в тебя влюбленным,И быть всегда с тобой.
Серебряные звезды
Серебряные звезды, я сердце вам отдам,Но только вы скажите — вы что ночным цветамСюда сияньем льете, сияя вечно там?
Серебряные мысли полночной тишины,Вы нежны и нарядны на Празднике Весны,Но что в вас тайно дышит? Какие в звездах сны?
Серебряные воды просторов неземных,В зеркальностях Природы какой поете стих?Вселенские озера! Потоки вод живых!
Так молча звезды с сердцем старался я сплести,Душой своей вздыхая у Млечного Пути,И талисман мечтая меж дружных звезд найти.
Я спрашивал, я слышал незримую струну,Забыл, глядел ли в Небо, в свою ли глубину,Но я любил, лелеял влюбленность и Весну.
Душа моя дрожала от пенья тайных строк,В душе моей раскрылся неведомый цветок,Узнать его названье я никогда не мог.
Но весь я полон пенья, сиянья странных снов,О, праздник обрученья Небес и лепестков,О, таинство венчанья созвездий и цветов!
Мандолина
Светлый голос мандолины сладкой лаской прозвучал.Точно кто-то поцелуй мой с поцелуем обвенчал.
Точно кто-то, властным словом, вызвав к жизни брызги струй,Дал им литься, дал им слиться в долгий влажный поцелуй.
О, Неаполь! Волны Моря! Афродиты колыбель!Легкий звон растет, лелея. Веет млеющий Апрель.
Белый снег в горах растаял, блеском влажности плывет.Капля с каплей тесно слиты, ключ звенит, и ключ зовет.
Возвеличились, запели, закипели ручейки,И в русле, как в колыбели, стало тесно для реки.
И река, в своем стремленьи, впала в Море, в блеск и гул,В пенной зыби, в смутном пеньи, призрак ласковый мелькнул.
Губы нежный цвет коралла, очерк бледного лица,Струи, струи, поцелуи, струи, струи, без конца.
Сладкий голос мандолины, Итальянский светлый сон,Нежный с нежным, близок мысли, юный с юным, в Жизнь влюблен.
Ночной цветок
Вновь и вновь струятся строкиЗвучно-сладостных стихов,Снова зыблются намеки,Вновь ищу во тьме грехов.
Темной ночью, глухо спящей,Еле слышно в сад иду,И под чащей шелестящейС красотою речь веду.
«Красота моя, ты любишь?Если любишь, будь моей».«Милый, ты меня погубишь,Милый, милый, пожалей».
Миг борьбы взаимно-нежной,Спешный, слышный стук сердец,Свет незримый, свет безбрежный, —О, блаженство! Наконец!
Мглой ночною, черноокой,Много скрыто жгучих снов.«Милый, милый, ты — жестокий!»В оправданье нужно ль слов?
Тот, кто любит, разве губит,Раз желанное берет?Он лишь нежит, он голубит,В сердце мед он сладко льет.
И не ночью ли глубокой,О, блаженство красоты,Под лазурью звездоокойДышат нежные цветы?
Не во тьме ли, опьяненный,Мглу поит ночной цветок,Не жалея, что влюбленный,Наконец, раскрыться мог?
Лунный свет
Легкий лист, на липе млея,Лунный луч в себя вобрал.Спит зеленая аллея,Лишь вверху поет хорал.
Это — лунное томленье,С нежным вешним ветерком,Легкость ласк влагает в пеньеЛип, загрезивших кругом.
И в истоме замираньяИх вершины в сладком снеСлышат лунное сиянье,Слышат ветер в вышине.
Свет Луны и ветер вешний,Бледный ландыш спит в тени,Грезя, видит сон нездешний,Дню хранит свои огни.
Полон зыблемого звона,Легкой грезы и весны,С голубого небосклонаПринимает луч Луны
Лик Луны, любовь лелея,Мир чарует с высоты.Спит зеленая аллея,Спят деревья и цветы.
«Ben escrivia motz et sons»
О забытом трубадуре, что ушел в иной предел,Было сказано, что стройно он слагал слова и пелИ не только пел он песни, но умел их записать,В знаки, в строки, и в намеки жемчуг чувства нанизать.
Эти песни трубадура! Эти взоры chatelaine!Эти звоны, перезвоны двух сердец, попавших в плен.Я их вижу, знаю, слышу, боль и счастье их делю,Наши струны вечно-юны, раз поют они. «Люблю».
Мертвый замок, долгий вечер, мост подъятый, рвы с водой,Свет любви, и звон мгновенья вьются, льются чередой.Нет чужих, и нет чужого, нет владык, и нет рабов,Только льется серебристый ручеек напевных слов.
О, ручей, звончей, звончее. Сердце просит, мысль зовет.Сердце хочет, мысль подвластна, власть любви — как сладкий мед.Эта власть раба равняет с самой лучшей из цариц.Взор темнеет, сказка светит из-под дрогнувших ресниц.
Эти песни трубадура! Эти взоры chatelaine!Сколько пышных стран раскрылось в двух сердцах средь темных стен.Раб — с царицей, иль рабыня наклонилась к королю?О, любите, струны юны, раз поют они «Люблю»!
Черная оправа
Свадьба настала для Света и Тьмы
HицшеПляска атомов
Яйцевидные атомы мчатся. Пути их — орбиты спиральные.В нашем видимом явственном мире незримая мчится Вселенная,И спирали уходят в спирали, в незримости — солнца овальные,Непостижные в малости земли, планетность пылинок бессменная.
Сочетанья, сплетенья, круженье потока сокрыто-мальстрёмного,Да и нет этих атомов зыбких, в слияньи с эфирным течением,Пляски дикого смерча, циклона, безмерно-бездонно-огромного,Изначальное празднество чисел, закрученных сложным стремлением.
В чем их цель, в чем их смысл, этих плясок, зачем коловратность бессменная,Не дознались Индийцы, Китайцы, не ведала мудрая Греция,И о смысле их шабаша знает надменная мысль современнаяТак же мало, как старые песни, наивные песни Лукреция.
Но несчетности атомов мчатся. Вселенная дышит Вселенными,Несосчитанность явностей наших с бездонной Незримостью скована,И желанно ли нам, нежеланно ль быть вакхами, будучи пленными,Но кружиться должны мы, должны мы — зачем? — нам узнать не даровано.
Их двое
Довременно Доброе Начало,Довременно и Начало Злое.Что сильнее, — Мысль мне не сказала,Лишь одно известно мне: — Их двое.
Гений неразлучен с темным Зверем,Лик Огня — в эбеновой оправе,Веря в Бога — в Дьявола мы верим,Строим Замок — быть при нем канаве.
Ты дрожишь, облыжное Мечтанье,Как собака под хлыстом владыки?Маятника лживое болтанье,В Замке — песни, в подземельи — крики.
Маятник — прикованный и медный,Мечется и вправо он и влево,Эта сказка — кажется мне бледной,Я дрожу от бешеного гнева.
Я дрожу — и Мысли нет исхода,Раз я светлый — весь мой мрак откуда?Красота — в объятиях урода,Бог Христос — и рядом с ним Иуда.
Тут и Чудо — Мысли не поможет,Потому что разум мой — не чувство,Потому что Мысль играть не сможет,И не прячет доводов в Искусство.
Если Мир — как Мир — противоречье,Я не знаю, чем он разрешится.В Вавилоне — разные наречья,И всезрящей башне — ввысь не взвиться.
Умствователь нищий, я слабею,Предаюсь безумному Поэту,Боль зову я правдою своею,В темной Ночи песнь слагаю Свету.
Пронунсиамиэнто