Михаил Лермонтов - Кавказский пленник
XVI
И часто, отгоняя сон,В глухую полночь смотрит он,Как иногда черкес чрез ТерекПлывет на верном тулуке,Бушуют волны на реке,В тумане виден дальний берег,На пне пред ним висят кругомЕго оружия стальные:Колчан, лук, стрелы боевые;И шашка острая, ремнемПривязана, звенит на нем,Как точка в волнах он мелькает,То виден вдруг, то исчезает...Вот он причалил к берегам,Беда беспечным казакам!Не зреть уж им родного Дона,Не слышать колоколов звона!Уже чеченец под горой,Железная кольчуга блещет;Уж лук звенит, стрела трепещет,Удар несется роковой!..Казак! казак! увы, несчастный!Зачем злодей тебя убил?Зачем же твой свинец опасныйЕго так быстро не сразил?..
XVII
Так пленник бедный мой уныло,Хоть сам под бременем оков,Смотрел на гибель казаков.Когда ж полночное светилоВосходит, близ забора онЛежит в ауле – тихий сонЛишь редко очи закрывает.С товарищами – вспоминаетО милой той родной стране;Грустит; но больше чем оне...Оставив там залог прелестный,Свободу, счастье, что любил;Пустился он в край неизвестный,И... всё в краю том погубил.
Часть вторая
XVIII
Однажды, погружась в мечтанье,Сидел он позднею порой;На темном своде без сияньяБесцветный месяц молодойСтоял, и луч дрожащий, бледныйЛежал на зелени холмов,И тени шаткие деревКак призраки на крыше беднойЧеркесской сакли прилегли.В ней огонек уже зажгли,Краснея он в лампаде меднойЧуть освещал большой забор...Всё спит: холмы, река и бор.
XIX
Но кто в ночной тени мелькает?Кто легкой тенью меж кустовПодходит ближе, чуть ступает,Всё ближе... ближе... через ровИдет бредучею стопою?..Вдруг видит он перед собою:С улыбкой жалости немойСтоит черкешенка младая!Дает заботливой рукойХлеб и кумыс прохладный свой,Пред ним колена преклоняя.И взор ее изобразилДуши порыв, как бы смятенной.Но пищу принял русский пленныйИ знаком ей благодарил.
XX
И долго, долго, как немая,Стояла дева молодая.И взгляд как будто говорил:«Утешь себя, невольник милый;Еще не всё ты погубил».И вздох не тяжкий, но унылыйВ груди раздался молодой;Потом чрез вал она крутойДомой пошла тропою мшистой,И скрылась вдруг в дали тенистой,Как некий призрак гробовой.И только девы покрывалоЕще очам вдали мелькало,И долго, долго пленник мойСмотрел ей вслед – она сокрылась.Подумал он: но почемуОна к несчастью моемуС такою жалостью склонилась —Он ночь всю не смыкал очей;Уснул за час лишь пред зарей.
XXI
Четверту ночь к нему ходилаОна и пищу приносила;Но пленник часто всё молчал,Словам печальным не внимал;Ах! сердце полное волненийЧуждалось новых впечатлений;Он не хотел ее любить.И что за радости в чужбине,В его плену, в его судьбине?Не мог он прежнее забыть...Хотел он благодарным быть,Но сердце жаркое терялосьВ его страдании немом,И как в тумане зыбком, в немБез отголоска поглощалось!..Оно и в шуме, и в тишиТревожит сон его души.
XXII
Всегда он с думою унылойВ ее блистающих очахВстречает образ вечно милый.В ее приветливых речахЗнакомые он слышит звуки...И к призраку стремятся руки;Он вспомнил всё – ее зовет...Но вдруг очнулся. Ах! несчастный,В какой он бездне здесь ужасной;Уж жизнь его не расцветет.Он гаснет, гаснет, увядает,Как цвет прекрасный на заре;Как пламень юный, потухаетНа освященном алтаре!!!
ХХIII
Не понял он ее стремленья,Ее печали и волненья;Не думал он, чтобы онаИз жалости одной пришла,Взглянувши на его мученья;Не думал также, чтоб любовьТочила сердце в ней и кровь;И в страшном был недоуменье.... . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Но в эту ночь ее он ждал...Настала ночь уж роковая;И сон от очей отгоняя,В пещере пленник мой лежал.
XXIV
Поднялся ветер той порою,Качал во мраке дерева,И свист его подобен вою —Как воет полночью сова.
Сквозь листья дождик пробирался;Вдали на тучах гром катался;Блистая, молния струёйПещеру темну озаряла,Где пленник бедный мой лежал,Он весь промок и весь дрожал…. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Гроза по-малу утихала;Лишь капала вода с дерев;Кой-где потоки меж холмовСтруею мутною бежалиИ в Терек с брызгами впадали.Черкесов в темном поле нет...И тучи врозь уж разбегают,И кой-где звездочки мелькают;Проглянет скоро лунный свет.
XXV
И вот над ним луна златаяНа легком облаке всплыла;И в верх небесного стекла,По сводам голубым играя,Блестящий шар свой провела.Покрылись пеленой сребристойХолмы, леса и луг с рекой.Но кто печальною стопойИдет один тропой гористой?Она... с кинжалом и пилой; —Зачем же ей кинжал булатный?Ужель идет на подвиг ратный!Ужель идет на тайный бой!..Ах, нет! наполнена волнений,Печальных дум и размышлений,К пещере подошла она;И голос раздался известный;Очнулся пленник как от сна,И в глубине пещеры теснойСадятся... долго они тамНе смели воли дать словам...Вдруг дева шагом осторожнымК нему вздохнувши подошла;И руку взяв, с приветом нежным,С горячим чувством, но мятежным,Слова печальны начала:
XXVI
«Ах! русский! русский! что с тобою!Почто ты с жалостью немою,Печален, хладен, молчалив,На мой отчаянный призыв...Еще имеешь в свете друга —Еще не всё ты потерял...Готова я часы досугаС тобой делить. Но ты сказал,Что любишь, русский, ты другую.Ее бежит за мною тень,И вот об чем, и ночь и день,Я плачу, вот об чем тоскую!..Забудь ее, готова яС тобой бежать на край вселенной!Забудь ее, люби меня,Твоей подругой неизменной...»Но пленник сердца своегоНе мог открыть в тоске глубокой,И слезы девы черноокойДуши не трогали его...«Так, русский, ты спасен! но преждеСкажи мне: жить иль умереть?!!Скажи, забыть ли о надежде?..Иль слезы эти утереть?»
XXVII
Тут вдруг поднялся он; блеснулиЕго прелестные глаза,И слезы крупные мелькнулиНа них как светлая роса:«Ах, нет! оставь восторг свой нежный,Спасти меня не льстись надеждой;Мне будет гробом эта степь;Не на остатках, славных, бранных,Но на костях моих изгнанныхЗаржавит тягостная цепь!»Он замолчал, она рыдала;Но ободрилась, тихо встала,Взяла пилу одной рукой,Кинжал другою подавала.И вот, под острою пилойСкрыпит железо; распадаетБлистая цепь и чуть звенит.Она его приподымает;И так рыдая говорит:
XXVIII
«Да!.. пленник... ты меня забудешь...Прости!.. прости же... навсегда;Прости! Навек!.. Как счастлив будешь,Ax!.. вспомни обо мне тогда...Тогда!.. быть может, уж могилойЖеланной скрыта буду я;Быть может... скажешь ты уныло:Она любила и меня!..»И девы бледные ланиты,Почти потухшие глаза,Смущенный лик, тоской убитый,Не освежит одна слеза!..И только рвутся вопли муки...Она берет его за рукиИ в поле темное спешит,Где чрез утесы путь лежит.
XXIX
Идут, идут; остановились,Вздохнув, назад оборотились;Но роковой ударил час...Раздался выстрел – и как разМой пленник падает. Не муку,Но смерть изображает взор;Кладет на сердце тихо руку...Так медленно по скату гор,На солнце искрами блистая,Спадает глыба снеговая.Как вместе с ним поражена,Без чувства падает она;Как будто пуля роковаяОдним ударом, в один миг,Обеих вдруг сразила их.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
XXX
Но очи русского смыкаетУж смерть холодною рукой;Он вздох последний испускает,И он уж там – и кровь рекойЗастыла в жилах охладевших;В его руках оцепеневшихЕще кинжал блестя лежит;В его всех чувствах онемевшихНавеки жизнь уж не горит,Навеки радость не блестит.
XXXI
Меж тем черкес, с улыбкой злобной,Выходит из глуши дерев.И волку хищному подобный,Бросает взор... стоит... без слов,Ногою гордой попираетУбитого... увидел он,Что тщетно потерял патрон;И вновь чрез горы убегает.
XXXII
Но вот она очнулась вдруг;И ищет пленника очами.Черкешенка! где, где твой друг...Его уж нет.Она слезамиНе может ужас выражать,Не может крови омывать.И взор ее как бы безумныйПорыв любви изобразил;Она страдала. Ветер шумныйСвистя покров ее клубил!..Встает... и скорыми шагамиПошла с потупленной главой,Через поляну – за холмамиСокрылась вдруг в тени ночной.
XXXIII
