Валерий Брюсов - Дали
На пути библиотеки стоят цитаделями,
Лагерями — архивы, загражденьем — музеи…
Вдребезги грудь о песни к Делии,
Слеп от бомб риккертианства, глух от древних Тезеев.
Но океаны поныне кишат протоплазмами,
И наш радий в пространствах еще не растрачен,
И дышит Земля земными соблазнами,
В мириадах миров всех, быть может, невзрачней.
А сколько учиться, — пред нами букварь еще!
Ярмо на стихии наложить не пора ли,
Наши зовы забросить на планету товарищу,
Шар земной повести по любой спирали?
Человек! свои мерки опять переиначь! а то
Уронишь афишу, озадаченный зритель!
Человечеством в жизни ныне не начата ль
Лишь вторая глава там, в Санта-Маргарите?
1 мая 1922
МИНУТЫ
ТАМ, В ДНЯХ…
Где? — в детстве, там, где ржавый пруд
Кренил карвеллы в муть Саргассо,
Чтоб всполз на борт надонный спрут,—
Там вновь Персей познал Пегаса!
Там, в дни, где солнце в прорезь лип
Разило вкруг клинком Пизарро,—
Все звенья логик что могли б?
Сны плыли слишком лучезарно!
Потом, в дни, где медяный строй
Звенел и пели перья шлема,—
Не всюду ль ждал Ахей иль Трои,
Пусть буквы в ряд слагались: лемма!
И в дни, где час кричал: «Дели ж
Миг на сто дрожей непрестанно!»
Кто скрыл бы путь меж звезд, — где лишь
Бред, смерть Ромео иль Тристана?
Там, в днях, — как знать? в руде веков,
В кровь влитых, гимном жгущих вены, —
Там — взлет и срыв, чертеж стихов,
Копье ль Афин, зубцы ль Равенны?
22 марта 1922
ВЕСЕННЯЯ ПЕСНЯ О ЛЮБВИ
Тосковать в снег весны, — о, банальные
Песни праотцев, скок чрез огонь:
С тигром крыться под своды бананные,
Догонять с рыжей пумой вигонь!
Март морочит морозная оттепель;
К печкам лепятся тени Мюрже…
Что ж плеснуло? груз тел, — не на отмель ли
К ласкам вешним две пары моржей?
Ночью вскрыть бы (проделки Лесажевы)
Потолки: лоб на лоб, рот ко рту,—
Сколько спаянных в дрожь! Иль рассажены
В них твои паладины, Артур?
Волны бьют с пустыря миоценова,
Чтоб, дрожа, грудь теплела в руке:
Древних дебрей слеза драгоценная —
Вздох табачный ловить в мундштуке.
Верб заветных где пух? — Не равно ли им,
Здесь, где страсть — на прилавок товар,
Лед и гейзеры, ель и магнолии…
А Джон Фич, темя вниз, в Делавар!
22 марта 1922
С ГАНГА, С ГОАНГО…
С Ганга, с Гоанго, под гонг, под тимпаны,
Душны дурманы отравленных стран;
Фризским каналам, как риза, — тюльпаны;
Пастбищ альпийских мечта — майоран.
Тяжести ль молота, плуговой стали ль
Марбургство резать и Венер ваять?
С таежных талостей Татлиным стать ли?
Пановой песни свирель не своя.
Вьюга до юга докинет ли иней?
Прянет ли пард с Лабрадорских седин?
Радугой в пагодах клинопись линий,
Готика точит извилины льдин.
В бубны буди острозубые бури —
Взрыхлить возмездье под взвихренный хмель!
Зелья густить, что Локуста в Субурре,
Пламя, слепящее память, — умей!
Гонг к вьолончели! тимпаны к свирелям!
Тигровый рык в дрожь гудящих жуков!
Хор Стесихора над русским апрелем,
В ветре, — приветствии свежих веков!
28 декабря 1921
ГОДЫ В БЫЛОМ
Наискось, вдоль, поперечниками
Перечеркнуты годы в былом,—
Ландкарта с мелкими реченьками,
Сарай, где хлам и лом.
Там — утро, в углу, искалеченное;
Там — вечер, убог и хром;
Вот — мечта, чуть цела, приналечь на нее,
Облетит прогорелым костром.
Цели, замыслы, — ржа съедающая
Источила их властный состав,
С дней, растерянных дней, тех, когда еще я
Верил вымыслам, ждать не устав.
И они, и они, в груду скученными,
Ночи клятв, миги ласк, тени губ…
Тлеть в часах беспросветных не скучно ли им,
Как в несметном, метельном снегу?
Конквистадор, зачем я захватываю
Город — миг, клад — часы, год — рубеж?
Над долиною Иосафатовою
Не пропеть пробужденной трубе.
11 февраля 1922
ЛИШЬ МИГИ
Не шествия, где в гул гудят знамена,
Не праздник рамп, не храмовой хорал,—
Туда, в провал, из правды современной,
С морского дна излюбленный коралл;
Нет! — милые обличья жизни нежной:
Вдвоем над Гете светом тень спугнуть,
Вдохнуть вдвоем с созвездий иней снежный,
У ног любимых ботик застегнуть;
Лишь миги, те, — сознанья соль живая,—
Что пресный ключ включают в океан,
И жгут из мглы дней и надежд, всплывая,—
Киприды лик, весь пеной осиян;
И там, за гранью памятей и пеней,
Впивая в я не взором кругозор,
Не вопль вражды, не прелесть песнопений,
Победный терн иль лавровый позор,
Но час, где ночь, где за стеклом бесцветным
С промерзлых камней оклики колес,
Где узость плеч под простыней, в заветном
Последнем споре под наитьем слез.
18 ноября 1921
В ПРЯТКИ
Ночь уснула, дождем убаюкана,
Спит старуха, младенца крепче,
Теперь не расслышит ни звука она,
Что любовник-месяц ей шепчет.
Ветер улицы яростно вылизал,
Всюду рыщет, косматый и серый,
Веселится в роскошном обилии зал,
Скачет с мокрыми ветками в скверах.
Тучи, побитое войско, разомкнуты,
Вскачь бегут, меж звезд, без оглядки:
Иссекли их, щелкая, громы кнута,
Молний пляс истомил игрой в прятки.
Стены все — упорные странницы,
Ходят грузно по лунной указке:
Свет мигнул, — церковь старая кланяется,
Тень нашла — к дому дом льнет по-братски.
Без присмотра все силы кинуты,
Развинтилась в них каждая гайка.
Эх, доверилась Сумраку-сыну и ты,
Ночь-карга, земная хозяйка!
Он же рад сам трунить над месяцем,
Распустил стихии; при свете
Радостно раскуролеситься им,—
Разошлись тучи, камни и ветер!
18 мая 1921
ОТ ВИСКА И ДО ВИСКА
Ветер гонит искры снега
Мимо окон, застя свет;
В свисте вьюги взрывы смеха;
Чутко плачет печь в ответ.
Здесь за дверью — остров малый,
Вихри волн — за рифом там.
Мгла причалы мачт сломала,
Мгла примчала нас к мечтам.
Лапой лампу пальма ль валит?
Зной с каких морских песков?
Ночь причудней. Пью в овале
Грустных губ вино веков.
Рыщут тигры; змеи свиты;
Прямо прянет вниз боа…
Что все страхи! лишь зови ты
Грот, где бред наш, — Самоа.
Мглами слеп, втеснюсь во мглу я,
Где прически прядь низка,
Чтоб вдохнуть сон снов, целуя
От виска и до виска!
27 января 1922
КТО? — МЫ? ИЛЬ ТАМ…
Моя рука — к твоей святыне,
На дрожь мою — ладонь твоя;
Сан-Марко два жгута витые
Колени жгут, мечту двоя.
Длить сон предчувствий; первый трепет
Впивать в сухом агате глаз:
Следя добычу, смотрит стрепет,
Ждет искр Франклинов а игла.
Кто? — мы? иль там, в веках воспетых,
Мимнерм, Тибулл, Петрарка, все!
Ur-Mensch, в его слепых аспектах,
Две птицы, слитые в овсе?
Чудовищ, тех, эпохи ранней,
Вздох в океан, громовый всхлип,
Где в ласке клык смертельно ранит,
Где рот рычать от крови слип?
Уже двух рук сближенье жутко,
Дождь тысяч лет гудит в ушах,—
В бред, в хаос, в тьму без промежутка,
Все светы, правд и лжи, глуша!
8 марта 1922
ПОД ЗИМНИМ ВЕТРОМ
Додунул ветер, влажный и соленый,
Чуть дотянулись губы к краю щек.
Друг позабытый, друг отдаленный,
Взлетай, играй еще!
Под чернью бело, — лед и небо,—
Не бред ли детский, сказка Гаттераса?
Но спущен узкий, жуткий невод,
Я в лете лет беззвучно затерялся.
Как снег, как лед, бела, бела;
Как небо, миг завешен, мрачен…
Скажи одно: была? была?
Ответь одно: вавек утрачен!
Кто там, на Серегу, во тьму
Поник, — над вечностями призрак?
Века ль стоять ему
В заледенелых ризах?
Достигнут полюс. Что ж змеей коралловой
На детской груди виться в кольцах медленно?
Волкан горит; в земле хорала вой,
В земле растворены порфир и медь в вино.
Додунул ветер с моря, друг отвергнутый,
Сжигает слезы с края щек…
Я — в прошлом, в черном, в мертвом! Давний,
верный, ты
Один со мной! пытай, играй еще!
17 февраля 1922
ИСКУШЕНИЕ ГИБЕЛИ
Из викингов кто-то, Фритиоф ли, Гаральд ли,
