Александр Пушкин - Евгений Онегин
XXXV.
Зато зимы порой холоднойЕзда приятна и легка.Как стих без мысли в песне моднойДорога зимняя гладка.Автомедоны наши бойки,Неутомимы наши тройки,И версты, теша праздный взор,В глазах мелькают как забор[86].К несчастью, Ларина тащилась,Боясь прогонов дорогих,Не на почтовых, на своих,И наша дева насладиласьДорожной скукою вполне:Семь суток ехали оне.
XXXVI.
Но вот уж близко. Перед нимиУж белокаменной Москвы,Как жар, крестами золотымиГорят старинные главы.Ах, братцы! как я был доволен,Когда церквей и колоколен,Садов, чертогов полукругОткрылся предо мною вдруг!Как часто в горестной разлуке,В моей блуждающей судьбе,Москва, я думал о тебе!Москва… как много в этом звукеДля сердца русского слилось!Как много в нем отозвалось!
XXXVII.
Вот, окружен своей дубравой,Петровский замок. Мрачно онНедавнею гордится славой.Напрасно ждал Наполеон,Последним счастьем упоенный,Москвы коленопреклоненнойС ключами старого Кремля;Нет, не пошла Москва мояК нему с повинной головою.Не праздник, не приемный дар,Она готовила пожарНетерпеливому герою.Отселе, в думу погружен,Глядел на грозный пламень он.
XXXVIII.
Прощай, свидетель падшей славы,Петровский замок. Ну! не стой,Пошел! Уже столпы заставыБелеют; вот уж по ТверскойВозок несется чрез ухабы.Мелькают мимо будки, бабы,Мальчишки, лавки, фонари,Дворцы, сады, монастыри,Бухарцы, сани, огороды,Купцы, лачужки, мужики,Бульвары, башни, казаки,Аптеки, магазины моды,Балконы, львы на воротахИ стаи галок на крестах.
XXXIX. XL.
В сей утомительной прогулкеПроходит час-другой, и вотУ Харитонья в переулкеВозок пред домом у воротОстановился. К старой тетке,Четвертый год больной в чахотке,Они приехали теперь.Им настежь отворяет дверь,В очках, в изорванном кафтане,С чулком в руке, седой калмык.Встречает их в гостиной крикКняжны, простертой на диване.Старушки с плачем обнялись,И восклицанья полились.
XLI.
«Княжна, mon ange!» — «Pachette!»[87] — «Алина»! —«Кто б мог подумать? Как давно!Надолго ль? Милая! Кузина!Садись — как это мудрено!Ей-богу, сцена из романа…» —«А это дочь моя, Татьяна». —«Ах, Таня! подойди ко мне —Как будто брежу я во сне…Кузина, помнишь Грандисона?»«Как, Грандисон?.. а, Грандисон!Да, помню, помню. Где же он?» —«В Москве, живет у Симеона;Меня в сочельник навестил;Недавно сына он женил.
XLII.
А тот… но после всё расскажем,Не правда ль? Всей ее роднеМы Таню завтра же покажем.Жаль, разъезжать нет мочи мне:Едва, едва таскаю ноги.Но вы замучены с дороги;Пойдемте вместе отдохнуть…Ох, силы нет… устала грудь…Мне тяжела теперь и радость,Не только грусть… душа моя,Уж никуда не годна я…Под старость жизнь такая гадость…»И тут, совсем утомлена,В слезах раскашлялась она.
XLIII.
Больной и ласки и весельеТатьяну трогают; но ейНе хорошо на новоселье,Привыкшей к горнице своей.Под занавескою шелковойНе спится ей в постеле новой,И ранний звон колоколов,Предтеча утренних трудов,Ее с постели подымает.Садится Таня у окна.Редеет сумрак; но онаСвоих полей не различает:Пред нею незнакомый двор,Конюшня, кухня и забор.
XLIV.
И вот по родственным обедамРазвозят Таню каждый деньПредставить бабушкам и дедамЕе рассеянную лень.Родне, прибывшей издалеча,Повсюду ласковая встреча,И восклицанья, и хлеб-соль.«Как Таня выросла! Давно льЯ, кажется, тебя крестила?А я так на руки брала!А я так за уши драла!А я так пряником кормила!»И хором бабушки твердят:«Как наши годы-то летят!»
XLV.
Но в них не видно перемены;Всё в них на старый образец:У тетушки княжны ЕленыВсё тот же тюлевый чепец;Всё белится Лукерья Львовна,Всё то же лжет Любовь Петровна,Иван Петрович так же глуп,Семен Петрович так же скуп,У Пелагеи НиколавныВсё тот же друг мосье Финмуш,И тот же шпиц, и тот же муж;А он, всё клуба член исправный,Всё так же смирен, так же глухИ так же ест и пьет за двух.
XLVI.
Их дочки Таню обнимают.Младые грации МосквыСначала молча озираютТатьяну с ног до головы;Ее находят что-то странной,Провинциальной и жеманной,И что-то бледной и худой,А впрочем, очень недурной;Потом, покорствуя природе,Дружатся с ней, к себе ведут,Целуют, нежно руки жмут,Взбивают кудри ей по модеИ поверяют нараспевСердечны тайны, тайны дев.
XLVII.
Чужие и свои победы,Надежды, шалости, мечты.Текут невинные беседыС прикрасой легкой клеветы.Потом, в отплату лепетанья,Ее сердечного признаньяУмильно требуют оне.Но Таня, точно как во сне,Их речи слышит без участья,Не понимает ничего,И тайну сердца своего,Заветный клад и слез и счастья,Хранит безмолвно между темИ им не делится ни с кем.
XLVIII.
Татьяна вслушаться желаетВ беседы, в общий разговор;Но всех в гостиной занимаетТакой бессвязный, пошлый вздор;Всё в них так бледно, равнодушно;Они клевещут даже скучно;В бесплодной сухости речей,Расспросов, сплетен и вестейНе вспыхнет мысли в целы сутки,Хоть невзначай, хоть наобумНе улыбнется томный ум,Не дрогнет сердце, хоть для шутки.И даже глупости смешнойВ тебе не встретишь, свет пустой.
XLIX.
Архивны юноши толпоюНа Таню чопорно глядятИ про нее между собоюНеблагосклонно говорят.Один какой-то шут печальныйЕе находит идеальнойИ, прислонившись у дверей,Элегию готовит ей.У скучной тетки Таню встретя,К ней как-то Вяземский подселИ душу ей занять успел.И, близ него ее заметя,Об ней, поправя свой парик,Осведомляется старик.
L.
Но там, где Мельпомены бурнойПротяжный раздается вой,Где машет мантией мишурнойОна пред хладною толпой,Где Талия тихонько дремлетИ плескам дружеским не внемлет,Где Терпсихоре лишь однойДивится зритель молодой(Что было также в прежни леты,Во время ваше и мое),Не обратились на нееНи дам ревнивые лорнеты,Ни трубки модных знатоковИз лож и кресельных рядов.
LI.
Ее привозят и в Собранье.Там теснота, волненье, жар,Музыки грохот, свеч блистанье,Мельканье, вихорь быстрых пар,Красавиц легкие уборы,Людьми пестреющие хоры,Невест обширный полукруг,Всё чувства поражает вдруг.Здесь кажут франты записныеСвое нахальство, свой жилетИ невнимательный лорнет.Сюда гусары отпускныеСпешат явиться, прогреметь,Блеснуть, пленить и улететь.
LII.
У ночи много звезд прелестных,Красавиц много на Москве.Но ярче всех подруг небесныхЛуна в воздушной синеве.Но та, которую не смеюТревожить лирою моею,Как величавая луна,Средь жен и дев блестит одна.С какою гордостью небеснойЗемли касается она!Как негой грудь ее полна!Как томен взор ее чудесный!..Но полно, полно; перестань:Ты заплатил безумству дань.
LIII.
