Двор чудес - Ирина Владимировна Одоевцева

«Я с юности всегда умела…»

Я во сне и наяву

С наслаждением живу.

И. О.

Я с юности всегда умела

В улыбку и веселье превращать

Отчаянье

И в праздники —

Безрадостные будни.

И всем вокруг меня —

И даже мне самой —

Казалось, невозможно быть

Счастливее меня.

И долго на земле я так жила,

Добра не делая, не помня зла,

Гордясь собою и своим уменьем

Во сне и наяву

Жить с наслажденьем.

И вот теперь,

Оглядываясь, как с горы,

На прошлое мое,

Я вижу ясно,

Что нет в нем дня,

Нет даже часа,

Который бы хотела

Я заново, вторично пережить,

И, значит, я всегда была несчастна.

Ни в книгах, ни в людских сердцах

Следа я не оставлю по себе.

И значит, жизнь я прожила напрасно,

И лучше бы мне вовсе не родиться.

Да, это так, и это очень больно.

И все-таки наперекор всему —

Сама не понимая почему —

Я продолжаю улыбаться

И в праздник будни превращать.

1971

«Как этот летний вечер тих…»

Как этот летний вечер тих,

Как нежно стелется и вьется

Тень будущего здесь, у ног моих.

Луна плывет по легким облакам,

В ее магическом сияньи,

Где будущее стало прошлым,

А прошлое воркует голубком,

Жасминовым кустом цветут, благоухая,

Мои надежды и мечты —

Те, что меня так горько обманули,

Но обернулись все-таки победой,

Восточной засияв звездой

Над неудавшейся моей судьбой.

– Но погоди, постой, постой!

А как же я, а как же ты,

Теперь, когда мы встретились с тобой

Не в прошлом-будущем,

А в настоящем?

Не там когда-нибудь

И не когда-то там,

А здесь – сегодня и сейчас?

О, неужели и для нас

Еще не кончена игра

И будут завтра и вчера —

Дни лучезарные

И ночи до утра

На самом деле?..

1969

«В рассветный час метаморфоз…»

Г. И.

В рассветный час метаморфоз

Шиповник, что здесь ночью рос,

Орлицей в тучи улетел,

И лепестки ширазских роз —

Душистой прелести предел —

Как рифмы, падают попарно

На волны озера Локарно,

Вернее, на Лаго Маджоре,

Вдруг превратившееся в море.

А я – не знаю я иль ты? —

С междупланетной высоты,

Волнуясь, мучась и любя,

Твоими жадными глазами

Гляжу, прищурясь, на себя,

Как на портрет в зеркальной раме.

1968

«Я в руку камушек беру…»

Я в руку камушек беру

И согреваю его своим дыханьем,

И вот он исчезает,

                             он превращается в змею,

Свисающую с гибкой ветки ивы,

В благоуханное дыханье сонных роз,

В прозрачное очарованье

Июльской лунной ночи и

Ширококрылым вдохновеньем

Перелетает океан,

Чтоб звездной музыкой наполнить слух

Мне незнакомого поэта.

А я испуганно гляжу

На узкую свою ладонь

И начинаю

Взволнованно, как в полусне,

Ритмично повторять слова,

Слова, что прозвучат

В еще никем не созданных стихах,

Преображая

До дыр и вдрызг изношенную тему

О жизни,

              смерти

                         и любви.

1968

««Вращается Фортуны колесо»…»

Ренэ Герра

«Вращается Фортуны колесо»,

Но я не думаю об этом.

Желанье стать простым предметом,

Обожествленным Пикассо,

Всю ночь тревожило меня, —

Серебряною ложечкой звеня,

Подсвечником иль утюгом —

Перенестись на полотно

Бессмертным красочным пятном.

Хочу, чтоб было мне дано

Мильоны стоить и в музее,

Недели, годы и века,

Пока течет «времен река»,

Мной восхищались ротозеи.

1967

«Луна качается на облаках…»

Луна качается на облаках,

То умирая,

                 то воскресая.

Нет, я в жизни совсем другая,

Чем в стихах.

Так, скажите, с какой же стати

Стану вам я, мой друг читатель,

Под обманчивой луной

Назначать свидание с собой?

1967

«Нежданно, хоть, пожалуй, зря…»

Ирине Сабуровой

Нежданно, хоть, пожалуй, зря,

В ночь на восьмое октября

Открылся мне и стал понятен

Тот хрупкий параллельный мир,

Где вздохи муз, и всплески лир,

И много звездных пятен,

Где все пути ведут к добру,

Где жизнь похожа на игру,

На зеркало в хрустальной раме,

Где нет ни дерева, ни пня,

Три тигры смотрят на меня

Почтительно зелеными глазами.

Мюнхен, 1967

«Но была ли на самом деле…»

Г. И.

Но была ли на самом деле

Эта встреча в Летнем саду

В понедельник, на Вербной неделе,

В девятьсот двадцать первом году?

Я пришла не в четверть второго,

Как условлено было, а в пять.

Он с улыбкой сказал: – Гумилева

Вы бы вряд ли заставили ждать.

Я смутилась. Он поднял высоко,

Чуть прищурившись, левую бровь.

И ни жалобы, ни упрека.

Я подумала: это любовь.

Я сказала: – Я страшно жалею,

Но я раньше прийти не могла. —

Мне почудилось вдруг – на аллею

Муза с цоколя плавно сошла.

И бела, холодна и прекрасна,

Величаво прошла мимо нас,

И все стало до странности ясно

В этот незабываемый час.

Мы