Михаил Зенкевич - Стихотворения

1913–1916

ЗОЛОТОЙ ТРЕУГОЛЬНИК

О, прости, о прости меня моя БеатричеБез твоего светоносного тела впередиЯ обуздывал тьму первозданных величий,Заколял, как на вертеле, сердце в груди.И я с ордами мыкался. Кормясь кониной,В войлок сваленной верблюжьим потником,От пожарищ, пресыщенный лаской зверинойНа арканах пленниц гнал косяком.А ты все та же. В прозрачной одеждеС лебедями плескаешься в полдень в пруду,Твои груди — мимозы и сжимаются прежде,Чем я кудрями к ним припаду.Вот смотри — я, твой господин я невольник,Меж колен раздвинув передник из роз.Целую на мраморе царственный треугольникНежно курчавящихся золотых волос.

1913

ЖЕНЩИНЕ

Хоть отроческих снов грехиСредь терпких ласк ей не рассказаны,Но с женщиной тайно связаныСтрунами зычных мышц стихи.Как в детстве струи жгли хрустальныеИ в зное девочки, резвясь.Рядили холмики овальные,Как в волоса, в речную грязь.Мне акробаток снилась лестницаПод куполом, и так легкоНа мыльный круп коня наездницаС размаха прыгала в трико.И помню срамные видения,И в гари фабрик вечера,Но я люблю тебя не менее,Чем робким отроком, сестра.Сойди, зрачками повелительныхИ нежных глаз разрушь, разъяв,Сцепленье жвачных глыб, стремительныхСредь вод, и зарослей, и трав.Пусть дебрей случных мы наследники,Вновь наши райские сады,Неси же в лиственном переднике,Как Ева, царские плоды.

1913

Видел я, как от напрягшейся крови

Видел я, как от напрягшейся кровиЯростно вскинув трясущийся пах,Звякнув железом, заросшим в ноздрях,Ринулся бык к приведенной корове.Видел, как потная, с пенистым крапом,Словно хребтом переловленным вдругРазом осела кобыла, и с храпомЛег на нее изнемогший битюг…Жутко, услышав кошачьи сцепленья,Тигров представить средь лунных лучей..Нет омерзительней совокупленьяВинтообразного хлябких свиней.Кажется, будто горячее сало,Сладко топясь на огне я визжа,Просит, чтоб, чмокая сочно и ало,В сердце запело дрожанье ножа.Если средь ласки любовной мы сами —Стадо свиных несвежеванных туш, —Дай разрешенье, Господь, и с бесамиВ воду лавину мясную обрушь!

1913

ПЯТЬ ЧУВСТВ

Пять материков, пять океановДано моей матери, и я пятьюЛучезарными зеркалами в душу вольюСолнечный ветер млечных туманов.Приниженное искусствами Осязанье,Ты царственней остальных пяти:В тебе амеб студенистое дрожаньеИ пресмыкающихся слизкие пути.Мумму Тиамат, праматерь слепаяЛюбовного зуда, в рыбью дыруРастерзанной вечности, не она ли, слипаяКатышами, метала звездную икру…И вы, близнецы расщепленного рода,Неразделимые — кто древнее из двух —Присосы, манящие в глубь пищевода,Или музыкой ароматов дрожащий нюх.В вас прыжок электрический на кошачьих лапах,Беспокойная вскинутость оленьего венца,Прохлада источников и мускусный запахДевственной самки, зовущей самца.И вы, последние, нежные двое —Зрение и Слух,  как млечный туман,Без границ ваше царство радужное огневое,Бушующий энергиями эфирный океан.

1913

УДАВОЧКА

Эй, други, нынче в обаСмотрите до зари:Некрашеных три гробаНедаром припасли,

Помучайтесь немножко,Не спите ночь одну.Смотрите, как в окошкоРукой с двора махну.

У самого забораВ углу там ждет с листомТоварищ прокурораДа батюшка с крестом.

И доктор ждет с часами,Все в сборе — только матьНе догадались самиНа проводы позвать.

Знать, чуяла — день цельныйПросилась у ворот.Пускай с груди нательныйОтцовский крест возьмет.

Да пусть не ищет сына,Не сыщет, где лежит.И саван в три аршина,И гроб без мерки сшит.

Эй, ты, палач, казенныхРасходов не жалей:Намыль для обряженныхУдавочку  жирней!

Потом тащи живееСкамейку из-под ног,Не то, гляди, у шеиСломаешь позвонок.

А коль подтянешь ловко,Так будет и на чай:По камерам веревкуНа счастье распродай.

1913

ПЕТЕРБУРГСКИЕ КОШМАРЫ

Мне страшен летний Петербург. ВозможенЗдесь всякий бред, и дух так одинок,И на площадках лестниц ждет Рогожин,И дергает Раскольников звонок.От стука кирпича и едкой гариСовсем измученный, тащусь туда,Где брошенные дети на бульвареВ песке играют и близка вода.Но телу дряблому везде застенок:Зеленым пламенем рябит листва,У девочек вкруг голеньких коленокПод платьицем белеют кружева.Исчезло все… И я уже не чую,Что делается…Наяву? В бреду?Наверх, в квартиру пыльную пустую,Одну из них за лакомством веду.И после — трупик голый и холодныйНа простыне, и спазмы жадных нег,И я, бросающий в канал ОбводныйИ кровяной филей, и синий стек…

1912

НОЯБРЬСКИЙ ДЕНЬ

Чад в мозгу, и в легких никотин —И туман пополз… О, как тяжел тыПосле льдистых дождевых крестин,День визгливый под пеленкой желтой!

Узкий выход белому удушью —Все сирены  плачут, и гудкиС воем одевают взморье тушью,И трясут дома ломовики.

И бесстыдней скрытые от взоровНечистоты дня в подземный мракПожирает чавкающий боровСточных очистительных клоак.

И в тревоге вновь душа томиться,Чтоб себя пред тьмой не обмануть:Золота промытого крупицаНе искупит всю дневную муть.

1912

ГРЯДУЩИЙ АПОЛЛОН

Пусть там далеко в подкове лагуннойЛучезарно стынет Великий ОкеанИ, выгнувши конусом кратер лунный.Потоками пальм истекает вулкан.

Цепенеют на пурпуре синие тени,Золотится на бронзе курчавая смоль.Девушки не знают кровотечении,А женщинам неведома материнства боль…

Прислушайтесь вечером, когда серо-слизкий,На полярном закате тускло зардев,Тушью клубясь по свинцовой воде,Вздымает город фабричные обелиски.

А на железопрокатных и сталелитейныхЗаводах — горящие глыбы мозжитЭлектрический молот, и, как лава в бассейнахГранитных, бушуя, сталь бурлит.

Нового властителя, эхом о стеныУдарясь, зовут в припадке тоскиРадующиеся ночному шторму сирены,Отхаркивающие дневную мокроту гудки.

Гряди! Да воздвигнется в мощи новойНа торсе молотобойца Аполлона лик,Как некогда там на заре  ледниковойНад поваленным мамонтом радостный крик.

1913

Хотелось в безумье, кровавым узлом поцелуя

Хотелось в безумье, кровавым узлом поцелуяСтянувши порочный, ликерами пахнущий рот,Упасть и, охотничьим длинным ножом полосуя,Кромсать обнаженный мучительно-нежный живот.А прорубь окна караулили цепко гардины,А там, за малиновым, складчатым плотным драпри,Вдоль черной Невы, точно лебеди, с Ладоги льдиныКо взморью тянулись при блеске пунцовой зари.

1913

Небо, словно чье-то вымя

Небо, словно чье-то вымя,В трещины земли сухойСвой полуденный удойЛьет струями огневыми.И пока, звеня в ушах,Не закаплет кровь из носа,Все полощатся у плесаРебятишки в камышах.А старухи, на погостеПозабывшие залечь,Лезут с вениками в печьНа золе распарить кости.И тревожно ловит слух —В жидком огненном покоеЧем чудит угарный дух:Пригорит в печи жаркоеИз запекшихся старух;Иль, купаясь, кто распухнетВ синий трупик из ребят.Иль дыханьем красным ухнетВ пыльный колокол набат.

1912