Бах Ахмедов - Стихи

17–18.03.98

Автопортрет

Пустой, холодный человекПровел по зеркалу рукой.А за окном пушистый снегОкутал город тишиной.

Провел рукой и словно стерВсе то, что памятью звалось.Покуда вечности узорНа окнах рисовал мороз.

Был день как день и тихий вечер

Был день как день и тихий вечерСпокойно в комнаты входил.Он не был радостью отмечен,Но грустным тоже вряд ли был.

Но что-то было в нем иное…Как будто вечности укол.И в ранних сумерках с тобоюМы сели ужинать за стол.

И я не мог понять источникСвоей неведомой тоски.И целовал устало ночьюТвои прозрачные виски.

Был мертв и снова стал живым

Был мертв и снова стал живым.Узнал, ответил на улыбку.Отправил в прошлое открыткус одним коротким словом: «дым».

Закончил вечности портретповерх портрета безрассудства.И погасил остатки чувства,как гасят днем ненужный свет.

В глубине ожидания время назад потечет

В глубине ожидания время назад потечети собьется февраль с монотонного снежного ритма.День, как шарик рулетки, опять на «зеро» попадет,и сбежит, словно Золушка с бала, усталая к нежности рифма.

Снова свет золотистый окрасит твой дом изнутри.И окошко твое как маяк на окраине мира.Мне так хочется снова и снова с тобой говоритьо попытке любви неуверенной, брошенной, сирой…

Мир возможностей смутных и вечных несказанных слов.Если только бы не был я снова отравлен зимою!..Но опять меня прошлым, как снегом, всего занесло.Только имя твое навсегда остается со мною.

В полупустой вагон вошла Надежда

В полупустой вагон вошла НадеждаВнимательно обвела взглядом усталые лица.Каждый узнал ее — она поняла это по глазам.И только один старик продолжал смотреть в окно.Надежда села рядом и сказала ему: «Здравствуй…»Он молча посмотрел на нее и рассмеялся.«Почему ты смеешься?» — спросила удивленно Надежда.«Потому что мне сейчас выходить» — ответил старик.

ветер напишет на стекле

ветер напишет на стеклео солнечных проводах,которые дрожат от тока моей нежностипротянутые через все небо,они подключены к твоему домучтобы ты могла включать свет своей надежды,когда в твоей душе наступают сумерки…

Вот и долгий июль доживает последние дни

Вот и долгий июль доживает последние дни.И свернутся в кольцо, как змея, его жаркие ночи.Ты не слушай меня, ты спокойно сегодня усни.Ты не слушай меня, в этой жизни похож я на прочерк.

И пустая графа остается в анкете судьбы,Там, где пишут о смысле как будто бы прожитой жизни.Ты не слушай как шепчутся все эти вечные «бы»,Не смотри, как душа моя вновь над непрожитым виснет.

Так и движемся мы: я — по кругу, а ты прямой.Ухожу от тебя и на новом кругу возвращаюсь.Ты не слушай меня, все дороги приводят домой,Даже если с тобой навсегда я сегодня прощаюсь.

Время рисует крестик

Время рисует крестик.Вечность рисует нолик.Душа — игровое поле.И кажется, вновь ничья.

Вселенский снег. Конца и края

Вселенский снег. Конца и краяНе видно белизне слепой.Стоят дома, как буквы БрайляВ раскрытой книге мировой.

.

Гадать по старой карте мира

Гадать по старой карте мира,по лоскуткам морей и стран.Пока дождем ликует сырость,даря отравленный туман.

Гадать по карте… Океаныхранят безмолвие глубин.И мне вдруг кажется так странно,что в прошлой жизни я любил.

Любил, дышал в твои ладони,Хотел твоими снами стать.К чему гадать? Мой остров тонет.А я устал его спасать.

Глазам уже не больно

Глазам уже не больноСмотреть на странный свет.Я прошлое на бойнюВеду — спасенья нет.

За то, что привязалось,За лишние «прости».За то, что оказалосьПомехой на пути.

Оно идет покорно,Мерцает грусть в глазах.И кружит ворон черныйВ осенних небесах.

И вновь рука безвольноУпала — не могу!.И мне светло и больно,И тени на снегу.

Над миром бессловеснымНе властны мы в себе.Я шел обратно лесомИ плакал на тропе.

Грозя спокойным отчужденьем

Грозя спокойным отчужденьем,Пришла привычная зима.Посеребрила ночи тении все уснувшие дома.

А в глубине пустых объятийтаилась призрачная боль.И звезды сыпались на платье,И не кончался алкоголь.

Ветер ноябрьский кружил по городу

Ветер ноябрьский кружил по городу,Завывая не в такт осенним распевам.Трепал у бомжа рваную бороду,И кусал лицо ему колючим снегом..

А старик щурил глаза слезящиеся,Запахнув телогрейку со следами боли.И думал: «Да простятся меня стыдящиеся,А меня ненавидящие — тем более».

А когда снегопад обезглавил времяИ ночь засверкала зеркалом льда,Старик ушел, белизной немея,Чистый по чистому,не оставив следа.

забвение

забвениепробелы в текстемедленное движение сквозь пустотук начертанию нового имениощущение спирального времении нежное — в тишину — любишь ли ты меня?забвениеощущение чистой белой бумагии красоты молчанияИ возвращениетонкой радости узнаваниякогда, как бабочка на острие шпаги,душа замерла, отдыхая от прошлого знанияи Вечность дует на прозрачные крылышкии шепчет ей нежно:до свидания, душа, до свидания…

Завтра будет музыка другая

Завтра будет музыка другая.Завтра я не буду пониматьТо, что я сегодня понимаюИ пытаюсь вечности отдать.

Завтра я приму таблетку смысла.Боль утихнет и слова умрут.Ведь портрет судьбы не мной написан,А меня художником зовут.

Развязка давно наступила

Развязка давно наступила,А мы все глядим на экран.Судьба улыбается милоИ ставит на полку роман.

Прочитан, прокурен, проверен.Заметки на белых полях.Закроются старые двери,И чуть повернется Земля.

И город луною окутан,Плывет над землею сквозь ночь.И снова не спится кому-то,И что ему сможет помочь?.

Не книжка — в ней все неизменно.Не время — в нем много тоски.Но снова синеют как вены,Две рваных и нервных строки.

Пусть в них отразится надеждаИ отблеск непрожитых дней.А утром ослепшая нежностьУйдет в пустоту площадей.

Рассматривая картину средневекового китайского художника

Иероглиф судьбы черной тушью на тонкой бумаге…И прозрачный пейзаж, где гора, и тропинка петляет.И глядишь, и как будто бы слышишь журчание влаги.И как будто бы видишь, как старый монах у ручья отдыхает.

И подумаешь грустно: какое по счету рожденье?Через сколько еще предстоит мне пройти умираний?В этом мире, где каждый сражается с собственной тенью.В поднебесной, где спрятана где-то ошибка страданий.

Иероглиф судьбы, но прозрачна картина, как воздух,Чтобы свет нам дарить, и тропинкой вести на вершину,Где ладони щекочут большие колючие звезды,И монах, улыбаясь, глядит на ночную долину.

К пустоте привыкаешь, становишься с нею на «ты»