Николай Тихонов - Стихи
Из рук уронит скользкую иглу, И на щеках заволокнятся пятна,Ведь тот, что не придет уже обратно, Играл у ног когда-то на полу. 1921 Русская советская поэзия. Под ред. Л.П.Кременцова. Ленинград: Просвещение, 1988.
ИСКАТЕЛИ ВОДЫ Кую-Уста зовут того, кто может Своим чутьем найти воды исток. Сочти морщины на верблюжьей коже, Пересчитай по зернышку песок
Тогда поймешь того туркмена дело, Когда, от напряженья постарев, Он говорит: "Колодец ройте смело, Я сквозь песок узнал воды напев".
Но он кустарь, он только приключенец, Он шифровальщик скромненьких депеш, В нем плана нет, он - как волны свеченье, И в нем дикарь еще отменно свеж.
Его вода равна четверостишью, Пустыне ж нужны эпосы воды,Он, как бархан, он времени не слышит, Он заметает времени следы.
Но есть вода Келифского Узбоя,Но чья вода? Победы иль Беды? И там глядят в ее лицо рябое Глаза иных искателей воды.
Они хотят вести ее далеко Через Мургаб, к Теджену,- оросить Все те пески, похожие на локоть, Который нужно все же укусить.
Они правы, они от злости пьяны, Они упрямы: должно рисковать Невероятным водяным тараном Пробить пески, пустыню расковать.
Им снятся сбросы, полчища рабочих И хлопок - да,- десятки тысяч га; Их в руку сон - земля победы хочет, Она зовет на общего врага.
Кую-Уста глядит на инженера С большой усмешкой, скрытой кое-как. Тот говорит: "Ты думаешь, химера? А это, брат, вполне возможный факт!
Твои колодцы что же, это крохи... А мы Узбой наполним наконец..."Они стоят сейчас, как две эпохи, Но победит великих вод ловец! 1930 Русская советская поэзия. Под ред. Л.П.Кременцова. Ленинград: Просвещение, 1988.
РУБАШКА Сияли нам веселые подарки
Платки и голубки, По залу шел над зыбью флагов ярких
Свет голубой реки.
И день и ночь струился этот зыбкий
И теплый свет, И в этом зале не было б ошибкой
Сказать, что ночи нет.
Встал человек,- ну, как сказать короче:
Пред нами встал таким, Как будто он пришел из бездны ночи
И ночь вошла за ним.
"Мой друг - сторонник мира в Парагвае,
Его со мною нет; Он шел сюда, дорогу пробивая...
Его убили! Вот его привет!"
И в зале все, кто как ни называйся,
Увидели, вскочив, Кровавую рубашку парагвайца,
Висевшую, как в голубой ночи.
А друг держал кровавые лохмотья;
Стояли мы в молчании глухой И видели, как обрастает плотью
Что на словах борьбою мы зовем! 1951 Русская советская поэзия. Под ред. Л.П.Кременцова. Ленинград: Просвещение, 1988.
* * * Под сосен снежным серебром, Под пальмой юга золотого, Из края в край, из дома в дом Проходит ленинское слово.
Уже на дальних берегах, Уже не в первом поколенье, Уже на всех материках И чтут и любят имя: Ленин!
В сердцах народных утвержден, Во всех краях он стал любимым, Но есть страна одна, где он Свой начал путь неповтори 1000 мый,
Где были ярость, ночь, тоска, И грохот бурь в дороге длинной, Где он родного языка Любил могучие глубины,
И необъятный небосклон, И всё растущий вольный ветер... Любить Россию так, как он,Что может быть святей на свете! 1960 Русская советская поэзия. Под ред. Л.П.Кременцова. Ленинград: Просвещение, 1988.
САМИ
Мариэтте Шагинян
1
Хороший Сагиб у Сами и умный, Только больно дерется стеком. Хороший Сагиб у Сами и умный, Только Сами не считает человеком. Смотрит он на него одним глазом, Никогда не скажет: спасибо. Сами греет для бритья ему тазик И седлает пони для Сагиба. На пылинку ошибется Сами Сагиб всеведущ, как Вишну, Бьет по пяткам тогда тростниками Очень больно и очень слышно. Но отец у Сами недаром В Беджануре был скороходом Ноги мальчика бегут по базарам Все уверенней год от году.
2
Этот год был очень недобрым: Круглоухого мышастого пони Укусила черная кобра, И злой дух кричал в телефоне. Раз проснулся Сагиб с рассветом, Захотел он читать газету Гонг надменно сказал об этом. Только Сами с газетою нету. И пришлось для бритья ему тазик Поручить разогреть другому, И - чего не случалось ни разу Мул не кормлен вышел из дому.
3
Через семь дней вернулся Сами, Как отбитый от стада козленок, С исцарапанными ногами, Весь в лохмотьях, от голода тонок. Синяка круглолобая глыба Сияла, как на золоте проба. Один глаз он видел Сагиба, А теперь он увидел оба. "Где ты был, павиан бесхвостый?" Сагиб раскачался в качалке. Отвечал ему Сами просто: "Я боялся зубов твоей палки И хотел уйти к властелину, Что браминов и раджей выше,Без дорог заблудился в долинах, Как котенок слепой на крыше"."Ты рожден, чтобы быть послушным: Греть мне воду, вставая рано, Бегать с почтой, следить за конюшней, Я властитель твой, обезьяна!"
4
"Тот, далекий, живет за снегами, Что к небу ведут, как ступени, В городе с большими домами, И зовут его люди - Ленни *. Он дает голодным корочку хлеба, Даже волка может сделать человеком, Он большой Сагиб перед небом И совсем не дерется стеком. Сами - из магратского рода, Но свой род для него уронит: Для бритья будет греть ему воду, Бегать с почтой, чистить ему пони. И за службу даст ему Ленни Столько мудрых советов и рупий, Как никто не давал во Вселенной,Сами всех сагибов погубит!"
5
"Где слыхал ты все это, несчастный?" Усмехнулся Сами лукаво: "Там, где белым бывать опасно, В глубине амритсарских лавок. У купцов весь мир на ладони: Они знают все мысли судра, И почем в Рохилькэнде кони, И какой этот Ленни мудрый"."Уходи",- сказал англичанин. И Сами ушел с победой, А Сагиб заперся в своей спальне И не вышел даже к обеду.
6
А Сами стоял на коленях, Маленький, тихий и строгий, И молился далекому Ленни, Непонятному, как йоги, Чтоб услышал его малые просьбы В своем городе, до которого птице Долететь не всегда удалось бы, Даже птице быстрей зарницы. И она б от дождей размокла, Слон бежал бы и сдох от бега, И разбилась бы в бурях, как стекла, Огненная сагибов телега.
7
Так далеки был этот Ленин, А услышал тотчас же Сами. И мальчик стоял на коленях С мокрыми большими глазами, А вскочил легко и проворно, Точно маслом намазали бедра. Вечер пролил на стан его черный Благовоний полные ведра, Будто снова он родился в Амритсаре И на этот раз человеком,Никогда его больше не ударит Злой Сагиб своим жестким стеком!
* Так индусы произносят имя "Ленин". (Примеч. Тихонова.) 1920 Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва, "Детская Литература", 1968.
ПЕРЕКОП Катятся звезды, к алмазу алмаз, В кипарисовых рощах ветер затих, Винтовка, подсумок, противогаз И хлеба - фунт на троих.
Тонким кружевом голубым Туман обвил виноградный сад. Четвертый год мы ночей не спим, Нас голод гло 1000 дал, и огонь, и дым, Но приказу верен солдат.
"Красным полкам За капканом капкан..." ...Захлебнулся штык, приклад пополам, На шее свищет аркан.
За море, за горы, за звезды спор, Каждый шаг - наш и не наш, Волкодавы крылатые бросились с гор, Живыми мостами мостят Сиваш!
Но мертвые, прежде чем упасть, Делают шаг вперед Не гранате, не пуле сегодня власть, И не нам отступать черед.
За нами ведь дети без глаз, без ног, Дети большой беды; За нами - города на обломках дорог, Где ни хлеба, ни огня, ни воды.
За горами же солнце, и отдых, и рай, Пусть это мираж - все равно! Когда тысячи крикнули слово: "Отдай!" Урагана сильней оно.
И когда луна за облака Покатилась, как рыбий глаз, По сломанным рыжим от крови штыкам Солнце сошло на нас.
Дельфины играли вдали, Чаек качал простор, И длинные серые корабли Поворачивали на Босфор.
Мы легли под деревья, под камни, в траву, Мы ждали, что сон придет, Первый раз не в крови и не наяву, Первый раз на четвертый год...
Нам снилось, если сто лет прожить Того но увидят глаза, Но об этом нельзя ни песен сложить, Ни просто так рассказать! 1922 Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва, "Детская Литература", 1968.
ПЕСНЯ ОБ ОТПУСКНОМ СОЛДАТЕ Батальонный встал и сухой рукой Согнул пополам камыш. "Так отпустить проститься с женой, Она умирает, говоришь?
Без тебя винтовкой меньше одной,Не могу отпустить. Погоди: Сегодня ночью последний бой. Налево кругом - иди!"
...Пулемет задыхался, хрипел, бил, И с флангов летел трезвон, Одиннадцать раз в атаку ходил Отчаянный батальон.
Под ногами утренних лип Уложили сто двадцать в ряд. И табак от крови прилип К рукам усталых солдат.
У батальонного по лицу Красные пятна горят, Но каждому мертвецу Сказал он: "Спасибо, брат!"
Рукою, острее ножа, Видели все егеря, Он каждому руку пожал, За службу благодаря.
Пускай гремел их ушам На другом языке отбой, Но мертвых руки по швам Равнялись сами собой.
"Слушай, Денисов Иван! Хоть ты уж не егерь мой, Но приказ по роте дан, Можешь идти домой".
Умолкли все - под горой Ветер, как пес, дрожал. Сто девятнадцать держали строй, А сто двадцатый встал.
Ворон сорвался, царапая лоб, Крича, как человек. И дымно смотрели глаза в сугроб Из-под опущенных век.
И лошади стали трястись и ржать, Как будто их гнали с гор, И глаз ни один не смел поднять, Чтобы взглянуть в упор.
Уже тот далёко ушел на восток, Не оставив на льду следа,Сказал батальонный, коснувшись щек: "Я, кажется, ранен. Да". 1922 Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва, "Детская Литература", 1968.
