Анна Ахматова - Все обещало мне его
Воронеж
О. М<андельштаму>
И город весь стоит оледенелый.Как под стеклом деревья, стены, снег.По хрусталям я прохожу несмело.Узорных санок так неверен бег.А над Петром воронежским – вороны,Да тополя, и свод светло-зеленый,Размытый, мутный, в солнечной пыли,И Куликовской битвой веют склоныМогучей, победительной земли.И тополя, как сдвинутые чаши,Над нами сразу зазвенят сильней,Как будто пьют за ликованье нашеНа брачном пире тысячи гостей.
А в комнате опального поэтаДежурят страх и Муза в свой черед.И ночь идет,Которая не ведает рассвета.
4 марта 1936Заклинание
Из тюремных ворот,Из заохтенских болот,Путем нехоженым,Лугом некошеным,Сквозь ночной кордон,Под пасхальный звон,Незваный,Несуженый, —Приди ко мне ужинать.
15 апреля 1936Ленинград* * *От тебя я сердце скрыла,Словно бросила в Неву…Прирученной и бескрылойЯ в дому твоем живу.Только… ночью слышу скрипы.Что там – в сумраках чужих?Шереметевские липы…Перекличка домовых…Осторожно подступает,Как журчание воды,К уху жарко приникаетЧерный шепоток беды —И бормочет, словно делоЕй всю ночь возиться тут:«Ты уюта захотела,Знаешь, где он – твой уют?»
30 октября 1936Ленинград. НочьПамяти Пильняка
Все это разгадаешь ты один…Когда бессонный мрак вокруг клокочет,Тот солнечный, тот ландышевый клинВрывается во тьму декабрьской ночи.И по тропинке я к тебе иду.И ты смеешься беззаботным смехом.Но хвойный лес и камыши в прудуОтветствуют каким-то странным эхом…О, если этим мертвого бужу,Прости меня, я не могу иначе:Я о тебе, как о своем, тужуИ каждому завидую, кто плачет,Кто может плакать в этот страшный часО тех, кто там лежит на дне оврага…Но выкипела, не дойдя до глаз,Глаза мои не освежила влага.
1938Фонтанный Дом. НочьНадпись на книге
Что отдал – то твое.
Шота РуставелиИз-под каких развалин говорю,Из-под какого я кричу обвала,Как в негашеной извести горюПод сводами зловонного подвала.
Пусть назовут безмолвною зимойИ вечные навек захлопнут двери,Но все-таки услышат голос мой.И все-таки ему опять поверят.
1930-е годыИва
И дряхлый пук дерев.
ПушкинА я росла в узорной тишине,В прохладной детской молодого века,И не был мил мне голос человека,А голос ветра был понятен мне.Я лопухи любила и крапиву,Но больше всех серебряную иву.И, благодарная, она жилаСо мной всю жизнь, плакучими ветвямиБессонницу овеивала снами.И – странно! – я ее пережила.Там пень торчит, чужими голосамиДругие ивы что-то говорятПод нашими, под теми небесами.И я молчу… Как будто умер брат.
18 января 1940ЛенинградПодвал памяти
О, погреб памяти…
ХлебниковНо сущий вздор, что я живу грустяИ что меня воспоминанье точит.Не часто я у памяти в гостях,Да и она всегда меня морочит.Когда спускаюсь с фонарем в подвал,Мне кажется – опять глухой обвалЗа мной по узкой лестнице грохочет.Чадит фонарь, вернуться не могу,А знаю, что иду туда, – к врагу.И я прошу как милости… Но тамТемно и тихо. Мой окончен праздник!Уж тридцать лет, как проводили дам,От старости скончался тот проказник…Я опоздала. Экая беда!Нельзя мне показаться никуда.Но я касаюсь живописи стенИ у камина греюсь. Что за чудо!Сквозь эту плесень, этот чад и тленСверкнули два живые изумруда.И кот мяукнул. Ну, идем домой!
Но где мой дом и где рассудок мой?
18 января 1940* * *Когда человек умирает,Изменяются его портреты.По-другому глаза глядят, и губыУлыбаются другой улыбкой.Я заметила это, вернувшисьС похорон одного поэта.И с тех пор проверяла часто,И моя догадка подтвердилась.
21 января 19407 марта 1940ЛенинградКлеопатра
Александрийские чертоги
Покрыла сладостная тень.
ПушкинУже целовала Антония мертвые губы,Уже на коленях пред Августом слезы лила…И предали слуги. Грохочут победные трубыПод римским орлом, и вечерняя стелется мгла.И входит последний плененный ее красотою,Высокий и статный, и шепчет в смятении он:«Тебя – как рабыню… в триумфе пошлетпред собою…»Но шеи лебяжьей все так же спокоен наклон.
А завтра детей закуют. О, как мало осталосьЕй дела на свете – еще с мужиком пошутитьИ черную змейку, как будто прощальнуюжалость,На смуглую грудь равнодушной рукой положить.
7 февраля 1940Ленинград. Фонтанный ДомПоздний ответ
Белорученька моя, чернокнижница…
М. Ц<ветаева>Невидимка, двойник, пересмешник,Что ты прячешься в черных кустах? —То забьешься в дырявый скворешник,То мелькнешь на погибших крестах,То кричишь из Маринкиной башни:«Я сегодня вернулась домой.Полюбуйтесь, родимые пашни,Что за это случилось со мной.Поглотила любимых пучина,И разграблен родительский дом».. .Мы сегодня с тобою, Марина,По столице полночной идем,А за нами таких миллионы,И безмолвнее шествия нет,А вокруг погребальные звоны,Да московские хриплые стоныВьюги, наш заметающей след.
16 марта 1940 1961Фонтанный ДомКрасная КонницаСтансы
Стрелецкая луна. Замоскворечье. Ночь.Как крестный ход идут часы Страстной недели…Я вижу страшный сон. Неужто в самом делеНикто, никто, никто не может мне помочь?
В Кремле не надо жить. Преображенец прав,Здесь зверства древнего еще кишат микробы:Бориса дикий страх, и всех Иванов злобы,И Самозванца спесь – взамен народных прав.
Апрель 1940МоскваТень
Что знает женщина одна о смертном часе?
О. МандельштамВсегда нарядней всех, всех розовей и выше,Зачем всплываешь ты со дна погибших летИ память хищная передо мной колышетПрозрачный профиль твой за стеклами карет?Как спорили тогда – ты ангел или птица?Соломинкой тебя назвал поэт.Равно на всех сквозь черные ресницыДарьяльских глаз струился нежный свет.О тень! Прости меня, но ясная погода,Флобер, бессонница и поздняя сиреньТебя – красавицу тринадцатого года —И твой безоблачный и равнодушный деньНапомнили… А мне такого родаВоспоминанья не к лицу. О тень!
9 августа 1940. Вечер* * *Соседка из жалости – два квартала,Старухи, как водится, – до ворот,А тот, чью руку я держала,До самой ямы со мной пойдет.И станет совсем один на светеНад рыхлой, черной, родной землейИ громко спросит, но не ответитЕму, как прежде, голос мой.
15 августа 1940* * *Не недели, не месяцы – годыРасставались. И вот наконецХолодок настоящей свободыИ седой над висками венец.Больше нет ни измен, ни предательств,И до света не слушаешь ты,Как струится поток доказательствНесравненной моей правоты.
<7 ноября> 1940-1941* * *Один идет прямым путем,Другой идет по кругуИ ждет возврата в отчий дом,Ждет прежнюю подругу.А я иду – за мной беда,Не прямо и не косо,А в никуда и в никогда,Как поезда с откоса.
1940Мужество
Мы знаем, чтó ныне лежит на весахИ чтó совершается ныне.Час мужества пробил на наших часах.И мужество нас не покинет.Не страшно под пулями мертвыми лечь,Не горько остаться без крова, —И мы сохраним тебя, русская речь,Великое русское слово.Свободным и чистым тебя пронесем,И внукам дадим, и от плена спасемНавеки!
23 февраля 1942Ташкент* * *De profundis![3] – Мое поколеньеМало меду вкусило. И вотТолько ветер гудит в отдаленьи,Только память о мертвых поет.Наше было не кончено дело.Наши были часы сочтены,До желанного водораздела,До вершины великой весны,До неистового цветеньяОставалось лишь раз вздохнуть…. .Две войны, мое поколенье,Освещали твой страшный путь.
23 марта 1944Ташкент* * *Пора забыть верблюжий этот гамИ белый дом на улице Жуковской.Пора, пора к березам и грибам,К широкой осени московской.Там все теперь сияет, все в росе,И небо забирается высоко,И помнит Рогачевское шоссеРазбойный посвист молодого Блока…
1944–1950Памяти Александра Блока