Борис Сиротин - Сборник стихов
В далёком мальчишестве в тёплую летнюю пору, чаще всего перед сенокосом, когда над высоко вымахнувшими травами случаются проливные дожди, когда раскатисто грохочет гром, пел я со своими сверстниками незатейливую песенку:
Дождик, дождик, перестань,Я уеду в Иордань,Богу помолиться,Христу поклониться.
Разумеется, я тогда не знал, не мог знать, что такое Иордань, но я знал — зимой, в Крещенье некоторые обитатели нашего села окунали себя в озёрной проруби, а из незамерзающего родника даже малые ребятишки набирали в чисто вымытые бутылочки студёную воду, несли её в церковь святить. Приносил из своей моленной святую воду и мой дед, Пётр Матвеич, отдавал её бабушке, Анисье Максимовне, на сохранение. Потом садился и читал: „Тогда приходит Иисус от Галилеи на Иордан ко Иоанну креститеся от него…“ 1 июня 1990 года».
Строчки эти я выписала из общей тетради отца, в ней он начал писать свои записки — воспоминания под заглавием «Хождение за три моря», к сожалению, написаны всего две главы. Но поездка на Ближний Восток состоялась, я сопровождала отца в ней, с нами были и две моих дочери — Елизавета и Маргарита.
Эта было единственное путешествие Ф. Сухова за рубеж нашей Родины, не считая, конечно, военной поры, когда он, старший лейтенант, победоносно шествовал в составе Красной армии по дорогам Польши и Восточной Пруссии. Записок об этом интереснейшем путешествии отец не успел дописать, но остался небольшой цикл стихов, родившийся во время этого путешествия, в круизе Одесса-Латакия-Одесса на теплоходе «Башкирия» летом 1990 года.
Е. Ф. Сухова
«Море Чёрное черно от хмари…»
Море Чёрное черно от хмариТихо вечереющего дня,Что так рано усмирил, умаял,Своего угомонил коня.
Моего убаял иноходца,Породнился иноходец мойНе с замшелой глубиной колодца, —С черноморской мрачной глубиной.
А когда завечерело небо,Просияла первая звезда,Улеглась невозмутимо-немо,Уходилась мрачная вода.
Только возле дивного ЦарьградаОт короткого очнулась сна, —Встала на ноги былая радость,Возвратилась давняя весна.
Киевской Руси, её княгиниСиние возвысились глаза…Милые, родные, дорогие,Есть ли в мире эдака краса?
Есть ли в мире эдакое диво?Дива эдакого в мире нет.Солнце златолобо восходило,Отдалённый озирало Днепр.
Киевской Руси, её княгини,Блёклые ласкало зеленя,По морской, безбрежней луговинеГнало белогривого коня.
21 июня 1990 г. Пароход «Башкирия», Чёрное море, Босфор
«Бирюзовое море. И бирюзовое…»
Бирюзовое море. И бирюзовое,Прямо с неба сошедшее слово.Что сроднилось с рассветными зорями,Синевой упилось васильковой.
Я и сам васильково разведрился,Не туманю себя, не печалю.Чайка — близкого берега вестница —К моему воскрылила молчанью.
К моему пригреблась одиночеству,Одиноко плыву я по морю,Вижу я, как резвится, как топчется,Веселится вода за кормою.
Я приветствую это веселие,Сам охотно бы повеселился,Обласкал бы берёзовым северомЮга знойного милые лица.
Уроженца Алжира, АравииОсвежил бы водой родниковой…Да пребудет во славе, во здравииТот, кто конской запасся подковой.
Не утратит благополучия,Не познает горчайшей полыни…Никакая морока ползучаяИз кромешной ночи не нахлынет.
Бирюзовое море и бирюзовое,Прямо с неба сошедшее словоНе расстанутся с ясными зорями,Со своей синевой васильковой.
23 июня 1990 г. Пароход «Башкирия»,
Эгейское море
«Не дельфины выгибают спины…»
Не дельфины выгибают спины,Выгибают спины острова.Сладкой горечи родной рябиныНе теряют русские слова.
Посреди иноплемённой речиСлышу я российский говорок…Далеко и вроде недалечеЗакипает, пенится горох.
За кормою — то ли от гороха,То ль от этой кипени — бело.Зимняя мерещится дорога,Будто снегом всё перемело.
Передуло, переполошило,Запуржило полевую Русь…Потому-то остро так, так живоВсякую воспринимаю грусть.
Боль разлуки и тоску разлукиЯ стараюсь испытать, постичь, —Я свои заламываю руки,Свой потайный складываю стих.
Сладкой горечью родной рябиныСдабриваю тихие слова, —Не дельфины выгибают спины,Выгибают спины острова.
Кажут вечереющему морюМолодой Эллады терема.Ну а за бортом, а за кормоюРусская мерещится зима.
23 июня 1990 г. Пароход «Башкирия», Средиземное море
«Если бы ведала, если бы знала…»
Если бы ведала, если бы зналаМать моя, боль моя, песня моя,Что от зелёной тоски сеновалаВдруг укачу я в иные края.
Вдруг окажусь я в иной Палестине,К обетованной причалю земле…Как о несчастном, потерянном сыне,Мать моя стала б вздыхать обо мне.
А ведь и вправду потерян, затерян,На отдалённом живу берегу.Тихо гляжу на возвышенный терем,Боль свою в грустных зрачках берегу.
Грустно брожу я по берегу моря,Море-то радугой озарено.Белые-белые камушки моет,Блещет, трепещет, сияет оно.
А над сиянием этим восходитМесяца остро блистающий серп.Вроде бы вечер надвинулся, вродеВсяк человек милосерд, добросерд.
Всяк своего превозносит пророка,Да не унизит свой посох пророк!Не зарастёт диким тёрном дорога,Что на родной возвращает порог.
Что веселит, молодит подорожник,Благоухает травой-муравой, —Через любые прорвётся таможни,Проколесит голубой колеёй.
25 июня 1990 г. Сирия, Латакия
«„Да будет свет!“ — сказал Господь…»
«Да будет свет!» — сказал Господь,Свет разлился над всей землёю,Обрёл ликующую плоть,Пурпурной просиял зарёю.
Явил небесную лазурь,Лазурью одарил озера.Он виноградную лозуУпас от пагубного взора.
От жадных уберёг очей,Не узрят дня лихие очи…Во мраке потайных ночейСова зловещая хохочет.
В кромешной тьме таится зло,Добро — всегда на свет выходит,Оно прозябло, проросло,Как злак в укромном огороде.
Во храмине святой любвиСлезится кроткая лампада.Слышней ликуют воробьиНа стогнах солнечного града.
Взыскуемый открылся град,Прибежище добра и света,Где вечно зреет виноград,Среди зимы блистает лето.
Как иней стекленеет зной,Как изморось — роса на травах.Воркующей голубизнойЦветёт целебная отрава.
Горчит полынью солончак,Грустит усохшею рекою,В овечьих светится очахБиблейской ласковой тоскою.
26 июня 1990 г. Сирия, Латакия
«Где-то рядом земля Ханаана…»
Где-то рядом земля Ханаана,И Арама добреет земля…Может, поздно, а может быть, раноОзаренье нашло на меня.
Вдалеке от родного порога,От российских берез вдалекеМне иная открылась дорога,Я к иной устремляюсь реке.
Я иной освежаюсь прохладой,Сам себя укрываю в тени…Да не знают ни жажды, ни гладаТяжким зноем сморённые дни!
Пастухи аравийской пустыниУпасутся от чёрной беды,Воссияет небесный гостинец —Капля с неба сошедшей звезды.
Обернётся в росу, осчастливит,Увлажнит эта капля уста.В неоглядном песчаном разливеЕсть своя басота, красота.
Даже горечь усохшей полыниУслаждает дыханье земли.И никто-то, никто не повинен,Коль тоскуют мои журавли.
Знают — рядом земля ХанаанаСвоего превозносит царя,Потому-то как давняя ранаВосходящая рдеет заря.
27 июня 1990 г. Сирия, Латакия
