Вероника Сагаш - Сны Вероники (сборник)
Как она дошла до клиники, каким образом оказалась в своей палате, когда и как он пришёл к ней и присел на кровать – она не помнила. Он ей сказал: «Девочка моя, я люблю тебя!» А она смотрела на него, любовь текла из её сердца, лаская его, обнимая его взглядом. Он ей сказал: «Да, я сопротивлялся любви к тебе, я думал, что это неправильно, что этого не должно быть…»
Но в этот момент в её сознании предательски спуталось время прошлое и настоящее, и ей показалось, что он ей говорит: «Я сопротивляюсь любви к тебе, я думаю, что это неправильно, что этого не должно быть!». Боль пронзила её тело, голова наклонилась набок, глаза прищурились и из них закапала горечь, обида, боль. Он заметил это и тут же ласково прикоснулся к ней и прошептал: «Но это всё в прошлом, любовь моя, девочка моя, я с тобой, я уже ничего не боюсь, любимая моя!». Обнял её, а она, укутавшись в его объятья, как в одеяло нежности, начала засыпать, а он смотрел на неё, целовал и гладил её волосы.
А она и не помнила, что сошла с ума в тот момент, когда он отказался от неё и от своей любви к ней, ушёл, сказав ей слова, которые разорвали ей душу и не поместились в её сознании.
Я уже не помнила его «до» всего этого. Для меня он был просто врачом, который безумно любил одну из своих пациенток…
Душевная дедовщина
Сидя на лекции по психологии в университете, часть которой была посвящена жестокости вообще и в семье в частности, Аня в очередной раз призадумалась. Преподаватель приводил данные некоторых исследований о том, что дети, подвергавшиеся жестокому обращению в детстве, в будущем склонны сами проявлять жестокость по отношению к своим детям. «Дедовщина, – подумала она и тут же засмеялась. – Чертовщина, я имела в виду, оговорка совсем как по Фрейду, когда с кончика языка соскальзывает предательски вырвавшееся наружу подсознательное».
Аня задумалась: несмотря на свой юный возраст и принадлежность к «слабому» полу, долгие годы её почему-то волновало то самое явление, которое называлось в Советской Армии дедовщиной. Суть его была в том, что когда в какой-то момент срок службы в армии был сокращён на год и старослужащие (те, которым не посчастливилось служить меньше) начали вымещать злость разочарованной несправедливости на новоприбывших счастливчиках; а те, в свою очередь, в своё время, издевались над новобранцами, мстя за своё униженное прошлое. «Поразительно, – думала она, – это же неестественно… Человек, казалось бы, должен поступать совсем наоборот: пройдя через боль, не причинять подобную боль другому человеку?»
Аня вдруг вспомнила, что несколько лет назад мама, как бы в шутку, сказала ей и сестре: «Дети, если я буду вести себя как моя мама, просто пристрелите меня!». В том смысле, что сколько Аня себя помнила, отношения между бабушкой и мамой были всегда напряжены. Напряжение порой перерастало в неприязнь такой степени, что две старшие женщины не могли нормально общаться друг с другом, а маме Ани искренне хотелось, чтобы её отношения с дочерьми были иными.
Но иначе не получилось. Вернее, мама, конечно, пробовала, старалась, но не получилось. Несколько раз Аня, в запале спора или ссоры, напоминала о давней просьбе матери «пристрелить её». Конечно же, она не собиралась никого «убивать», просто пыталась достучаться, указать, сравнить…
Наверное, в какой-то момент мама это поняла, только вот вывод, к огромному сожалению, она сделала не тот, который бы хотелось её дочери. Видимо, не справившись, раздавленная чувством вины и для того, чтобы дальше не навредить, мама отстранилась. Совсем. Ушла.
Нелегко быть сиротой при живой матери, но так получилось, что мама стала жить в своём мире, где не было места для дочери. Хотя, по её словам, каждое утро она смотрит на Анину фотографию и желает ей всего самого хорошего.
«Вот она, душевная дедовщина жизни, – горько вздохнула Аня, – так всё сложно!» А возможно, что на самом деле наоборот, всё очень просто, пришла ей в голову мысль: когда человек что-то сильно ненавидит, отрицает или осуждает в себе или других, жизнь заставляет его побывать в шкуре осуждаемого им… Просто для того, наверное, чтобы снять излишнее напряжение, накопившееся во вселенной!
У неё настолько захватило дух от собственных мыслей, что, сидя на лекции по психологии в университете, слушая преподавателя и не слыша его, она замечталась, что когда станет работать по специальности, обязательно придумает что-то такое, отчего её имя будет записано в истории психологии наряду с Фрейдом. Например, она введёт понятие, которое будет называться «душевной дедовщиной». Конечно же, это понятие будет не буквально в применении к психологическому явлению, думала она, это как Эдипов комплекс Фрейда, который взял древнегреческий миф как основу, объясняющую сложность отношений между мальчиками и отцами.
И люди, прочитав о её исследовании на эту тему, вздохнут облегчённо, тем самым сняв напряжение муки необходимости причинять боль другим.
Небо желаний
Тем жарким памятным летом мы приехали на отдых всей семьёй и поселились в одном из небольших домиков на берегу озера, тонувшего в тенистой свежести буйно разросшихся кустарников и деревьев. Сами домики стояли на таком неощутимом расстоянии друг от друга, что их присутствие было невидимым, порой, для самих себя. Время однообразно текло похожими друг на друга днями и ночами и ничто не предвещало, что может произойти что-то необычное.
Однажды утром, завёрнутая в своё любимое полотенце бирюзового цвета, я спустилась к озеру. Был невыносимо душный день, и все невидимые до этого люди высыпали на берег, наслаждаясь, казалось, одним только присутствием рядом с водой.
В этот момент что-то и произошло. Это «что-то» было осознание того, что я могу летать! Недолго думая, я решила испытать, что же произойдёт, если я оторвусь от земли и прыгну в воду. Мне не терпелось, и я просто распростёрла руки-крылья и прыгнула. Конечно, мне не хотелось, чтобы кто-то заметил, что я на самом деле не прыгаю, а лечу над водой. Я задержалась в воздухе всего-то на несколько мгновений и, охваченная диким, до того неизведанным чувством восторга и блаженства, погрузилась в стихию воды. И, отбросив всякие колебания я сначала пошла по водной поверхности, а потом, вдохнув в лёгкие воздуха, без малейших усилий, естественно вспорхнула над водой, потом над землёй, а затем закружилась в волшебном воздушном вальсе, поднимаясь всё выше и выше. Восторг пронизывал каждую клеточку моего тела, каждую частицу сознания, души, и с детской радостной улыбкой на губах, забыв обо всём, я парила и летала, и взмывала ввысь, и бросалась камнем с неба, и так захватывало дух и перехватывало дыхание за миллиметр от како-го-либо куста, камня или дерева что я уже не чувствовала, кто я и что я, где я, зачем и почему, и границы времени, расстояния и ощущения стёрлись и растворились в неге небытия.
В какой-то момент я поняла, что нужно возвращаться. И что меня, летающую в небесах, уже заметили и, скорее всего, знают, кто я, и такого отличия не примут и не потерпят. Всё ещё в надежде, что если я приземлюсь подальше от нашего домика, меня не заметят, и я тихонько подкрадусь и спрячусь в своём доме под защитой моей семьи, я пробралась сквозь заросли и замерла, раздумывая, что же делать дальше, и в то же время как бы наблюдая себя со стороны: я стою, нагая, поблёскивая в лунном свете, волосы струятся по изгибам плеч и… неизвестно откуда выросшие белые, чувственно нежные лебединые крылья.!
И вдруг… раздался выстрел. Всё ещё наблюдая за собой как бы издали, вижу это неземное создание с крыльями, уже забрызганными капельками крови, и глаза. Удивлённый, беспомощный и укоризненный одновременно взгляд, направленный в ту сторону, откуда прозвучал выстрел. Там стоит моя мама, её выстрел был точен, в спину, как раз между лопаток. Опустив голову, я вижу рану, как раз в том месте, где должно было быть сердце… Боль затянулась со временем, я больше не знала, могу ли я летать, и видела в небе просто небо, а рана зарубцевалась брызгами шрамов, которые каким-то невероятным образом сложились причудливым рисунком в форме звезды, запечатлев на теле и спрятав одновременно произошедшее в моём сердце навсегда.
Одиночество
За содеянное полагалась смертная казнь. Она убегала от погони, но громче, чем испуганное сердце, билась мысль: но я же ничего не сделала! И горечь обидной уверенности слезами стекала по лицу: никто не поверит… Звуки погони приближались и лай собак был её эхом.
Оставалось совсем немного: пересечь небольшую речку, просочиться через бетонный забор, блокпост – и она свободна! На границе она испугалась, что её вот-вот задержат и, разговаривая с пограничником, даже сжала в руке неизвестно взявшуюся откуда-то вилку, приготовившись нанести удар и бежать дальше, если потребуется. Но всё обошлось, и она, вздохнув с облегчением, бросила взгляд назад, туда, откуда только что спаслась. И сделала шаг вперёд. Слившись с толпой, она продвигалась к выходу в город, но вдруг поняла, что по какой-то причине ей туда нельзя. А можно было лишь повернуть налево, куда должны были идти такие же отверженные, как она.
