Михаил Лермонтов - Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова
III
Над Москвой великой, златоглавою,Над стеной кремлевской белокаменнойИз-за дальних лесов, из-за синих гор,По тесовым кровелькам играючи,Тучки серые разгоняючи,Заря алая подымается;Разметала кудри золотистые,Умывается снегами рассыпчатыми,Как красавица, глядя в зеркальцо,В небо чистое смотрит, улыбается.Уж зачем ты, алая заря, просыпалася?На какой ты радости разыгралася?
Как сходилися, собиралисяУдалые бойцы московскиеНа Москву-реку, на кулачный бой,Разгуляться для праздника, потешиться.И приехал царь со дружиною,Со боярами и опричниками,И велел растянуть цепь серебряную,Чистым золотом в кольцах спаянную.Оцепили место в 25 сажень,Для охотницкого бою, одиночного.И велел тогда царь Иван ВасильевичКлич кликать звонким голосом:«Ой, уж где вы, добрые молодцы?Вы потешьте царя нашего батюшку!Выходите-ка во широкий круг;Кто побьет кого, того царь наградит,А кто будет побит, тому бог простит!»
И выходит удалой Кирибеевич,Царю в пояс молча кланяется,Скидает с могучих плеч шубу бархатную,Подпершися в бок рукою правою,Поправляет другой шапку алую,Ожидает он себе противника…Трижды громкий клич прокликали —Ни один боец и не тронулся,Лишь стоят да друг друга поталкивают.
На просторе опричник похаживает,Над плохими бойцами подсмеивает:«Присмирели, небойсь, призадумались!Так и быть, обещаюсь, для праздника,Отпущу живого с покаянием,Лишь потешу царя нашего батюшку».
Вдруг толпа раздалась в обе стороны —И выходит Степан Парамонович,Молодой купец, удалой боец,По прозванию Калашников,Поклонился прежде царю грозному,После белому Кремлю да святым церквам,А потом всему народу русскому.Горят очи его соколиные,На опричника смотрят пристально.Супротив него он становится,Боевые рукавицы натягивает,Могутные плечи распрямливаетДа кудряву бороду поглаживает.
И сказал ему Кирибеевич:«А поведай мне, добрый молодец,Ты какого роду, племени,Каким именем прозываешься?Чтобы знать, по ком панихиду служить,Чтобы было чем и похвастаться».
Отвечает Степан Парамонович:«А зовут меня Степаном Калашниковым,А родился я от честнова отца,И жил я по закону господнему:Не позорил я чужой жены,Не разбойничал ночью темною,Не таился от свету небесного…И промолвил ты правду истинную:По одном из нас будут панихиду петь,И не позже, как завтра в час полуденный;И один из нас будет хвастаться,С удалыми друзьями пируючи…Не шутку шутить, не людей смешитьК тебе вышел я теперь, бусурманский сын,Вышел я на страшный бой, на последний бой!»
И услышав то, КирибеевичПобледнел в лице, как осенний снег:Бойки очи его затуманились,Между сильных плеч пробежал мороз,На раскрытых устах слово замерло…
Вот молча оба расходятся,Богатырский бой начинается.
Размахнулся тогда КирибеевичИ ударил впервóй купца Калашникова,И ударил его посередь груди —Затрещала грудь молодецкая,Пошатнулся Степан Парамонович;На груди его широкой висел медный крестСо святыми мощами из Киева,И погнулся крест и вдавился в грудь;Как роса из-под него кровь закапала;И подумал Степан Парамонович:«Чему быть суждено, то и сбудется;Постою за правду до последнева!»Изловчился он, приготовился,Собрался со всею силоюИ ударил своего ненавистникаПрямо в левый висок со всего плеча.
И опричник молодой застонал слегка,Закачался, упал зáмертво;Повалился он на холодный снег,На холодный снег, будто сосенка,Будто сосенка, во сыром боруПод смолистый под корень подрубленная.И, увидев то, царь Иван ВасильевичПрогневался гневом, топнул о землюИ нахмурил брови черные;Повелел он схватить удалова купцаИ привесть его пред лицо свое.
Как возгóворил православный царь:«Отвечай мне по правде, по совести,Вольной волею или нехотя,Ты убил на смерть мово верного слугу,Мово лучшего бойца Кирибеевича?»
«Я скажу тебе, православный царь:Я убил его вольной волею,А за что про что – не скажу тебе,Скажу только богу единому.Прикажи меня казнить – и на плаху нестьМне головушку повинную;Не оставь лишь малых детушек,Не оставь молодую вдову,Да двух братьев моих своей милостью…»
«Хорошо тебе, детинушка,Удалой боец, сын купеческий,Что ответ держал ты по совести.Молодую жену и сирот твоихИз казны моей я пожалую,Твоим братьям велю от сего же дняПо всему царству русскому широкомуТорговать безданно, беспошлинно.А ты сам ступай, детинушка,На высокое место лобное,Сложи свою буйную головушку.Я топор велю наточить-навострить,Палача велю одеть-нарядить,В большой колокол прикажу звонить,Чтобы знали все люди московские,Что и ты не оставлен моей милостью…»
Как на площади народ собирается,Заунывный гудит-воет колокол,Разглашает всюду весть недобрую.По высокому месту лобному,Во рубахе красной с яркой запонкой,С большим топором навостреныим,Руки голые потираючи,Палач весело похаживает,Удалова бойца дожидается,А лихой боец, молодой купец,Со родными братьями прощается:
«Уж вы, братцы мои, други кровные,Поцалуемтесь да обнимемтесьНа последнее расставание.Поклонитесь от меня Алёне Дмитревне,Закажите ей меньше печалиться,Про меня моим детушкам не сказывать.Поклонитесь дому родительскому,Поклонитесь всем нашим товарищам,Помолитесь сами в церкви божиейВы за душу мою, душу грешную!»
И казнили Степана КалашниковаСмертью лютою, позорною;И головушка бесталаннаяВо крови на плаху покатилася.
Схоронили его за Москвой-рекой,На чистом поле промеж трех дорог:Промеж тульской, рязанской, владимирской,И бугор земли сырой тут насыпали,И кленовый крест тут поставили.И гуляют шумят ветры буйныеНад его безымянной могилкою.И проходят мимо люди добрые:Пройдет стар человек – перекрестится,Пройдет молодец – приосанится,Пройдет девица – пригорюнится,А пройдут гусляры – споют песенку.
* * *Гей вы, ребята удалые,Гусляры молодые,Голоса заливные!Красно начинали – красно и кончайте,Каждому правдою и честью воздайте.Тароватому боярину слава!И красавице-боярыне слава!И всему народу христианскому слава!
Примечания
Печатается по «Стихотворениям М. Лермонтова», СПб., 1840, стр. 1—31.
Стихи
Вот об землю царь стукнул палкою,И дубовый пол на полчетвертиОн железным пробил оконечником —Да не вздрогнул и тут молодой боец.
ошибочно пропущенные при наборе, восстановлены по «Литературным прибавлениям к Русскому инвалиду» (1838, № 18, 30 апреля, стр. 344—347), где поэма была впервые опубликована за подписью «—въ» (в общем оглавлении «М. Ю. Лермонтов»).
В издании «Стихотворений М. Лермонтова» имеются искажения, исправленные по тексту «Лит. прибавл. к Русск. инвалиду»:
в изд. «Стихотворений» – в скобочках даны варианты в настоящем издании:
три дня (три дни)
на дворе (подворье)
на обе (в обе)
света (свету)
Автограф не известен.
Текст «Стихотворений» 1840 г. отличается от первопечатного некоторой нивелировкой орфографии: «разделят» вместо «разделют», «ходят» вместо «ходют», «смотрят» вместо «смотрют» , «нонече» вместо «нониче», «выйду» вместо «выду» и т. д. Эти разночтения в раздел вариантов не включены.
В «Стихотворениях М. Лермонтова» 1840 года поэма датирована 1837 годом. А. Н. Пыпин, со слов А. А. Краевского, писал: «„Песня“ была первое стихотворение, присланное Лермонтовым с Кавказа в 1837 г. Краевскому, издававшему тогда „Литературные прибавления“» (Соч. под ред. Ефремова, т. 1, 1873, стр. LI—LII). Возможно, что замысел «Песни» возник несколько раньше, так как А. П. Шан-Гирей в своих воспоминаниях относит создание этой поэмы к периоду «до 1837 г.» («Русск. обозрение», 1890, т. IV, стр. 738).
Опубликование поэмы встретило серьезные препятствия. Содержание произведения провозглашало право личности на свободу и независимость; под пером опального поэта эта идея звучала особенно остро. В начале 1838 года Лермонтов был возвращен из ссылки и переведен с Кавказа в Гродненский гусарский полк, стоявший в Новгороде. Краевский рассказывал Пыпину, что когда «Песня» была направлена в цензуру, то «цензор нашел совершенно невозможным делом напечатать стихотворение человека, только что сосланного на Кавказ за свой либерализм. Издатель „Прибавлений“ выручил стихотворение только тем, что обратился к Жуковскому, который был в великом восторге от стихотворения Лермонтова, находил, что его непременно надо печатать, и дал г. Краевскому письмо к министру народного просвещения. Уваров нашел, что цензор был прав в своих опасениях, но разрешил печатание на своей ответственности, не позволив, однако, ставить имени Лермонтова, которое было заменено случайными буквами» (Соч. под ред. Ефремова, т. 1, 1873, стр. LII).
