Николай Тихонов - Двенадцать баллад
1922.
Афганская баллада
Р. Р.
Леса кораблей, контор редуты,Машин и монет сверкание —Вся эта мельница на ходуЗовется Великобритания.
Синебородые, глина предместий,Вершин ледяной качан,Чалма и песок — а все это вместеЗовется Афганистан.
Но синебородых людей не слабееЛюди из Лондона и Бомбея.
Им спать не дает сознанье, что вотРядом пасется вольный народ.
Им, толстым, тесно и душно,Их гордость приказ отдает,И сто бомбовозов воздушныхТотчас же выходят в поход.
Сто ястребов вышли недаромИз школы захватчиков старых,Китченера и Родса —Попробуй с ним бороться.
Задела колодец налетчиков бомба —Сразу старик завертелся и обмер.
Зарылася в пашню — пашня дыбом,Скалы заплавали точно рыбы.
Британского летчика когти остры:Жилищ обреченных полосуВ костры побросал он, заставив кострыВопить человечьим голосом.
Горы Пагмана и воды Кабула —Такие прямые — шатались сутуло.
Тогда бомбовозы стали свистатьПобеду — кичася властью —И не было рук достать их,И не было слов проклясть их.
Земля серела, точно пахУбитых лошаков,Но каждый ярд ее пропахУгрозой глубоко.
Афганец, тяжкодум густой,Не хочет покориться:— Пусть в небе ястреб не простой,Но ястреб — все же птица.
А если птица сеет гром —Мы эту птицу подобьем.
Он глазом каменным следитКривых эскадр полет,И самодельной пулей сбит…Качнулся бомболет.
За ним другой, еще за тем —Перевернулись в высоте…
Очистив к ночи небосклон,Угрюмый горец встретил сон:Он доказал, что не слабееЛюдей блестящего Бомбея.
А утром в небе выжег хвост,Свистя, сто первый бомбовоз.
И горец, по ущелью мчась, —Сто первой пулей увлечен, —Винтовку вскинул на плечо…Так эта битва началась.
1922 — 1923.
Смерть бойца
Железо в жилах уже не то,Волос на руке не колюч,А у сердца осталось ударов сто,И сердце запрут на ключ.
Ему принесли винтовку — ту,Что теперь возьмет его сын,И за приступом взятую высотуЗолотые с гербом часы.
Он открыл затвор — напрасный труд:Все патроны ушли в расход,Часы стоят — часы не идут,Им пыль переела ход.
И упала рука — с одеяла взялаСлавный лист, что положат в гроб,На листе вверху — Гельсингфорс — скала,Песий зуб внизу — Перекоп.
Лучше б яма волчья — шалый шлях,Круторебрый Уральский лом,Ему ль, точившему коготь в полях,Умирать в углу за стеклом.
Из-за Рейна руки кричат ему,Был Мюнхена лебедь ал,На Востоке с красным серпом чалмуКачает Каспийский вал.
Но слышит ухо насторожась,Что стук уже тут как тут,Четыре лопаты, враз торопясь,На Марсовом землю скребут.
1922.
Баллада о гвоздях
Спокойно трубку докурил до конца,Спокойно улыбку стер с лица.
— Команда — во фронт, офицеры вперед,Сухими шагами командир идет.
И слова равняются в полный рост:— С якоря в восемь. Курс ост.
— У кого жена, дети, брат, —Пишите, — мы не придем назад.
— Зато будет знатный кегельбан.И старший в ответ: — есть, капитан!
А самый дерзкий и молодойСмотрел на солнце над водой.
— Не все ли равно, — сказал он: где?Еще спокойней лежать в воде.
Адмиральским ушам простукал рассвет:— Приказ исполнен. Спасенных нет.
Гвозди б делать из этих людей,Крепче б не было в мире гвоздей.
1921.
Подарок
Льет кузнец в подковы серебро,Головы багровые плывут,Над Кубанью белошумною ШкуроСтавит суд — святые не спасут.
Плясом ширь до чертовой зари,Ноги бьют, как коршуны когтят,На черкесках ходнем ходят газыри,Шашки рубят ветер вперехват.
Волчий хвост свистит на башлыкеЗахочу — в кусочки размечу,Белы лебеди с бронями на реке,С пушками, царь — пушке по плечу.
И заморским он кричит ежам:— Расскажите дома королю,Краснолапы мне не сторожа,Богатырки бочками солю.
— Захочу — наставлю горбыли,Поседеет под ногой трава,А Кубань: станичник, не скули,Бьет челом и шлет дары Москва:
Каравай свинцовый да кафтан,Было б чем качаться на валу,А чтоб жажду залил атаман —Черную Кремлевскую смолу.
1922.
Баллада о старом тралере
Он недвижим, он дряхлеет междуПароходов, скинутых с учета,Плесенью одевших корпуса…Здесь живут между камней не свежихКатера с чиновничьей заботойДа скрипят ревизий голоса.
Так стареют вещи налегке:Капитан за водкой в кабаке,И компас, заброшенный без цели,Кожанной отшельник кельи,Револьвер в карманном подземельи.
Слово: смерть — печатал так легко ведьЧерный, полированный станок,Как и тралер, он отведал крови,И врага на траверсе стерег.
Но теперь безмолвен барабан —Букв свинцовых старое изданье,Цензор тишине обрек, и вотНикуда уже который годОт таможни полосатой зданья,Якорного, ржавого шатанья —Крепок рук веревочных аркан…Тралер спит и видит сон пока:
— Он бродит, море шевеля,И всюду минные поля,
Весь мир покрыт одной волной,И корабли идут стеной,
Победой душу веселя —Но всюду минные поля.
За плеском — плеск, и все в огне —И флот прославленный на дне.
И сотни рук и сотни трубВедут с акулами игру.
Кто возвращается со дна?Опять над морем тишина…
И море мирно, как земля,Но всюду минные поля.
В порту над темною водойВдруг встрепенется тралер сонный,И весь дрожит, палач седой,Предсмертной грезой увлеченный…
А это только ветер в бокЕго ударил, и замолк…
1921–1923.
Всадники
Под ремень, ремень и стременаЗвякнули о сумы — переметы,Пальцы на поводьях, как узлы,Желты, не велики, не малы, —Погрызи, дружок, железо — на!
Город спит, устал, до сна охоч,Просверкали над домами,Над седыми ребрами дворца,В ночь, в поля, без края, без лица,В черную, лихую зыбь и ночь.
Ни подков, ни стойла, ни овса,Ледяная, длинная Двина…— Эй, латыш, лови их на прицел,Сторонись, покуда жив и цел!Гривы бьют о дюны, о леса.
Крик застыл у часовых во рту,Раскололся пограничный столб,А за киркой море и луна,Корабли шершавей полотна,Молниями шпоры на лету,
И рука над гривою тверда,И над картой пролетает глаз,Отмечает знаками черед,Веткой — рощу, паутиной — брод,Кровью — села, пеплом — города.
Весь избит копытом материк,Если б жив был опытный астролог,Он бы перечел сейчас коней,Масть узнал — цвет глаз, копыт, ремней…Над горами льдин прозрачный крик.
В паутине веток кровь хрустит,Лондон под передними ногами,Дувра меловая голова,Франции прогорклая трава,И в аркан свиваются пути.
Простонал над рельсами экспресс,Под копытом шпалы пополам,Дальше некуда, отсюда весть,— Здесь! — сказал один, и третий: — здесь!— Здесь! каких еще искать нам мест.
Утром встали, спавшие беспечноНа камнях, дорогах, на стенахКто-то выбил, выжег, положилСлед разбитых кровью жил,Точно когти звезд пятиконечных.
1922.
