Фантазии - Наталья Словаева
и я говорю с лицом, перекошенным злобой.
Потому заклинаю: не ревнуй меня к прошлому, бро,
просто знай: ты единственный и особенный.
Давай лучше вместе слушать новый альбом,
или решать: острых крыльев брать шесть или девять.
У меня нет доказательств, есть только любовь,
И я пропаду, если ты мне не будешь верить.
А. М.
***
А ты попробуй не влюбись
В такого вдумчивого Кая,
Не зацелуй, а прикоснись,
Едва за плечи обнимая,
Не растревожь, а разреши
Ему не знать и сомневаться,
Не требуя его души,
И не пытаясь с ним остаться.
Не торопясь себя вписать
Поверх еще заметных шрамов,
Сумей его не разменять
На авантюры по программе.
Останься для него сестрой,
Не искушай кровосмешеньем.
…Теперь я навсегда с тобой
В непостоянстве неизменном.
***
Мы знали все мосты по именам,
И в день приезда встретили лисицу.
Простуда шла в пижаме по пятам,
Но не решилась пересечь границу.
У самолета красовался хвост,
Раскрашенный тремя цветами флага.
Попутчице на языке ее вопрос
Задать казалось страшною отвагой.
Среди зонтов, церквей, пластинок, книг,
Кофеен, башен, домиков, газонов
Бродили день за днем, и каждый миг
Казался кадром фильма о влюбленных.
Сопровождал нас своенравный дождь,
Скрипенье половиц и запах рома.
Теперь ты, Шерлок, по другим мостам идешь,
Но мы, как прежде, далеко от дома.
***
Я люблю архитектуру сцены:
многоярусные осветительные приборы
с поднимающимися к ним клубами дыма,
мощные футуристичные колонки,
похожие на вентиляционные трубы,
зеркальные шары под потолком,
в которых отражаемся мы,
как и парень с гитарой,
который сказал:
«Все, что страшно потерять,
надо потерять,
радостно смеясь»*.
*Sirotkin
***
Я беру алый лист,
я беру лиловый лист,
я беру лимонный лист
Дикого винограда,
собранные у церковной ограды
недалеко от заброшенных таунхаусов,
где мы катаемся на велосипедах.
Приклеиваю их к бумаге,
но они не станут хижиной аскета
или горным ручьем,
или девушкой длинноволосой,
А останутся алым листом,
лиловым листом,
лимонным листом –
Совершенными по своей природе,
Самодостаточными в своей сути.
***
В рюкзаке коньяк и «Монополия»,
переходим ночью Москву-реку по льду.
Столько снега намело,
что даже следов впереди не видно.
Сегодня на окраине города
мы слушали английские мадригалы
в исполнении вокального ансамбля,
среди скульптур из водопроводных труб и кранов,
где кроме нас были только родственники артистов.
По колено в снегу, взбираясь на холм, ты заметил:
– Если бы мне о нас рассказали,
Я бы подумал: «…, но классные ребята».
***
Кто мог вчера предположить,
что сегодня мы будем вкушать сабы
у станции метро Молодежная?
Одним глазом глядим на карту,
вторым – присматриваем за великами,
стоят ли еще.
Как думаешь, кто сломал дозатор в туалете кафе?
Конечно, я, с моим эпизодическим пристрастием к гигиене.
Сегодня я смотрела на твои длинные руки,
на твои длинные ноги,
в твои лучистые глаза
и думала:
Не зря дикие утки у реки
не боятся подходить к тебе так близко!
***
Отстали от автобуса в населенном пункте
с намеком на лишний вес – Верхний Мамон,
и теперь размышляем, что делать.
Ты в тапочках, как был,
а я без книжки, которая уехала на сиденье.
Думаешь, мы найдем здесь попутчика на BlaBlaCar?
Будем выбираться на перекладных –
вначале на шестерке с прицепом,
напоминающей о цирке и кочевье,
а потом и на маршрутке,
водитель которой сказал:
«Хватит выписывать тут зигзаг удачи!»
на трассе Москва – Ростов.
***
Руслан, Василий, Лиза и Андрей,
Мы живы, и от этого раздрай.
Мы очень живы, тысяча чертей!
Так начисляй, дружище, начисляй.
Философу в обличии шута
Дискуссию вести не в первый раз.
Айтишники, братишки, босота…
Мы живы. И особенно сейчас.
Крафт, крах и просто катастрофа,
Как хочется понять весь этот цирк:
Зачем нам боль, что хорошо, что плохо,
И как две правды спаяны впритык.
Мы выросли, когда стране на две
Эпохи разнесло хребет.
Не растравляй. Слоняйся по Москве.
Читай стихи, взойдя на табурет.
Кто мы и кем могли бы стать,
Кем никогда не станем, что нас ждет
Там, в Англии и в Индии. Оставь.
Над поймой ночь прошла, «…а это не пройдет».
И каждый сам судья, шериф и вор
Лепечет: «Заходи, не пропадай».
Пока еще не кончен разговор,
Ты начисляй, Василий, начисляй.
***
Дело не в том, что на Гласто начос
можно есть грязными руками
в резиновых сапогах, укутавшись дождевиками,
И после одного концерта перед другим концертом
пить шампанское из бумажных стаканчиков у пресс-центра.
Или когда Ноэль Галлахер в куртке с поднятым воротником,
проходит в метре от нас, элегантно небрежен,
Мы стоим, обомлев, продолжаем курить, как будто бы нам нипочем,
и Ноэля мы каждый день наблюдаем, как собственного консьержа.
Наверное, дело в том,
что когда ночью при плюс пятнадцать
в палатке на надувном матрасе я замерзала,
ты подтыкал под меня пуховик и укрывал одеялом.
Разноцветные флаги взмывали в небо над палаточным городком,
переполнялись мусором разрисованные бочки Oxfam,
а над холмами раскатывалось Skyfall,
до жути мощное, уже ближе к Тору, чем к нам.
***
Мой лисенок, ты создан, чтоб бегать по сочной, зеленой траве
И на солнышке греть белый, пушистый животик.
А совсем не затем, чтоб годами платить ипотеку,
Цепенея от страха лишиться постылой работы.
Дом, в котором живем мы, де-юре не очень-то наш,
Но родные река, белый мост и каток на морозе,
И друзья в двух кварталах. Скорее тащи карандаш –
Мы стоим у окна в упоительно временной позе.
Никогда не хотели соломку себе подстелить,
Не копили, а пели – ну что же, придется – попляшем.
Я не против того, чтоб трудиться, но больше за то, чтобы жить
В этом мире родном, но таком относительно нашем.
***
Что я вижу на О – Облако,
Что я вижу на О – Овцу,
Еду по Острову к Океану.
Ирландия
***
Костер потрескивал
как виниловая пластинка,
Отсветы огня, играя,
превращали листья папоротника
в костяные зубцы на спине стегозавра.
В темноте друг провалился
в дырку от прошлогоднего туалета,
стал звать на помощь.
Когда мы его отмывали,
хозяйка заметила философски:
– В жизни всегда есть дерьмо,
и главный вопрос –
Как мы с ним справляемся.
***
После концерта мы не расходились,
а ждали у ограждения:
может техники, собирающие инструменты,
бросят нам в щедрости своей медиаторы,
барабанные палочки или какую другую малость.
И вот сет-лист взвился белой птицей
и упал в промежуток между оградой и сценой,
и стал таким близким и таким недоступным.
Кто-то перелез через ограду и был выдворен,
и потом в ответ на наши просьбы
охранник поднял заветный список и сказал:
«Никогда не понимал, зачем он вам нужен,
это же просто листок бумаги с напечатанными словами».
Я ответила ему, ответила со всей серьезностью,
что да, это листок бумаги,
но именно по нему сегодня играли и на него смотрели музыканты,
и он часть этого вечера, такого особенного.
И тогда этот человек с седоватыми усами
в салатном жилете со светоотражателями
встретился со мной взглядом и из десятка рук
протянул сет-лист в мою руку,
И никто уже не мог его у меня отнять,
ведь в этот вечер охранник, Ричард Эшкрофт и небеса
были на моей стороне!
И было в том великое счастье и ликование,
почти такое же, как когда в аптеке не нужно ничего,
кроме влажных салфеток,
В этом листе с напечатанными буквами
и черным замусоленным скотчем,
с отпечатком чьего-то ботинка,
и такова была сила слова и убеждения!
***
Когда погаснет освещенье,
Собрав рюкзак, покинув кров,
Мы верим в грехоотпущенье
И милость бортпроводников.
В мозгу включаются экраны,
И начинается монтаж.
Однажды виденные страны
Берем и в новый свой вояж.
Но ярче этой карусели
Всплывет в горячей голове
Все, что сказать мы не успели,
Пока кружились на земле.
Как, например, зачем так вкусно
Есть в электричке бутерброд,
Как современное искусство
Неотвратимо не спасет.
Как манят древние руины,
Нуар, заброшки, пустыри.
Как пахнет мятой и малиной,
А в Дублине картошкой фри.
Как церковь маленькая краше
И мост,
